Дверь кабинета открылась, и на пороге возникло два человека. Один из них тут же удалился вглубь коридора, тогда как второй, поправив прямоугольные очки с цепочкой, устремил свой взгляд на планшет.

— Беатрис Дэнсон, — громко произнес этот мужчина, переводя взгляд на ожидающих кандидатов и не поднимая при том от планшета головы. — Здесь?

— Здесь, — громко ответила я, поднимаясь с дивана, — доброе утро.

— Доброе утро, — ответил мужчина, придерживаясь хорошего тона, — пройдите в кабинет.

Прежде, чем зайти внутрь, я взглянула на обыкновенную, наскоро приделанную табличку, на которой крупными буквами красовалось «Профессор Бенджамин Маквей». Понимаю, что отбор проводится на качествах исключительно личностных и единичных, однако, не позориться же мне, в самом деле, пред людьми своим незнанием о неотъемлемых частях важного исследования. Профессор Бенджамин был известным психологом, чьи труды читала даже я, хотя подобная тематика мне чужда, и, признаюсь честно, его наблюдательность, а также чистейший фанатизм пред своим делом удивляли и восторгали.

Закрыв за собой дверь, я услышала приглашение сесть, и, поздоровавшись, опустилась на мягкое крутящееся кресло. Профессор сидел за столом, сложив в замок тонкие, испещренные линиями пальцы, и кофе, что стоял подле него в темной кружке, источал аромат по всей комнате. Его фотография, которую я видела на одной из книг, была абсолютной копией того лица, что я разглядывала ныне. Словно бы белая короткая борода и уходящие к ней бакенбарды ничуть не изменялись в длине по времени и покрывали это лицо все те года, что опасались тронуть даже лицо, пуская по нему первые морщины. Если верить слухам, Бенджамину Маквею в прошлом году исполнилось ровно пятьдесят, однако, выглядел он точно на сорок и ничуть не больше.

— Вы, полагаю, уже ознакомились с целью и задачами нашего предстоящего исследования? — я согласно кивнула. — Это хорошо, — мужчина сложил перед собой несколько бумаг и ударил их по столу, чтобы сформировать ровную стопку.

— Людское мнение изменчиво, — начал профессор, забирая из моих рук заявление и отдавая его своему помощнику, — и пять лет тому назад я был одним из организаторов одного занимательного опыта. Как мнение меньшинства воздействует на мнение большинства? Как быстро мысли двух человек, яростно уверенных в своей правоте, смогут изменить мышление восемнадцати людей? Встречаясь с теми, чьё мнение рознится от их личного, люди начинают чувствовать себя неуверенно, в их устоявшихся принципах появляются сомнения. Они хотят найти компромисс. И ведь, что удивительно. Когда двое испытуемых начинали обсуждать эти сомнения друг с другом, они вдруг признавали эти сомнения верными!

— Профессор Маквей, — строго прервал мужчину помощник, — у нас не так много времени.

— Ах, да. В этот раз влиять на мнение людей будут не слова других, а среда. Мы создадим необходимые условия, а потому нам нужны люди, что все могут объяснить одной лишь логикой. Чтобы избежать притворств и обманов, мы проведем несколько тестов, — профессор протянул мне бланк с вопросами, в котором ответы нужно было вписать словами, поэтому на это у меня ушло некоторое время, пускай я и пыталась сделать всё, как можно скорее. Тест с черными пятнами, устный опрос, тест на психологический тип личности, на различные психологические отклонения — всё свидетельствовало о тщательности подбора испытуемых для чистоты эксперимента. В какой-то момент я подумала о том, что, если я не пройду отбор, ничего страшного не произойдет, ведь всё, что ни делается, — к лучшему.

Собеседование было окончено, и я вышла из кабинета совершенно опустошенная, словно из меня выжали все силы. Достав из рюкзака телефон и обнаружив на нем несколько пропущенных от Джанет, я тут же перезвонила ей, вкратце изложив все то, что со мной провернули. Судя по звукам, Джанет отчаянно искала подобающую одежду для предстоящей встречи, что была записана у неё на 13.20. Попросив купить чего-то многозначно «вкусненького», она положила трубку, а я направилась в сторону дома, думая о том, что на ужин было бы неплохо испечь шарлотку, которую я не готовила уж сто лет.

в небольшом продуктовом магазинчике, который мы давно облюбовали с Джанет в виду его небольших цен относительно расположенных в округе супермаркетов, я вновь достала из сумки брошюрку, где на красочном фоне были выписаны не менее яркие задачи исследования. Проверка положений бихевиоризма, определение знаков- гештальтов, включение психоанализа на различных этапах исследования — я не имела ни малейшего представления о прописанных здесь понятиях, и, пообещав себе ознакомиться хотя бы с определением бихевиоризма, я остановилась напротив полки с лотками яиц, невольно бросая взгляд только на те ценники, что были отмечены желтым цветом. Купив всё необходимое для предстоящей выпечки и набрав два килограмма красных яблок, я отправилась домой, попутно набирая Джанет сообщение о том, что покупку «вкусненького» и, полагаю, вредного, я оставила на её совести.

— А теперь, — попытавшись наполнить свой опустевший бокал белым вином и пролив добрую часть на стол, Марвин быстро закрыл мокрое пятно кипой салфеток, — выпьем за нашу предстоящую поездку! Готовьте панталоны, шпаги, корсеты и тонны пудры, позабудьте о гигиене и приготовьтесь выливать свои горшки с окон второго этажа, ибо мы отправляемся в средневековье!

— Что за ужасный тост, — с отвращением произнесла Лаура, приоткрывая гиалуроновые губы и прикладывая к ним увешанные кольцами пальцы, — Боже, Марвин, ты пьян. Не наливай ему больше, — обратилась она на этот раз к Джанет, что по-хозяйски доставала из чужого холодильника очередную бутылку.

— Поверь, — незамедлительно ответила та, — Марвин может выдать подобную чушь и без алкогольного опьянения. Высокий градус лишь даёт ему уверенность в том, что все его слова имеют смысл.

— Арчи, — голос Лауры приобрел мурлычущие нотки, и она ласково прильнула к дорого одетому молодому человеку, что с расслабленной улыбкой цедил старое красное вино, вкус которого, кроме самого Арчи, никто более не оценил. — Тебе тоже хватит.

— Брось, Лаура, — Джанет ударила своего брата по плечу, и тот послушно переполз на кресло, утащив притом со стола парочку колбасных нарезок, — то, что все мы стали участниками столь щедрого эксперимента, настоящий праздник, требующий накрытого стола. И я хочу поднять бокалы за того, кто этому посодействовал, — девушка кивнула в сторону Арчи, и тот возвел к потолку руки, пародируя тех актеров, что получают долгожданную статуэтку за свои труды.

— Благодарю вас, благодарю, это было легко. Я не преувеличиваю, вы действительно прошли эти тесты с нужными результатами. Даже, — Арчи с насмешкой взглянул в сторону засыпающего Марвина, — этот джентльмен.

— Надеюсь, этот джентльмен не испортит чистоту эксперимента, — улыбнулась я, чувствуя разливающуюся по телу приятную усталость, — из всех нас лишь Марвин интересуется мистическими явлениями.

— Интересоваться — не значит верить, Трис, — ответил мне Арчи с видом знающего человека, — но, зуб даю, что Марвин будет первым, кто уступит свои принципы влияющим на него факторам. Вы ведь читали, в чем суть? Старый замок в глуши, запрет на использование интернета…

— Вся эта затея больше походит на дом страха, — брезгливо сморщила носик Лаура, — они что, будут стучать нам в окна, скрипеть половицами, чтобы мы испугались и отвергли логику?

— Поверь, милая, в соответствующей среде человек склонен быстро менять своё мнение.

За столом разгорелся спор, и часовая стрелка на огромном, сделанном под дерево циферблате ускорила свой ход, как это обычно бывает со временем. Учуяв, что более никто за ним не следит, оно стремглав бежит вперед, но едва движется на месте, стоит наблюдающему поднять на часы пристальный взгляд. Я была рада вновь собраться старой компанией, пускай пребывание в частном доме семьи Макнелли лишало возможности расслабиться и позабыть неустанные правила вежливых людей. Арчибальд, как и его родители, привык жить на широкую ногу, и, окруженный дизайнерским интерьером и потрескивающим камином, выполненным на заказ, он был подобно рыбе в океане, в то время как мы с Джанет, привыкшие умещаться в однокомнатной квартирке четыре года подряд, чувствовали себя неловко. Порой моя подруга шутливо напоминала мне об упущенной давным-давно возможности, возвращаясь к воспоминаниям тех дней, когда Арчи избрал меня своей новой целью для ухаживаний. Отношения, так толком и не начавшись, продлились всего неделю, по прошествии которой я приложила максимум своей дипломатичности, чтобы объяснить нашу с ним несовместимость, и не было ни дня, чтобы я всерьез задумалась об упущенном шансе.