– Это ты жестко, Саймон. Не трогать тебя я не могу…
– Ты знаешь, что делать. Просто открой рот, не томи.
В очередной раз затеянная ею игра становилась его собственной, и это было даже немного обидно. Тем не менее, она склонилась к его уху, стараясь почти не дышать.
Шепот сам по себе мог быть очень щекотным.
– Расскажи мне, Симме… Ты же знаешь, что способен завести даже мертвого?
– Знаю. И?
– Расскажи мне предельно нелепую историю о своих похождениях. Смешную и пошлую одновременно.
Пальцы Хеллстрема на стакане дрогнули, выдавая слабое место. Его кадык с гулким звуком дернулся вверх-вниз, и Майя поняла, что попала в точку. Это маленькое открытие прошлось по ее собственному нутру грубой наждачкой. Сделав долгий глоток, Саймон посмотрел на неё: даже направленный снизу вверх этот взгляд был неуютным. Напоминающим ей, кто на самом деле хозяин положения. Тем важнее ей было услышать ответ.
– Ммм… Зачем тебе это?
– Люблю стриптиз. Покажешь мне себя голым? Может, грязным? Или нелепым?
– Прикури мне сигарету, пока я думаю.
Майя чиркнула зажигалкой, стараясь не затягиваться. Все это время она чувствовала на себе его пристальный ядовитый взгляд. Передав сигарету Саймону, она улыбнулась, обнимая его.
– Надумал?
– Не знаю, насколько эта история смешная, но грязная и нелепая – точно. Пару лет назад таскался за мной один парень… – затянувшись, он выдохнул дым в сторону. – Не старше двадцати. Я не особенно секу в толпе, даже в первых рядах. Но он примелькался мне так, что начал бесить одним своим появлением.
– Правда?
– Он смотрел на меня влажными глазами Бэмби, детка. Так делают только пидоры, даже если они одеты как рокеры. Я повсюду натыкался на этого пацана: когда спускался в бар, когда снимал баб, когда позировал с Эксом, Марсом и Лапулей… Однажды я даже видел его возле нашей репетиционной базы у черта на рогах, где не каждый местный дорогу подскажет.
– Достал он тебя, – констатировала Майя. Саймон запил очередную затяжку и не возражал. – Дальше?
– Ненавижу педиков… Нет, пусть живут, но мальчиков снимать совершенно не в моем стиле. А этот чудак однажды набрался смелости и подошел попросить совместное фото. Даже думать не хочу, что он с ним сделал.
– Может, у него дома – алтарь, оформленный в стиле Rush of Terror, – она плеснула масла в огонь его откровений. – Откуда тебе знать?
– Такое достойно сочувствия, – Хеллстрем посмотрел ей в глаза, и его улыбка показалась ей кривой, как у злого клоуна. – Но тогда я быканул. Может, потому что был пьян в стадии подвига, в очередной раз зол на Марса или немного перебрал с обезболом поверх вкусной водочки. Уже не помню…
– Ты поступил как козел?
Закрыв глаза, Саймон сглотнул.
– Хуже, детка. Как сраный мудак.
– И что же ты сделал?
– Для начала – не засветил ему в глаз, когда его нервно дрожащая ладонь прошлась по моей заднице. Я позволил мальчику почувствовать себя на месте моих групиз. Почему нет? Это часть моей работы…
– Это подсказывал тебе внутренний мазохист или, может, что-то латентное?
– В жопу иди… Мне просто хотелось, чтобы он отвязался от меня, наконец. Или чтобы понял, на что может нарваться. Поверь, стояк в его штанах меня ничуть не порадовал бы.
– Даже самую малость?
– Может, мое самолюбие. Я не помню. Помню, что я догнал его в какой-то подворотне. Походу, он решил, что я хочу его убить – такой ужас был у него на лице. Пришлось пробежаться за ним до ближайшего тупика, в котором я и поймал его.
– Зажал, как девчонку?!
– Да иди ты, Майя! Просто взял его за кадык двумя пальцами… Знаешь, как посудную тряпку в детстве берут. На другой руке у меня был кастет, и она была где-то на отлете. В тот момент я бы сам себя испугался, клянусь.
Она прошлась по его груди, разглаживая пальцами шероховатые черно-синие узоры. Его кожа снова горела, а дыхание пахло лакрицей и анисом. Все это будоражило ее воображение ничуть не меньше глупостей, которые он выкладывал прямо сейчас. Интересно, это было взаправду или он удачно импровизирует?
– И что он?
– Ну, как тебе сказать, королевна… Штаны обмочил. Я смотрел в его пустые глаза и понимал, что он вряд ли услышал то, что я ему говорил.
– И что же ты говорил, Папочка?
Саймон посмотрел на нее снова, на этот раз словно прикидывая, стоит ли она следующего этапа его откровений. Еще через мгновение он будто бы нехотя разлепил губы, выдавая с чувством, толком и расстановкой:
– Ибо сказано: не обманывайтесь: ни блудники, ни идолослужители, ни прелюбодеи, ни малакии, ни мужеложники, ни воры, ни лихоимцы, ни пьяницы, ни злоречивые, ни хищники – Царства Божия не наследуют[4], – выдохнув дым через ноздри, Саймон усмехнулся. – Первое послание к Коринфянам, шестая глава, да… В общем, посмотрел я на это недоразумение, и мне даже бить его расхотелось. Стало смешно. И я заржал. Громко – так, что мусорные баки загремели. Пацан этот сполз на колени, а я ржал, стоя над ним, как полный псих.
Притихшая, немного под впечатлением от вина и такого вот поворота событий, Майя поцеловала его в макушку, пока Хеллстрем нервно тушил окурок.
– А потом?
– Суп, блядь, с котом… Потом я пошел пить дальше, оставив его в покое. Больше мне эта шлюха в штанах на глаза не попадалась.
– Жалеешь, что не ударил? – она знала, что ему не понравится, но понимала, что он ждет этого вопроса, который так и вертелся у нее на языке.
– Неа. Но не жалею, что сделал то, что сделал. У меня вообще нет такой привычки.
Ее ладони лежали почти у него на висках, и его пульс стучал как будто под ее кожей. Между тем, он достаточно легко выудил из закромов собственной памяти если не историю, которой вряд ли хвастался в курилках, то полноценную цитату из Книги книг.
Борясь с головной болью и полируя лакуны памяти алкоголем.
Превращая затеянную ей провокацию в ненавязчивую демонстрацию своих достоинств.
Сливая раунд, чтобы взять реванш?
Есть вещи, которые не стоит держать в себе долго. Лучше рассказывать о них людям, которые не задержатся в твоей жизни хоть сколько-то долго, отдавать, как кошмарные сны – проточной воде. Понимая эту нехитрую жизненную закономерность, Майя ловила себя на противоречивых чувствах. С одной стороны он доверял ей, с другой – возможно, не собирался впускать ее дальше порога. И она пока не знала, стоит ли ей печалиться из-за этого.
