— Жестко, — Щелоков задумчиво взлохматил ладонью седую шевелюру. — В тех же колониях бунты могут быть. И западная пресса волком завоет. Суслов и Громыко возбудятся. Истерику закатят, что мы портим имидж СССР и партии.

— Я знаю, — жестко процедил Романов. — Ивашутин и Машеров меня поддерживают. Понадобится, и Политбюро сделает, что мы скажем. Суслову рот заткнем. И на Громыко есть управа. Он не пикнет, тем более что готовится к уходу на пенсию и передает дела Кузнецову.

Генсек помолчал, давая министру оценить сказанное.

— Пойми, по-другому в стране порядок не навести, — проникновенно добавил Григорий Васильевич. — «Большую Чистку» начнём с Москвы. Посмотрим, как пойдет, проанализируем, что получилось, что упустили. Потом на очереди Ленинград. Затем запустим операцию в остальных городах и поселках. Если потребуется помощь, и милиция не будет справляться, подключим курсантов МВД и военной академии. А на вой западных журналистов и правозащитников о репрессиях и несчастных уголовниках, плевать. Пусть хоть пеной изойдутся. Вот если бы, наоборот, хвалили, это бы заставило насторожиться и задуматься: «Что мы делаем не так?».

— Вы правы, Григорий Васильевич, — вздохнул Щелоков. — Либеральничаньем здесь ничего не добьешься. Только сталинскими методами. Разрешите приступить к исполнению вашего поручения?

— Подожди, — Романов открыл ящик стола и вытащил папку. — Я тебе необходимые бумаги подготовил. Там письмо секретариата КПСС товарищу Щелокову рассмотреть необходимость организации всесоюзного реестра МВД, с целью систематизации информации о преступном мире, анализе и переработке данных. Моё поручение с пометкой «Совершенно секретно» с указанием приступить к подготовке операции «Большая Чистка-К». Оно тебе хорошо тыл прикроет, когда после облав, пойдет поток жалоб и возмущений. Думаю, даже партийные чиновники проявятся, побегут жаловаться к Пельше или Суслову, если они ещё на своих постах будут. Некоторые из секретарей обкомов и горкомов могут быть связаны с криминалитетом. Даже не напрямую, а, к примеру, через торгашей. Начнут старцы тебя доставать, покажешь им письмо с моей подписью. И они сразу заткнутся. Но это только после облав, когда возмущаться начнут, до них ни одна собака не должна знать, что мы замышляем. Третий документ, тоже подписан мною. Это тоже поручение с просьбой рассмотреть увеличение штата твоего милицейского спецподразделения втрое, и отобрать самых физически подготовленных сотрудников с навыками стрельбы и рукопашного боя. Официально для обеспечения подготовки к Олимпиаде. На самом деле штурмовать самые опасные малины и притоны и брать матерых вооруженных преступников будут они. Заодно и обкатаем подразделения ОМСН в боевой обстановке прямо к Олимпиаде.

— Это правильно, — повеселел министр. — Такая практика ребятам необходима.

— Вроде обо всем поговорили, — подвел итог Романов. — Николай Анисимович, вопросы есть?

— Есть один, — решился Щелоков. — До меня дошли слухи о создании на базе Пятого Управления КГБ Особого отдела по борьбе с коррупцией и хищениями социалистической собственности. Я очень хорошо отношусь к Петру Ивановичу, но не понимаю, зачем дублировать работу других ведомств? У меня же подобным ОБХСС занимается. Получается, мы тратим ресурсы, финансовые средства, и, по сути, занимаемся одним и тем же. Не кажется ли вам, Григорий Васильевич, что это не рационально?

— Не кажется, — холодно отчеканил Генеральный секретарь — Это делается по моей инициативе и делается абсолютно правильно. Поясню, почему я так считаю. Во-первых, борьба с коррупцией предполагает работу с распаскудившимися и погрязшими во взятках и поборах партийными работниками. В том числе самого высокого ранга. А у твоих руководящих сотрудников на местах двойное подчинение. Каждый начальник милиции подотчетен не только своему ведомству, но и партийному руководителю райкома, горкома или обкома. И что он будет под своего начальника копать, с которым за долгие годы службы давно спелся, чтобы ему нового и неизвестного прислали? Как ты понимаешь, не будет. Скорее всего, сразу же предупредит. Во-вторых, само ОБХСС, извини, давно прогнило с ног до головы. В любой ресторан зайди, там тебе порцию принесут, не соответствующую нормам. Всё не доложат. В отбивном, например, вместо двухсот заявленных грамм, сто пятьдесят, водку не дольют, и так с каждым пунктом меню. Про магазины вообще не говорю. Чуть ли не открыто дефицит из-под прилавка продают. Возле черных ходов целые очереди стоят. И где твой ОБХСС? Где его работа? Прихватят одного, а торгуют и воруют все. Даже не годами, а десятилетиями. На многих фабриках и заводах гонят левак, воруют средства, сырье и продукцию. Почему ОБХСС их не ловит? Почему это явление приобрело массовый характер, а торгаши и цеховики ничего не боятся? Молчишь? И правильно делаешь. Я тебе скажу, почему. Потому что, очень многие опера и руководители ОБХСС с ними в доле. Вот поэтому этим и будет заниматься Особый отдел КГБ по борьбе с коррупцией и хищениями социалистической собственности. Я всё доступно объяснил?

— Доступно, — выдохнул Щелоков, и вытер влажной ладонью вспотевший лоб. — Разрешите идти, приступать к подготовке операции товарищ Генеральный секретарь?

— Иди, — кивнул Романов и когда министр был уже у порога, добавил:

— Не обижайся, Николай Анисимович. Говорил и ещё раз повторю: ты много сделал для милиции. Никто тебя снимать не собирается. Но на недочеты и ошибки я тебе указать обязан, как руководитель страны. А ты должен их исправлять и дальше трудиться на благо страны и милиции.

— Я понял, Григорий Васильевич. Сделаю всё, что в моих силах.

Примечания:

ОТУ МВД — Оперативно-Техническое Управление милиции, отвечавшее за техническое оснащение.

ОМСН — Отряд Милиции Специального Назначения создан 9 ноября 1978 года для работы в чрезвычайных ситуациях во время XXII летних Олимпийских игр 1980 года

— Мамуль, привет. С восьмым марта тебя, — жизнерадостно выпалил в трубку я.

— Леша, сынок, я так и знала, что ты сегодня появишься, — теплый матушкин голос был наполнен такой любовью и искренним счастьем, что душу больно царапнуло раскаяние. — Сможешь приехать, хотя бы вечером? Мы будем тебя ждать. Я картошку пюре приготовила с отбивными и твой любимый муравейник. Всё, как ты любишь.

— Не могу, мамуль, честно не могу, — вздохнул я, ощущая себя подонком. — Не разрешают пока.

— Очень плохо. Маша тебя так ждала, — мамин голос похолодел на несколько градусов. — Всё время спрашивает, когда ты приедешь.

— Мам, мне действительно очень жаль, нельзя, — я тяжело вздохнул. Черт, почему так паскудно на душе? Может потому, что не могу в этот праздник быть с родителями и Машей? Или из-за ощущения, как быстротечно и разрушительно время? Помню матушку в начале девяностых годов: рано постаревшей, с появившимися тонкими ниточками еле заметных морщинок. А её лазурные яркие глаза, сверкающие задорной энергией, усталыми и чуть выцветшими. В той жизни передряги начала девяностых сильно её подкосили, нарушив обустроенный десятилетиями быт. И батя тогда сильно сдал. Развал страны, увольнение из армии, смерть деда не прошли для него бесследно. Темно-русые волосы засеребрились сединой, прямая спина с широко расправленными плечами чуть сгорбилась, в глазах плескалась затаенная боль и обреченность. Не дело это, когда полковники советской армии становятся ненужными, выходят на пенсию, а потом чтобы не сидеть дома и заработать, устраиваются охранниками на автостоянку. И к рюмке отец начал прикладываться всё чаще. Хорошо, потом всё относительно устаканилось. В начале девяносто третьего года папа нашел себе работу начальником охраны в ЧОПе и жизнь немного наладилась.

События прошлого промелькнули перед глазами яркими картинками. Пережитая боль острым ножом шевельнулась в сердце, а потом медленно растаяла вместе с затопившим душу облегчением. Этого уже не будет. Ни либерализации цен, ни безработицы, ни украденных денег на сберкнижках, ни опустошающего ощущения катастрофы, в которую превратилось существование в начале девяностых. Не будет миллионов жизненных трагедий, смертей, нищеты и чувства обреченности у обычных людей…