— Пэтти! — Зову я, но ответа нет.

Я нахожу горничную поздней ночной смены в коридоре, вытирающую пыль с вазы.

— Пэтти, ты взяла мою одежду? — Требую я, и она смотрит на меня пустым взглядом.

— Нет, мисс, пока нет, — извиняющимся тоном говорит она. — Я сейчас отнесу её в прачечную и постираю.

— Но я… — Я хмурю брови, плотнее обматываю полотенце вокруг груди, мои волосы теперь падают на спину мокрыми прядями. — Неважно. Извините.

Я возвращаюсь в свою ванную, чтобы высушить волосы феном и накрутить их на бигуди на ночь. Возвращаясь в свою спальню, я замечаю, что балконные двери открыты, белые шелковые занавески развеваются на ветру. Как странно. Я никогда не держу их открытыми. Побеленные французские двери всегда дребезжат, если я их открываю.

Я закрываю двери и выбираю новый комплект пижамы и нижнего белья, стараясь не беспокоиться о том, что мой разум играет со мной злую шутку. Когда моя голова касается атласной подушки, я снова думаю о близнецах, надеясь, что они приснятся мне этой ночью. Кошмары, которые мучили меня в детстве, кажется, исчезли… Но память о моих ночных кошмарах все еще там, пугающая, темная и такая же тревожная, как всегда.

15 лет назад

У маленьких девочек развиваются опасные увлечения. И с того момента, как я впервые увидела Кейда Миллера, он стал моей новой навязчивой идеей. Я могла отличить близнецов друг от друга с первого раза, когда увидела их. Кейда с его темным, пристальным взглядом, который говорил об интеллекте за пределами его десятилетнего возраста, и Паркера — глупого, милого Паркер, который свернул бы горы, чтобы дать мне то, что я хотела.

Наши родители познакомили нас. Любая другая пара братьев избегала бы меня, но не Кейд и Паркер. Нет, они взяли меня за руки, и повели играть, пока грузчики распаковывали мои и мамины вещи в новом доме.

Близнецы отвели меня на задний двор. У дома, в котором мы должны были жить, был большой задний двор, а у мальчиков был домик на дереве на большом дубе у забора. Они помогли мне взобраться по шаткой стремянке, ведущей в их убежище. Когда я вошла в их обитель, меня охватило особое чувство. Теперь я была в их священном месте и хотела проявить уважение. Я хотела, чтобы я им понравилась. Потребность угодить им, быть их другом приводила меня в отчаяние.

Они показали мне свои вещи. Потрепанные погодой комиксы, которые были в пятнах от дождя, который падал через трещины в крыше домика на дереве. Кости, которые они нашли, зарытыми на заднем дворе. Крошечные, красивые, хрупкие белые кости, начисто вылизанные землей и погодой. Я была так же загипнотизирована их имуществом, как и они сами. Они были очаровательны. Разные. Но очень красивые.

Я восхищалась тем, что они мне показывали, и говорила правильные вещи, чтобы понравиться им. Паркер с самого начала, восхищался мной, пытаясь произвести на меня впечатление. Но Кейд был крепким орешком. В основном он молчал, размышляя, прежде чем заговорить вслух. Паркер был его яркой противоположностью. Они были инь и ян, солнце и луна, противоположности, которые дополняли друг друга самым опьяняющим образом.

Мне потребовался час, чтобы чувствовать себя комфортно рядом с ними. Всего один час, пока Паркер не отвел Кейда в сторону и не попросил его показать мне кое-что. Кейд не хотел. Я густо покраснела, когда близнецы спорили о том, достаточно ли я заслуживаю доверия. Я засунула свои маленькие пальчики в карманы своего розового платья, прикусив нижнюю губу. Мои глаза встретились с глазами Кейда. Я могла сказать, что я ему не нравилась, но он был милым ради своего брата. Мне хотелось плакать, но я сдержала слезы и вместо этого выдавила робкую улыбку.

Кейд застонал, возвращая свое внимание к брату. Наконец, они, казалось, пришли к какому-то согласию, и Паркер с гордостью принес деревянную шкатулку с замысловатой резьбой.

— Она прекрасна, — выдохнула я, когда мои пальцы скользнули по ней.

— Это старая шкатулка для драгоценностей нашей матери, — объяснил Паркер.

— Что в ней? — Спросила я.

Паркер усмехнулся, прежде чем поднять крышку. Внутри коробки лежала деревянная табличка. К ней была приколота белая бабочка, удерживаемая булавками. Насекомое все еще было живое, но еле-еле. Она трогательно захлопала крыльями. Она умирала, и умирала ужасным образом, отчего меня затошнило и желудок скрутило в болезненный узел.

— Зачем… — Я тяжело сглотнула. — Зачем ты обижаешь бабочку?

— Потому что это красиво, — решительно ответил мне Кейд. — И мы хотим сохранить это.

Я встала. Я была достаточно высокой, но могла стоять в домике на дереве, в то время как мальчикам приходилось приседать. Я уперла руки в бока и уставилась на старшего из близнецов.

— Ты делаешь ей больно.

— И что? — Смеётся он. — Она слабая и не может сопротивляться.

— Это неправильно, — я решительно покачала головой. — Ты не можешь причинять вред невинным существам только потому, что ты сильнее их.

— Вот тут ты ошибаешься, малышка. — Кейд захлопнул крышку коробки, выхватил ее из рук брата и убрал, даже не взглянув на меня.

Мгновение спустя наши родители позвали нас вниз, и я последовала за братьями вниз по дубу в дом, пока в моей голове формировался план. Кейд недооценил меня. Может, я и была маленькой девочкой, но я была полна решимости, и я не собиралась позволить ему выйти сухим из воды. Эта бабочка не заслуживала смерти, и я собиралась спасти ее. И никто не сможет меня останавливать.

Я ждала, пока не стемнело той ночью. Была холодная поздняя летняя ночь, и я не сомкнула глаз. В последнее время ночные кошмары преследовали меня каждую ночь, так что это меня вполне устраивало. Таким образом, я избежала пробуждения в холодном поту с учащенным сердцебиением.

Когда мама попросила меня выключить ночник, я притворилась спящей. И как только полная тишина окутала дом, я вылезла из кровати, ступая босыми ногами по деревянному полу. Выйдя через заднюю дверь, я вздрогнула, когда экран заскрипел. Но все в доме крепко спали.

Я побежала по влажной траве к домику на дереве. Я вспомнила, где мальчики хранили фонарик, который они показывали мне ранее, и использовала его, чтобы ориентироваться.

Мое сердце бешено колотилось в груди, я была в ужасе. Но я ни за что не собиралась сдаваться. Мне нужно было спасти это невинное создание. Мои пальцы задрожали, и фонарик с грохотом упал на пол. Я подняла его, чувствуя, что кто-то наблюдает за мной. Страх пробрался под мою кожу, пока я пыталась найти деревянную коробку. Наконец, моя рука обхватила знакомую резную форму, и я вытащила ее из ящика. Я опустилась на колени на шаткий пол, осторожно приподнимая крышку коробки. Бабочка все еще была там, но едва двигалась. Его крылья были тонкими, как бумага. Мне захотелось плакать, когда я увидела, как она пытается вырваться на свободу.

Я вынула булавки так осторожно, как только могла, но насекомое было слишком ранено, чтобы двигаться самостоятельно. Я была так сосредоточена на своей задаче, что не заметила, как кто-то еще поднимается по стремянке позади меня. До тех пор, пока крышка коробки не захлопнулась, заставив меня закричать, когда она прищемила мне пальцы.

Я убрала руку, тихо плача и дуя на свои пульсирующие пальцы. Я подняла глаза на фигуру передо мной одного из близнецов, одетого в пижаму и опасно хмурого.

— Воровка, — выплюнул он в меня, и я поняла, что это был Кейд. — Ты пытаешься забрать то, что тебе не принадлежит.

— Нет, — прошипела я. — Я пытаюсь спасти бабочку.

Он посмотрел на меня сердитыми глазами. Затем на его губах появилась улыбка. Он опустился на колени на пол, где я все еще нянчила свою раненую руку. Он подул на мои пальцы, спрашивая, не болят ли они. Я кивнула. Я не понимала, как он мог превратиться из такого жестокого в такого очень доброго. Он осторожно поднял бабочку, чтобы я могла полюбоваться. Она была прекрасной, несмотря на то, что она была такой слабой. Её крылья были почти прозрачными, и она медленно приходила в себя после испытания, которому подвергли её близнецы. То есть до тех пор, пока Кейд не раздавил её в кулаке.