Поначалу Савватиев оробел перед этими разящими всё и вся «ракетами». Но, просканировав её пока ещё стройное тело, обнаружил банальное смещение позвонков, в связи с чем воспалились ущемлённые нервные корешки, развился занудный радикулит, против которого были совершенно бессильны дефицитные импортные обезболивающие, весьма, к слову сказать, дорогие уколы. Тут уж не до политеса. Предложил раздеться до пояса, лечь на живот и расслабиться. Она с лёгкостью согласилась. Первый же сеанс избавил от мучительных, разъедающих психику болей. Гена настоял, чтобы курс лечения был не менее недели. Снять воспаление, закрепить позвонки. Во время сеансов беседовали о том о сём. Как-то ненавязчиво она вызвала на откровенность. Савватиев бесхитростно выложил своё житие-бытие как есть, как было.
– Так Вы в прошлом войсковой врач? – однажды переспросила она, улыбнулась и, придав лицу очень важное выражение, произнесла небольшую официальную речь: – Геннадий Петрович, по законодательству, военные доктора могут работать и в качестве санитарных врачей. В нашем учреждении как раз освободилось место санэксперта. Завтра жду к девяти ноль-оль. Я уже говорила с генеральным о Вас. Он, в принципе, не против. Тем более что Вы у нас герой, защитник Приднестровья. Мы навели справки.
По армейскому опыту принципиального правдолюбца Савватиев навёл ужас на работников столовых, ресторанов, кафе, банкетных залов, а также на директоров магазинов и торговых объединений. Предыдущий докторишка, из аборигенов, только и делал, что хабарничал. Директора даже как-то привыкли и не особенно беспокоились о состоянии своих объектов. К приходу «суровых» санитарных инспекций готовили внушительные продовольственные пакеты, накрывали стол, из потаённых закромов доставали дефициты. Потом расходились полюбовно. И такая рапсодия длилась годами. Сластолюбивый предшественник справил себе трёхкомнатную квартиру, новенькие «жигули»-шестёрку, обрядил жену и дочь в импортные дублёнки. После того как сманили в иное ведомство на более высокую зарплату, никто особого сожаления не выказал. Не ведали, даже в самых жутких предзнаменованиях, кто придёт на его место.
В первую же проверку Савватиев разнёс в пух и прах одно из торговых объединений. Такого бедлама припомнить не мог, как ни старался. Всё неправильно, всё в нарушение существующих норм, инструкций, законов. Сражение под Прохоровкой, Сталинградская битва, Куликово поле! В понедельник утром доклад на общем совещании. Бледные, испуганные лица. Гневная разоблачающая речь с трибуны, смятение и ужас в зале. И саркастическая ухмылка генерального: погодите у меня, я вас не так ещё.
Последующие три года семья нужды уже не знала. По вечерам Гена продолжал мять спины, вправлять позвонки, творить чудеса исцеления. Да и пенсия какая-никакая начислялась регулярно. Три источника дохода, классическая по Генри Форду схема безбедного существования. Елена пользовалась авторитетом и уважением в школе. Ей часто выписывали премиальные за высокую успеваемость подшефных классов. Сынишка приносил одни пятёрки, посещал художку, ходил в бассейн. В Приднестровье сохранялась некоторое время советская система государственности. Потом всё перевелось. Государственные структуры стали разваливаться, их шустро прибирали к рукам всевозможные дельцы, жулики-приватизаторы, бывшие партийцы, откровенные бандиты. Разогнали в конце концов и горпищеторг.
Это было чуть позже. Однажды на приём пришла невысокого роста женщина, моложавая, удивительно грациозная. Как обычно, проблемы со спиной. Разговорились. Она оказалась руководителем детского танцевального коллектива. Им предстояло выступление в Польше, городе Кракове на конкурсе спортивных бальных танцев. Руководство металлургического завода выделило автобус, огромный новенький «Икарус». Был создан оперативный родительский комитет. Но вот медицинского работника ещё не назначили.
– Поедемте, Геннадий Петрович? Кстати, Вы не видели ещё наших ребятишек. Завтра в доме культуры конкурс между районами. Приедут коллективы Молдовы, из Каменки, Дубоссар, Тирасполя, Григориополя. Мы Вас приглашаем.
Это стало очередным открытием. То, что вытворяли на сцене малыши, не поддавалось привычному осмыслению. Обыкновенные, казалось бы, сорванцы неожиданно перевоплощались в денди и принцесс, исполнение программы каждой парой было безупречным, практически профессиональным. Громкая музыка, вальс, танго, фокстрот, зажигательные самба, румба, ча-ча-ча. Восторг, блеск, аплодисменты. Гена был сражён Пациентка его только улыбалась. Фея, муза Терпсихора, ангел во плоти. Как же ей, такой нежной, хрупкой, безобидной, удаётся всю эту пёструю ораву удерживать в узде, тренировать, да так, чтобы танцевали на уровне международного класса?
Когда решился посетить тренировку, вопрос отпал сам по себе. Кроткое создание, которому он поставил на место спину и присвоил звание феи, оказалось жёстким, бескомпромиссным тираном, сторонницей хореографического классицизма. Её выдерживали не все. Хлюпики, неженки рано-поздно отсеивались. Продолжали заниматься стойкие, выносливые, до одержимости влюблённые в танец. Со временем коллектив приобрёл черты, свойственные войсковому подразделению специального назначения. Пошли победы одна за одной. В конце концов известность ансамбля добралась и до танцевальных салонов Польши, коллектив был приглашён к участию в международном турнире, куда съедутся более тысячи пар из разных стран.
Гена согласился, не раздумывая. В Польшу, конечно же! Неясное волнение охватило душу и не отпускало до тех самых минут, пока «Икарус», пересёкши три кордона, не въехал в загадочную Речь Посполитую. После украинских дорог казалось, едут по зеркалу, ровненько, гладенько, ни ухабов, ни выбоин. Была ночь уже. Асфальт в лучах фар ярко люминесцировал, дорожные разметки также светились, каждый столбик, древесный ствол у обочин был оборудован светоотражателем. Украинская территория с наступлением ночи погружалась в глубокую темень, редко где мерцал одинокий фонарь возле какого-нибудь поста ДАИ[34]. Поляки электричество не экономили.
В Краков приехали около полуночи. Заселились в недорогую гостиницу при спорткомплексе, где должен был состояться турнир. Удобства, конечно, в конце коридора. Но так уютно всё. Чистота до блеска. В дезодорированных кабинках свежие рулоны туалетной бумаги. В душевой под каждым соском полный флакон шампуня. Кафель, красивый пластик, отличная вентиляция. Искупались, дружески поужинали, завалились почивать. Гена уснуть не мог, тихонечко встал, вышел прогуляться.
Звёзды висели гроздьями, казалось, протяни руку, достанешь. Воздух особенный, дышалось удивительно легко. Необъяснимые предчувствия бередили душу. Нечто подобное он испытывал на вступительных экзаменах или, когда по уши влюблённый летел, неистово размахивая крыльями, на первое свидание со своей Ленкой. Так же и сейчас в груди взволнованно звучала мелодия прелестного ноктюрна о чём-то желанном, безмерно счастливом, единственном.
Было пятое мая. Впереди два дня турнира, переживания, эмоции, страсти. Торжество грации, красоты, молодости, у кого-то и любовные истории. Действительно съехались исполнители высшего класса. Выступления пар встречались публикой с восторгом. Наиболее понравившиеся дуэты поляки приветствовали вставанием. Играл великолепный оркестр. Повсюду высокие вежливые люди. По моде, к лицу одетые. Мужчины обыкновенно при встрече прикладывались дамам к ручке. Светское шляхетное государство, что тут ещё скажешь.
Геннадий пребывал, как будто во сне. Великолепие сего роскошного празднества было для него ново. Прельщало множество абсолютно незаносчивых, добрых взглядов. Элегантность мужчин, ослепительная красота польских леди. Он в объявленные перерывы бродил среди зрителей, наблюдал, восторгался, слушал незнакомую, с обилием шипящих согласных речь и ловил себя на мысли, что она очень ему по душе.
Во второй день участников соревнований и зрителей ожидал сюрприз. После того как оттанцевала группа юниоров, на сцену к оркестрантам поднялась всеми обожаемая Мариля Родович. Любимица не только поляков, она хорошо была знакома советскому зрителю. Зал взорвался аплодисментами. Это действительно был царский подарок, выступление такой неординарной, к тому же красавицы, популярной певицы. Мариля была в национальном костюме, на голове пышный венок цветов, волосы, как обычно осветлённые, ярко вспыхнули в направленном на неё луче прожектора. Зазвучала вступительная скрипка. Девушка-скрипачка произвела прямо-таки фурор невероятно виртуозным пассажем. К ней присоединились валторны, создавая какой-то тревожный звуковой фон. Потом и весь оркестр, сначала негромко, потом наращивая децибелы, и снова затихая. Гена моментально попал под сию магию, отдался набегающим волнам воображения. Тут же представил степь, всадников. Мариля запела. Какой голос! Диапазон, тембр – всё необыкновенное. Словно тысяча звонких колокольчиков, слившихся воедино. Старинная польская песня о молодом казаке, геройском воине, влюблённом в дивчину-красавицу. Куплет грустноватый, как обычно, про печаль-разлуку, любовные переживания. И вдруг припев! Геннадий даже с места вскочил. Не сразу вспомнил, где слышал, но определённо ему это было очень хорошо знакомо. Повставали и другие зрители. Поляки начали подпевать, на многих лицах заиграли эмоции, глаза засверкали.
