Ремарк вздрогнул и помотал головой:
— Понимаешь, Генрих, он или менталист, наличие которых официальной наукой отрицается, или величайший пророк. Он просил у меня автографы к книгам, которые я не только не написал, но которые только в черновиках или в мыслях. Но цесаревич твёрдо знает, что такие книги уже вышли из типографий и вовсю продаются.***
***Капитан Родионов в своё время читал книги Ремарка, но не подозревал, что многие из них написаны позднее 1937 года. И ещё не сообразил, что из-за различий миров книга с одним и тем же названием может иметь другое содержание.***
— Эрих, все эти пророчества… — поморщился Мюллер. — Представляешь, я как-то видел сон, в котором императором Германии стал недоучившийся художник из Вены. Он сделал меня начальником тайной полиции, Германа произвёл в имперского маршала авиации, а тебя выслал из страны.
— Из художников в императоры?
— Ага, так и приснилось. Но мы с Германом закончили плохо, зато ты прожил долго и счастливо.
— Смешно.
— Очень смешно. Кстати, того художника я наяву встретил в Мюнхене.
— И что?
— А ничего. Бедняга Адольф получил пивной кружкой по голове в пьяной драке и скоропостижно скончался. Вот и верь после этого в пророческие сны.
— Но книги и мои планы на них…
— Хорошая разведка, Эрих, гораздо лучше всякого пророчества. У русских очень хорошая разведка.
— Камрады! — вмешался жизнелюбивый Геринг, давно подозреваемый в эпикурействе. — Предлагаю поехать в приличный ресторан и отметить нашу первую удачную сделку!
— В приличный нас не пустят, — заметил Ремарк. — Там только для офицеров, а нижним чинам вход воспрещён.
— Тогда предлагаю пойти в неприличный, — захохотал Герман. — И ещё, камрады, давайте ограничимся по одной тысяче рублей на человека, а остальное отправим в общий фонд. Эрих, ты назначен держателем общего фонда.
— Кем назначен?
— Мной и Генрихом. Я думаю, что он будет не против. Герр Мюллер, ты яволь, или как?
Сарагоса. Временная столица королевства Испания.
Экспедиционный Корпус накапливал силы перед решительным наступлением на Мадрид. В Сарагосу возвращалась артиллерия, сказавшая решительное слово в провокации наёмников на испано-французской границе. Возвращалась пехота, зачистившая этих наёмников с лица земли. Пехота благоухала хорошими винами и кубинским табаком, сияла обветренными и довольными лицами, и была решительно настроена освободить от мятежников настоящую столицу.
Эскадра Экспедиционного Корпуса обстреляла Гибралтар на пределе дальности, подавив шестнадцать береговых батарей, а император Иосиф Первый принёс официальные извинения за действия адмирала Эссена, которому померещились крейсера мятежников на рейде английского кусочка испанской территории. При четырёх потопленных британских линкорах извинения прозвучали изысканной и весьма ядовитой насмешкой.
А ещё в Сарагосе объявился Артём Сергеев в необмятом мундире с погонами слушателя Высших Военно-Морских курсов имени адмирала Ушакова.
— Понимаешь, Вася… отец внимательно прочитал твой доклад по использованию авианосцев в современной войне, — несколько смущённо произнёс он. Артём вообще всегда смущался, называя императора отцом. — Вот и решил, что я… Но ты меня хотя бы летать научи!
— Научу, — кивнул Василий, получивший с последним пароходом три учебных самолёта от Поликарпова. — Если сам потом не откажешься.
— А брать в плен испанских генералов научишь?
— У тебя есть лишние пятнадцать тысяч рублей?
— Есть, а что?
— Тогда сегодня же и возьмёшь в плен своего первого генерала. Ремарк уже звонил, и подтвердил наличие первосортного товара.
И вот, наконец, состоялось совещание, определившее ход кампании. Правда, состоялось оно в Лондоне, а не в Сарагосе, но от этого не стало менее важным. На совещании присутствовал король Эдуард Восьмой, уже сильно урезавший полномочия парламента и изо всех сил стремящийся к абсолютизму, был премьер-министр сэр Клемент Эттли, и первый лорд адмиралтейства сэр Уинстон Черчилль.
— Джентльмены, — начал свою речь Его Величество, — может быть, я вас огорчу, но мы уходим из Испании и Гибралтара. Совсем уходим. Содержание этого каменного кладбища слишком дорого обходится казне и репутации, джентльмены.
— Кладбище? — не понял премьер-министр.
— Я только вчера вернулся оттуда, — пояснил сэр Уинстон. — После обстрела там действительно большое кладбище. И самое обидное, что наши батареи ничего не смогли противопоставить русским линкорам, кроме своей героической гибели. Больше четырёх тысяч трупов.
— Однако…
— Выжившие утверждают, что русские использовали управляемые снаряды, меняющие траекторию полёта в зависимости от попаданий предыдущих снарядов.
— Таких не бывает! — Эттли когда-то имел звание майора, и полагал себя знатоком военного дела.
— У нас не бывает, а у них есть, — пожал плечами Черчилль и достал из кармана сигару. — Вы позволите, Ваше Величество?
Король благосклонно кивнул, но уточнил:
— Кубинские?
— Разумеется, — подтвердил сэр Уинстон. — Сигары бывают или кубинские, или никакие.
— Как и ром?
— С ромом есть варианты, но я предпочитаю бренди из Армении.
— Армения, это в Турции?
— Это в России, Ваше Величество.
— Опять Россия, — проворчал король. — Куда ни ткни, везде Россия. И самое обидное, мы ничего уже не можем с этим сделать.
— Обстрел Гибралтара уже повод для войны, — угрюмо произнёс премьер-министр.
— А у нас есть деньги на войну? — поинтересовался Эдуард Восьмой. — Тем более официальные извинения от императора Иосифа приняты. Сэр Уинстон, там в самом деле были крейсера испанских мятежников?
— Там разгружался транспорт с марокканской кавалерией, Ваше Величество.
— Вы их тоже засчитали в потери?
— Зачем их считать? За каналом людей нет! — ответил Черчилль.
Клемент Эттли нервно подёрнул плечами:
— И мы оставим дикую выходку русских без ответа? Это нанесёт ещё больший урон нашей репутации.
— Дайте газетчикам интервью, в котором свалите все проблемы на вашего предшественника. Надеюсь, наш справедливый и беспристрастный суд приговорит его к повешению.
— Ваше Величество, у нас никогда раньше не вешали премьер-министров, пусть даже бывших.
— С кого-то нужно начинать, сэр Клемент, — хмыкнул король и тоже достал сигару. Потом взял со стола серебряный колокольчик и позвонил. — Предлагаю помянуть будущего покойника коньяком. Конечно, сэр Уинстон, это не бренди из Армении, но очень даже неплох.
Санкт-Петербург. Ресторан «Палкинъ»
— А вот и ребе Анастас к нам пожаловал! — Николай Александрович Романов поприветствовал появившегося барона Микояна насаженным на вилку свиным эскалопом. — Ви таки соблюдаете кашрут, или уже ой?
— Не делайте мине нервы, они не казённые, — сварливым голосом ответил Анастас Иванович, и водрузил на стол кожаный саквояж. Сел, не дожидаясь особого приглашения, и продолжил уже нормальным тоном. — Ваша доля, Николай Александрович. Процент со взяток тоже здесь.
— Несут уже?
— Сам не ожидал. Пришлось завести специального секретаря, занимающегося исключительно взятками. Что самое интересное, пока никто и ничего не просит, а только напоминают о своём существовании.
Бывший император поставил саквояж под стол, даже не заглянув в него, и предложил присоединиться к ужину:
— Сурских стерлядок намедни живьём привезли, так что рекомендую. Или стерлядки для вас слишком дорого?
Барон Микоян искренне рассмеялся над удачной шуткой и взял графин с коньяком:
— Шустовский?
— Нет, это из новых, какой-то КВВК. Сорок пять градусов, специальная серия для полярников.
— Они же чистый спирт пьют, зачем им коньяк?