— Заткнись, — говорю я ей, но мой тон нежный, когда я протягиваю руку между ее маленьких сисек, и размазываю ее кровь по кончикам своих пальцев. — Тебе это нравится. Ты пришла сюда за этим. Ты любишь, когда тебе причиняют боль, почти так же сильно, как я, блядь, люблю причинять тебе боль, не так ли, ты, похотливая маленькая сучка?

Она не отвечает, просто смотрит на меня широко раскрытыми глазами, полными надежды. Как будто она все еще чертовски наивна, чтобы думать, что это закончится хорошо для нее.

— Не говори, что я тебя не предупреждал, — продолжаю я. — Последний шанс уйти, маленькая птичка. Дверь, блядь, прямо там.

Ее глаза следят за моим жестом в сторону входной двери, и я наблюдаю, как она обдумывает свои варианты. Затем она едва заметно качает головой, и я ухмыляюсь, глядя на ее красивое лицо. У нее был шанс, но теперь он, блядь, упущен, и все вот-вот станет по-настоящему мрачным. Я сдерживал свои порывы. Игнорируя их. Но теперь пришло время показать Дав, что происходит с такими хорошенькими девушками, как она, которые просто чертовски хотят стать чьей-то жертвой. Я более чем готов причинить ей боль. Чтобы надругаться над ней. В конце концов, именно за этим она сюда и приехала. Поэтому я дам ей то, чего не смог бы ни один другой мужчина в ее жизни.

Я снова беру нож и приказываю ей лечь на пол. Глупая сучка действительно делает это, раздвигая ноги для пущей убедительности. Я хватаю ее трусики, затягивая резинку на ее коже.

— Мы должны избавиться от них, не так ли? — Тихо спрашиваю я, играя ножом с ее кожей.

Маленький порез, который я ей нанес, так красиво кровоточит, что я чертовски хочу большего. Глаза Дав лихорадочно блестят, она надеется, что я дам ей больше, и в то же время боится этого. Но я еще далеко не закончил… Пытка только началась.

— Умоляй меня срезать их.

— Срежь их, — шепчет она.

— Это не то, о чем я, черт возьми, просил, не так ли? — Мой голос приторно сладкий, когда я играю ножом с ее кожей. Она ахает, когда я снова режу ее. Нож острый, но я достаточно осторожен, чтобы она не убежала. Пока нет. Нет, пока я не получу то, что хочу. — Попроси еще раз.

— Срежь их, Паркер, — шепчет она, этот сладкий голос сочится мелодичным желанием.

Это как музыка для моих ушей, и я ухмыляюсь мини копии своей сводной сестры, когда начинаю разрезать оборки и кружева. На этот раз я осторожен, чтобы не порезать ее, и она облегченно выдыхает, заставляя меня громко рассмеяться. Она такая блядь наивная. Это было бы почти мило, если бы не было так чертовски жалко.

— Боже мой, прикоснись ко мне, пожалуйста…

— Дотронуться до тебя? — Я сбрасываю остатки ее нижнего белья, затем прижимаю лезвие к ее коже.

Она хнычет от страха. Музыка для моих гребаных ушей. Мой член затвердел в штанах, натягивая джинсовую ткань. Я едва могу сопротивляться желанию разрезать ее кожу и пометить ее как шлюху, которой она так отчаянно хочет быть.

— Ты хочешь, чтобы тебе причинили боль, не так ли? Ты хочешь пролить для меня кровь?

— Н-нет, — с трудом выговаривает она. — Не надо…

— Нет? — Нож снова блестит, когда я осторожно прижимаю кончик к ее горлу.

Ее глаза так широко раскрыты, так напуганы, и мой член никогда в жизни не был тверже. Нахуй игнорировать мою темноту. К черту притворяться, что я этого не хочу. Сейчас я причиню ей боль. Я слишком далеко зашел, чтобы остановиться, а она слишком чертовски слаба, чтобы остановить меня.

— Ты не хочешь, чтобы красивые маленькие шрамы напоминали тебе обо мне? Ты не хочешь пролить за меня кровь?

— Паркер, я… — Она снова сглатывает, начиная паниковать.

Я могу сказать, что она видит решимость в моих глазах, мое решение уже принято. Я собираюсь причинить ей боль, и она это знает. Именно тогда ее инстинкт самосохранения наконец-то срабатывает. Дав смотрит на меня и в ее глазах вспыхивает паника.

— Я передумала. Я хочу уйти.

— Даже не думай об этом. — Я прижимаю нож к ее щеке, улыбаясь ей. — Теперь уже слишком поздно, не так ли, голубка? Я дал тебе шанс уйти, а ты, блядь, не ушла. Теперь пришло время пожинать плоды своих действий. Может быть, это, наконец, научит тебя не быть такой гребаной отчаявшейся маленькой шлюхой.

— Я н-не шлюха, — плачет она.

Сейчас она действительно выглядит на свой возраст, только что исполнилось девятнадцать, все еще невинная, все еще маленькая девочка. Черт, это делает меня твердым. Ее вид, ее запах, ее фигура, все это так похоже на мою сводную сестру Джун, что сводит меня с ума. Когда свет падает как раз в нужном направлении, я почти могу притвориться, что это она и есть, что это над ней я издеваюсь… И это заставляет меня хотеть большего. Гораздо, блядь, больше.

— Пожалуйста, Паркер, отпусти меня… Мне становится страшно.

— Хорошо. — Я отвожу от неё нож, и она снова выдыхает.

Меня приводит в восторг лезвие ножа, обрамлённое её кровью. Я высовываю язык и облизываю его, не обращая внимания на жгучую боль от ножа, режущего меня. У ее крови приятный вкус. Невинный. Чертовски свежий.

— Не смей двигаться, голубка. Я еще не закончил с тобой…

— П-пожалуйста, — с трудом выговаривает она.

Сейчас она в панике, но слишком напугана, чтобы пытаться сбежать, когда у меня в руке этот нож. Теперь она меня не остановит. Часть ее все еще хочет этого, хочет, чтобы я уничтожил тот последний клочок невинности, который у нее остался.

— Пожалуйста, отпусти меня, и я никому не расскажу, что здесь произошло сегодня вечером.

— Конечно, ты никому не скажешь, — легко отвечаю я. — Потому что, если ты это сделаешь, знаешь, что произойдет?

— Н-нет…

— Да. Я собираюсь, блядь, выследить тебя и вырезать свое имя на твоей коже. Ты поняла меня маленькая птичка? Повтори это для меня.

— Я…

— Черт возьми, повтори это!

Она краснеет, страх делает ее щеки ярко-красными, когда она запинается на словах, чтобы произнести их как можно быстрее, черт возьми.

— Если я кому-нибудь расскажу, ты вырежешь свое имя на моей коже.

— Так и есть. — Ухмыляюсь я. — А теперь стой, блядь, смирно… Мне нужно, чтобы ты успокоилась прямо сейчас, или ты очень быстро пожалеешь об этом еще больше.

— Не надо, — шепчет она, когда я прижимаюсь языком к ее щеке. — Только не мое лицо, Паркер, пожалуйста…

— А где же? — Продолжаю ухмыляться. — Все должны знать, какая ты грязная маленькая шлюха…

Нож было бы так легко вонзить в ее кожу цвета слоновой кости. Так чертовски просто. Он бы разрезал её на куски как масло. Это так чертовски заманчиво. Но я продлеваю момент, скользя лезвием по ее коже, дразня ее этим. Мы оба знаем, что нас ждет. Дав не сможет остановить меня, она слишком слабая, и я знаю, что она этого хочет. Она просто слишком напугана, чтобы признать это… Но через несколько лет она все равно будет помнить это. Вспомнит, как я причинил ей боль, как приятно было чувствовать эту гребаную боль. Она останется с этим воспоминанием на десятилетия вперед.

А потом что-то обрывается внутри меня, и я перестаю бороться со своими инстинктами. Со стоном удовольствия я полоснул её щеку. Дав тихо плачет, не издавая ни звука, и это заводит меня еще больше. Она вытерпит это ради меня… И я заставлю ее блядь полюбить это. Я не останавливаюсь, пока кровь не стекает по ее лицу. Она выглядит такой красивой в таком виде.

— Вот так, маленькая птичка, — нежно бормочу я. — Хорошенький маленький сувенир на память обо мне…

Нож со звоном падает на землю, когда я ухмыляюсь, глядя на рану на ее щеке.

— Теперь ты можешь идти.

Она смотрит на меня сверху вниз. Это так прекрасно наблюдать, как она ломается. Принимая себя такой, какая она есть. Принимая свою новую жизнь, в которой она всегда будет оглядываться через плечо, боясь увидеть меня там. Следящего за ней, готового вырезать еще больше красивых шрамов на ее некогда красивом лице.

Она берет себя в руки. Кровь стекает по ее лицу, и она дрожит, когда натягивает одежду обратно, отказываясь встречаться со мной взглядом. Дав выглядит чертовски паршиво, и я не могу стереть довольную улыбку со своего лица.