— Черт с тобой, золотая рыбка, — сказал Гериловичу Виктор Павлович, просмотрев мои бумаги. — Плыви себе нахрен. И акулку пера эту с собой забери. Сам буду его материалы просматривать.

Понимание, насколько сильно я попал, и во что всё это может вылиться, пришло несколько позже — когда мы шли, вдыхая прохладный ночной воздух, по району типичных" хрущовок". Местные жители — советские специалисты, афганцы из госслужащих и все остальные почему-то называли эту часть Кабула то Старый, то Новый район — по-разному. Может быть, раньше тут был один микрорайон, а потом пристроили еще один? Черт его знает.

— Это где это мы были, Казимир Стефанович? Что за дом такой, погружен во мрак?..

— "...на семи лихих, продувных ветрах!" — подпел Герилович. — Он и есть, Гера, он и есть. Представительство конторы с аббревиатурой из трех букв. Думаю, ты и сам понял.

Это было странно. Кажется, ведомство Гериловича и эта самая "контора из трех букв" не особо ладили, но что я знаю о местных раскладах? Вообще, я старался об этом не думать — но периодически накатывало. По-хорошему — один щелчок пальцев, и отправляется Гера Белозор деревья валить куда-нибудь в Надым. Или в Надыме — тундра и нет деревьев? В любом случае — Надым может и раем показаться, если какой-нибудь секретный энтузиаст решит взяться за меня всерьез... Надеюсь — не решит. Да и Сазонкин вроде как говорил, что прикроет меня, если я сильно наглеть не буду. Но что значит "сильно" в моей ситуации?

У одного из подъездов дежурил афганский сарбоз с автоматом наперевес: наверное, там жил какой-то важный местный чиновник. Тут была вода, газ в баллонах, электричество — не очень-то это отличалось от того же Термеза. Но впечатление было обманчивым — в паре километров отсюда, на склонах гор ютились убогие глинобитные хижины, где и воды-то нет, не говоря уже о центральной канализации и линиях электропередач!

Каждое утро профессиональные водоносы наполняли свои огромные кожаные бурдюки внизу, на водопроводах центральных улиц, и пёрли на своих спинах наверх пешком, чтобы продать за какие-то гроши таким же нищим людям, как и они сами. Десять афгани за бурдюк — этого едва хватало на ужин... И так жила большая часть Кабула, да что там — большая часть всей страны!

— К пресс-атташе я тебя сегодня не поведу. Пойдем есть и спать, — заявил Герилович. — Так что особенно не разгоняйся — мы уже почти добрались. Тут у девочек в двушке комната свободная...

— У девочек? — напрягся я.

— Ну, русистки. Как правильно? В общем — преподаватели русского языка. Хорошие девочки. Бывалые. Сомали прошли, например, — он решительно шагнул в подъезд и принялся подниматься по лестнице.

— Ах, Сомали-и-и-и... — сделал вид я, что понял. — Слушай, а мы вот так шатаемся — комендантского часа разве нет?

— Есть. Но не для нас.

Он помахал рукой военному патрулю — солдаты были то ли узбеками, то ли туркменами. Военнослужащие козырнули, но как-то вяло. Откуда тут его все знают? Он что — пресловутый "русский Рэмбо"?

Дверь была типично наша, советская. Даже матерное слово, выцарапанное скромненько, в левом верхнем углу имелось. "Ирка из 17 кв — бл..дь". Ну, куда ж без этого! Страсти кипят!

По серым бетонным ступеням мы поднимались наверх — конечно, в 17 квартиру. Металлические цифры крепились позолоченными гвоздиками к обитой дерматином двери — как будто и не в Афгане вовсе. Герилович по-хозяйски сунул руку за дверной косяк, извлек оттуда ключ и сунул его в замочную скважину.

— Может, постучать нужно? — спросил я.

— Ай, успокойся, — отмахнулся полковник. — Они нормальные. Да и спят, наверное, чего будить?

Нормальные? Ну, не знаю...

В прихожей стало понятно — не спят! Негромкие голоса раздавались с кухни, оттуда в коридор проникал желтый электрический свет и запахи свежей выпечки. Кажется — ванильной.

— Хозяйки, встречайте гостей! — Казимир Стефанович абсолютно не стеснялся.

— Казя? — голоса были молодыми и очень удивленными. — Это ты?

С кухни выбежали две женщины в одинаковых домашних халатах — желтеньких, в белый горошек. Что про них можно было сказать? Симпатичные, подтянутые, без возраста — они вполне могли бы сыграть у Верховена в "Звездном десанте", очень органично бы смотрелись.

— Ирочка, ВерОника — я привел вам Белозора, — полковник по очереди поцеловал ручку каждой из них, произнеся имя рыжей кудрявой "русистки" с ударением на второй слог. — Это тот Белозор, который штаны придумал.

— Ого-о-о-о! — Ирочка — стриженная под каре блондинка, про которую на двери понаписывали всякого, даже книксен сделала. — И маньяка он ловил? Вот оно как бывает — обещали к нам в Москву на семинар его затащить, а тут в Кабуле встретились...

— Так, даражэнькия вы мои... — хлопнул в ладоши Герилович. — Помните, как в сказке — напоить, накормить, в баньке попарить — а потом уже и...

— И спать уложить? — уточнила неугомонная Ира, стреляя на нас глазами.

— И разговоры разговаривать! — погрозил пальцем Казимир Стефанович, внезапно оказавшийся Казей.

— Мы с гостинцами! — опомнился я.

Тушенка, сгущенка, вяленая рыба, черный хлеб — совсем сухой, но тут его ценили в любом виде, сушеные яблоки и груши... Я был подготовленным парнем, мне вроде как разъяснили, что будут рады видеть специалисты, скучающие по дому. Еще в тему была бы селедка и сало, но если б я тащил всё это из Минска в Кабул, то привёз бы, скорее всего, ростки новой, зарождающейся цивилизации, а не вожделенные гостинцы из Союза.

— Ой, какие вы молодцы, мальчики! — тут же расцвели "русистки". — Идите в комнату, потом — помыться вам с дороги, наверное, надо. А мы пока на стол сообразим!

В комнате имелись две фанерные кровати, шкаф, стол, тумбочки, вентилятор, занавески, какая-то картина на стене...

— Еще бы печатную машинку — и совсем хорошо было бы! — проговорил я.

— Печатную машинку? — удивился Герилович. — На кой черт тебе... А-а-а-а! Так ты думаешь здесь обосноваться? Тебе кто больше понравился — Ирка или ВерОника?

— Тася, — ответил я. — Мне больше Тася понравилась.

— Какая еще Тася? — Казя склонил голову набок, как птица.

Я полез за кошельком и достал оттуда фотокарточку.

— Вот эта.

— Ого! Вот это царевна так царевна! Одобряю! Жена?

— Невеста.

— То есть ВерОнике ничего сегодня не светит? Видал, как она на тебя смотрела?

Мне казалось, что смотрела на меня как раз-таки Ирина. Ну, да и черт с ними обоими.

— Определенно — ВерОнике ничего не светит. Я намереваюсь со всей страстью и пылом выспаться на этой замечательной кровати, — заявил я.

— Хозяин — барин! — широко улыбнулся Герилович. — Надеюсь, спишь ты крепко! Потому что у меня совсем другие планы...

Плевать мне было на его другие планы. Спал я как убитый, даже Каневский ночью не приходил, за что я ему был особенно благодарен.

— Такие видеокассеты — формата VHS — были большой редкостью в Союзе начала восьмидесятых годов, — Каневский ходил взад и вперед по душному коридору, мешая мне дремать на стуле под кабинетом пресс-атташе советского посольства, и размахивал в воздухе черной пластмассовой видеокассетой. — А тем более редкой была запись, которую можно было просмотреть, используя дефицитный импортный видеомагнитофон — например, "Филипс". Или советский — "Электроника ВМ-12", но это только после 1982 года. Как известно, секса в СССР не было, и порнография отсутствовала как явление...

— Господи, Леонид Семёнович... Ну, причем тут порнография? И вообще — Афганистан не ваша епархия. Дайте поспать, ради всего святого!

— Неискушенные юные шурави из частей, размещенный в Кабуле, нередко приобретали кассеты с "клубничкой" у местных торговцев во время поездок в город, — не унимался Каневский, вглядываясь сурово мне прямо в лицо . — Точно так же поступил младший сержант Прохоров, уроженец города Владимир. Лавочник-нуристанец продал ему фильм, произведенный в Федеративной республике Германия, и обещал незабываемые минуты у экрана. Сторонник исмаилитских фанатиков знал, о чем говорил — внутри кассеты было спрятано взрывное устройство...