— Сюда не приглашали новичков, — улыбнулась Маргарет, поворачиваясь к мужчине с тростью, — как бы вы поступили с ним, мистер Церш?
— Уволил бы, — строго ответил тот, кивая мне головой в знак приветствия, — это возмутительно.
Я не стала более возражать, найдя данное решение чересчур строгим. И, когда перед десертом было решено сделать небольшой перерыв, я ещё раз попросила Вилфорда смягчить наказание. Трех бокалов вина было достаточно для того, чтобы расслабиться и обзавестись прежней уверенностью, но строгая реакция гостей на маленькую провинность не покидала моих мыслей.
— Прекрати думать об этом, — ответил он, целуя мои пальцы, — Габриэль прекрасно со всем разберется.
Дворецкий не был похож на жестокого человека, и этот ответ показался мне удовлетворительным. Я согласно кивнула заметно потяжелевшей головой.
— Я вернусь ненадолго в свою комнату. Хочу немного отдохнуть.
— Я провожу тебя, — улыбнулся Вилфорд, выводя меня из зала.
Все то время, что мы шли, я с восторгом рассматривала его безупречный профиль. Вино или же первые сильные чувства, но сейчас даже его вечно холодные руки казались мне теплыми, а от сильного тела исходил такой жар, что я без сомнений была готова прильнуть к нему и погрузиться в приятный сон. Вилфорд был для меня тем идеалом, который я всегда мечтала найти, и теперь, не веря собственному счастью, я держала ладонь у быстро бьющегося сердца, которое вот-вот было готово выпрыгнуть наружу. Люблю…Теперь я с уверенностью могла назвать собственные чувства любовью, что подавляли внутри все сомнения и опасения. Я видела перед собой только его лицо, и мысль о расставании казалась мне отравляющей. Я была готова пойти на что угодно, лишь бы остаться рядом, и Вилфорд подливал в моё бушующее пламя масло своим взглядом и своей красивой улыбкой. Стоит ли мне признаться ему в чувствах прямо сейчас, когда мы остались наедине?
Достав из кармана один-единственный ключ и открыв им дверь, я смущенно замерла на пороге, не зная, как себя повести. С одной стороны, мне хочется, чтобы Вилфорд остался со мной, но с другой — он должен вернуться к гостям, дабы не нарушать правил. Да и что мне сказать ему, если мы останемся наедине в столь неловкой обстановке? Мне не стоит навязывать ему собственные желания.
— Спасибо, — прокашлявшись, ответила я, замерев, когда взгляд Вилфорда устремился в мою комнату. — Если хочешь, — вдруг решила спросить, надеясь на правильное толкование этого взора, — можешь зайти…
Мужчина ласково улыбнулся и, кивнув, сделал несколько шагов вперед. Я закрыла за нами дверь.
— Я надеялся увидеть обустроенные по твоему вкусу покои, но…Ты совсем ничего не изменила, — усмехнулся он, в то время, как я села на пуфик, чтобы налить из графина воды.
— Было бы слишком эгоистично менять что-то в этой старинной обстановке. Профессор тоже попросил нас не делать глупостей, — холодная вода немного взбодрила расслабленный алкоголем разум, и я с замиранием сердца любовалась Вилфордом, что смотрел из балконного окна на ночное небо. Когда он повернулся, я собиралась встать с места, но он быстро возник передо мной, заставляя сесть обратно.
— Я не хочу задерживать тебя, — с грустью в голосе произнесла я, тогда как мужчина встал передо мной на одно колено. — Я скоро подойду…
— Беатрис, — ласково произнес он, аккуратно поднимая мою ногу и снимая с неё туфлю, — я же вижу, что ты устала. Не заставляй себя.
Выглянувший из-под платья темный синяк жестоко выдернул меня из мечтаний, и я неловко натянула черную ткань на колени. Какие бы желания не посещали меня в этот момент, мне не хочется, чтобы Вилфорд увидел моё тело, покрытое ссадинами и темно-синими пятнами. Я услышала, как он усмехнулся, касаясь моей руки и убирая её в сторону.
— Знаешь, никто прежде не рисковал собой ради меня, — Вилфорд посмотрел в мои глаза, поднимая ткань платья чуть выше. Его большой палец коснулся синяка, и я вздрогнула, смущенно сводя бедра вместе. — Это не причинило бы мне вреда, но ты все равно поступила столь…самоотверженно.
— Но балка ведь была огромной и тяжелой, она падала прямо на тебя…
— И правда, — улыбнулся Вилфорд, касаясь губами моей коленки, — выходит, я обязан тебе жизнью, — его дыхание щекотало кожу, и я в некотором исступлении ощущала, как мое тело бурно реагирует на все эти прикосновения.
— Нет-нет, — сбивчиво произнесла я, когда поцелуй коснулся внутренней стороны бедра, — ты ничем мне не обязан…Ах, — вырвалось из груди, когда мужчина слегка прикусил тонкую кожу зубами. — Все это может зайти…далеко…
— А ты хочешь этого? — спросил он, не отрывая от меня взгляда и оставляя на бедре яркий красный засос. Я могла бы соврать, могла бы согласиться, но вместо этого лишь молчала, не в силах побороть столь сильное возбуждение, что уже пропитывало тонкую ткань кружевного белья. Смущение жгло мне щеки и даже кончики ушей, и прислонив ко рту тыльную сторону ладони, я пыталась сдержать неловкий для меня стон, означающий прямое согласие на продолжение. — Скажи мне, что хочешь, — тихим хриплым голосом произнес Вилфорд, поднявшись с колена и с придыханием выдохнув мне на ухо. — Скажи, — испытывал он меня, проникая руками под ткань платья, и я покорно испустила тихий стон, обхватывая лицо мужчины ладонями и неумело целуя его в губы.
Рывком подняв меня с пуфика, Вилфорд немедленно расстегнул молнию платья, скидывая ткань на пол и медленно подводя руки по спине к застежке бюстгальтера. Дрожь, прошедшая по всему позвоночнику, медленно проникала внутрь, обходя все уголки тела и сводясь к низу живота. Попытавшись разорвать поцелуй, чтобы расстегнуть мужскую рубашку, я почувствовала на своей нижней губе укус, не позволяющий мне свободу действий, и два клыка, показавшиеся мне несколько длинными, вскоре коснулись и языка. Я всё же положила пальцы на матовые пуговицы рубашки, расстегивая их одну за другой, пока белоснежное рельефное тело не коснулось моей обнаженной груди.
Всё это было для меня впервые, и сквозь пелену волнения и стеснения я не могла корить своё желание отдать первый раз тому, кого я впервые сильно полюбила. Отказаться от всех своих предубеждений, комплексов и мыслей и получать удовольствие — таково было моё стремление в этот сладострастный и безумно будоражащий момент. Мои пальцы скользнули Вилфорду под рубашку, и темная ткань, подобно моему платью, соскользнула на пол, полностью обнажая торс. На его левой груди под ключицей оказалась круглая татуировка, походящая собой на множество знаков и узоров, разглядывать которые сейчас я не столько не желала, сколько попросту не могла, позволяя поцелую стать глубже и страстнее. Когда я вцепилась в бляшку ремня на брюках мужчины, он прильнул к моей шее, и странное чувство необоснованной опасности вдруг смешалось с сильным циркулирующим по крови возбуждением.
Громкий лязг упавшего к ногам ремня, и Вилфорд, не медля, освобождается от остатков одежды, укладывая меня на холодную постель. Его поцелуи, оставившие на шее очередные красные пятна, спускаются к груди, и коснувшиеся сосков губы вытягивают из меня тихий, но долгий стон. Его волнистые волосы, касающиеся кожи, его возбужденное частое дыхание — всё это действует на меня столь одурманивающе, что разум более не властен над телом. Я не видела, как погас свет, не обратила внимания на раскрывшееся под порывом ветра окно, и, когда нижнее белье осталось в стороне, Вилфорд вдруг отстранился. Его широкая грудь тяжело вздымалась, и горящий взгляд блуждал по моему нагому телу, словно бы осматривая его и любуясь. Я умоляюще протянула руки к мужчине, и он вдруг покорно лег сверху, сплетая свой язык с моим.
Почувствовав кожей возбуждение Вилфорда, я закинула ноги на его бедра, вздрагивая, едва напряженная плоть коснулась половых губ. От одной мысли о том, что сейчас произойдет, все тело напрягалось, но больше всего сводило живот, низ которого буквально горел изнутри.
— Расслабься, — шепнул мне на ухо Вилфорд, уводя свой член чуть ниже и осторожно продвигая его вперед. Из-за обильно истекающих соков он свободно толкнулся внутрь, и я громко вскрикнула, чувствуя приникшую к возбуждению боль, пульсирующую внизу. Мужчина замер, с шумом втянул в себя воздух, но по его хриплому дыханию я слышала, как трудно ему сдерживать себя, и через секунды я сама подалась навстречу, позволяя Вилфорду войти глубже. Он двигался медленно и аккуратно, и резкая боль начала утихать, сменяясь странной и немного мазохистской жаждой большего.
