Моя рука находит путь между моих ног, и я отталкиваю ткань своего летнего платья, прижимая пальцы к трусикам, которые на мне надеты, не отрывая взгляда. Я никогда не делала этого раньше, никогда не доставляла себе удовольствия. Я всегда думала, что это как-то неправильно… Но сейчас… Кажется, я не могу сопротивляться. Он наконец-то покончил с ее рубашкой, и в итоге она оказалась на полу. Он расстегивает ее лифчик, и ее груди выпрыгивают свободно, полные и так непохожие на мою недоразвитую пару.

— Кейд, — шепчет она достаточно громко, чтобы я услышала, и я отодвигаю трусики в сторону, задыхаясь, когда вхожу в свое собственное тело.

Это так неправильно, но это так чертовски горячо.

Она обхватывает ногами его торс, и я вижу, как он возится с застежкой-молнией, но, как я ни стараюсь, я не вижу ничего, кроме его рук, направляющих себя в девушку. Он громко ругается, и я в ожидании облизываю губы, все время, представляя, что это я на капоте машины. Мой сводный брат теперь двигается внутри нее, сжимая ее обеими руками, пока она стонет в экстазе, а мои пальцы еще сильнее теребят клитор. Я как раз собираюсь кончить, но не могу, не увидев его лица, когда он придёт к финалу.

Кейд трахает девушку, а я трахаю себя, и по выражению его лица я вижу, что он скоро будет на финише.

— Черт, — стонет он ей в грудь. — Черт возьми, Июньская бабочка.

Земля остановилась. Я только что правильно расслышала? Мой палец выходит из моей киски, мой первый оргазм забыт еще до того, как он наступил. Вместо этого я просто пялюсь на них. Девушка только что кончила, я уверена, но что-то кажется неправильным. В перерывах между стонами она свирепо смотрела на Кейда.

— Июньская бабочка? — яростно спрашивает она. — Как, твоя маленькая сводная сестра Джун?

Кейд молчит. Девушка отталкивает его, и я уверена, что он мог бы остановить ее, но он просто позволяет ей уйти. Униженная, она поднимает свою одежду и бросает на него взгляд, полный отвращения.

— Ты мог бы, по крайней мере, назвать меня другим именем, ты, больной ублюдок, — выплевывает она на него, а затем вылетает из гаража, в то время как я смотрю с открытым ртом.

Что только что произошло? Прежде чем я успеваю подумать, Кейд поднимает взгляд, и его глаза встречаются с моими.

Блядь, блядь, блядь.

Я разворачиваюсь и пытаюсь убежать, но он догоняет меня за две секунды, хватает за волосы и тянет назад. Это больно, и я вскрикиваю от боли.

— Отпусти меня, — говорю я сердито.

Он этого не делает. Вместо этого он использует свободную руку, чтобы развернуть меня так, чтобы я была лицом к нему, его другая рука все еще запутана в моей темной копне волос.

— Как долго ты там стоишь? — Требует он, и я густо краснею.

— Достаточно долго, — отвечаю я, не понимая, почему я веду себя как соплячка. Он пристально смотрит на меня, а я не знаю почему, но, кажется, не могу отвести от него взгляд.

— Бабочка… — тихо начинает он, и я никогда не слышала, чтобы он обращался ко мне таким тоном.

Он всегда груб, никогда не обращает на меня внимания, как будто я какая-то картина на стене, которая ему не особенно нравится.

— Оставь меня в покое, — плачу я, а затем говорю то, о чем тут же сожалею. — Ты больной до мозга костей. Отпусти меня.

Вот так просто его руки, его красивые, сильные руки покидают меня. Мы продолжаем смотреть друг на друга, думая о том, что только что произошло. Я только что обвинила его в том, что он извращенец, когда все, чего я хочу, это чтобы эти руки снова были на мне. Но это так неправильно. Запретно. Этого никогда не должно произойти, моя мама ясно дала понять нам об этом. И когда он резко разворачивается и уходит, я понимаю, что положила конец нашим отношениям еще до того, как они начались. Даже несмотря на то, что осознание этого разрывает меня пополам, я знаю, что так было нужно.

Кейд и Джун?

Их никогда не может быть.

В оцепенении я нахожу Паркера на подъездной дорожке, машина уже заведена.

— Ты так долго, — стонет он, пока я иду к машине, но я отказываюсь смотреть на него. Он слишком похож на Кейда, и это чертовски больно.

— Поехали, сестренка, — говорит он, когда я сажусь вперед, и он заводит двигатель.

Всё, о чем я могу думать, это о том, как Кейд трахает ту девушку на капоте своей машины, а я хочу, чтобы он надругался над моим телом…

Глава 17

Паркер

В тот день я возвращаюсь домой, зная, что она примет меня за моего брата. Я сделал это нарочно, и, по правде говоря, мне чертовски не терпится увидеть реакцию Джун, когда она увидит меня. Я запираю входную дверь, когда Джун спускается по лестнице, замирая на нижней ступеньке и неуверенно шепча:

— Кейд?

— Нет, — весело отвечаю я, поворачиваясь к ней с улыбкой.

Больно, что она все еще надеется, что это он. Но в то же время мне чертовски приятно разочаровывать ее, и видеть, как интерес вспыхивает в ее глазах всего на одно мгновение, когда она смотрит на меня… Даже несмотря на то, что она думает, что я это мой близнец.

— Всего лишь я, Паркер.

— Ты… — Она судорожно сглатывает. — Ты подстриг свои волосы?

— Да. — Я провожу руками по волосам. По Бокам выбрит, сверху длиннее — зеркальное отражение моего брата. — Тебе нравится?

— Твои волосы… — Джун впивается зубами в нижнюю губу, выглядя взволнованной. — Стали такие же, как у Кейда.

— Это всего лишь стрижка. — Я подхожу к ней и заключаю в объятия. — Но это одурачило тебя, не так ли? — Она напрягается в моих руках, почти слегка отталкивая меня, когда я целую макушку ее темных волос. — Что? — Я надуваю губы. — Тебе не нравится?

— Класс… молодец, — наконец удается выдавить ей из себя.

Когда она отстраняется, выражение ее лица трудно прочесть. Я знаю, что сбил ее с толку, и мне это как раз подходит. Теперь она еще больше разрывается между нами двумя, и я собираюсь использовать это в свою пользу.

— Пойдем со мной. Я хотела показать тебе кое-что на чердаке.

Я следую за ней вверх по шаткой лестнице, ведущей на верхний этаж дома. Там она разложила чертову кучу новых художественных принадлежностей. Там есть холст, акриловые краски, масло и слишком много кистей, чтобы сосчитать. Я беру одну из них, глаза ярко сияют, когда я поворачиваюсь лицом к Джун.

— Ты сделала все это для меня? — Она кивает. — Это восхитительно, сестренка. Тебе не нужно было этого делать.

— Я хотела. — Ее улыбка теплая, неловкость, возникшая несколько минут назад, уже забыта. — Ты это заслужил. За то, что терпел меня, пока я все это время была в плохом настроении. И ты всегда можешь прийти сюда и порисовать. Здесь очень светло из-за мансардных окон.

Я согласен с ней. Я подхожу к чистому холсту. Я всегда любил их, просто голая, пустая белизна, простирающаяся над мольбертом. Желание рисовать подпитывает меня, проносясь по моим венам и наполняя потребностью самовыражаться. Я не чувствовал себя так уже давно, черт возьми, и с самого начала я понимаю, что скучал по этому. Я был так поглощен Кейдом и нашей сводной сестрой, что полностью пренебрег своим талантом. Это чертовски обидно, потому что я действительно преуспел в своем искусстве, прежде чем Кейд все испортил.

— Ты собираешься рисовать? — Спрашивает Джун, едва способная скрыть волнение в своем голосе. — Я не буду тебя беспокоить, обещаю. Я буду держаться от тебя подальше. — Она сжимает мое предплечье с мягкой улыбкой, играющей на ее губах. — Я так рада, что ты возвращаешься к этому. У тебя так много таланта, так много потенциала.

Я улыбаюсь в ответ, но мое внимание больше не приковано к сводной сестре. Вместо неё теперь чистый холст, лежащий перед нами. Не говоря ни слова, я беру деревянную палитру и начинаю смешивать цвета. Джун оставляет меня в покое, на следующие несколько часов.

На этот раз я рисую без какой-либо цели, и это, как ни странно, чертовски освобождает. Искусство всегда было для меня способом самовыражения. Я начал рисовать после первого папиного урока в спальне Джун. Мне нужно было как-то избавиться от боли, от эмоций. Но папе никогда не было дела до моих картин. Он просто ворчал, когда кто-то упоминал о них. В основном, он хорошо справлялся с притворством, ведя себя так, будто я все еще его сын, хотя он много раз говорил мне, что я не что иное, как гребаное чудовище. Он никогда не поддерживал моё искусство, но Рейчел поддерживала.