Двадцать «чаек» поднимаются вверх по Днестру до Самборских угодий. Там вблизи городища Рудки от Днестра отходят несколько рукавов, теряющихся в заболоченных лугах, которые во время половодий превращаются в целые озёра. Но и теперь имеются участки с требуемой глубиной, этакие озерца, между которыми за несколько ночей тамошние казаки прорыли небольшие каналы, по которым из Днестра лодки свободно доберутся до речушки Вишня. Она, в свою очередь, является правым притоком речки Сан. Вишня пересекает украинско-польскую границу между сёлами Старова и Загорбы. В Сан вливается напротив польского городка Родымно.
Сан уже покрупнее. Также течёт с Карпат. Чистый, прозрачный, прохладный, рыбный. Видно, как мелькают многочисленные серебристые стайки, за ними судачки гоняются, щуки. Местами лежат, словно притопленные брёвна, сомы. Раки-труженики тщательно дно пропалывают, очищают от гнили и падали, чтоб мириадам беззубок дышалось вольготно и свежо. Огромное такое количество перловиц немудрено, у них полно пропитания. Речка-то норовистая, шуток не любит, мигом зазевавшегося перепончатокрылого в придонный корм обратит, богатый хитином и хитозаном, необходимыми для воссоздания клешней и панцирей, а также выработки перламутра, благодаря которому в ясные ночи река словно светится. Берега сплошь обросли ракитником, ивняком, ещё какими-то кустарниками. Местами русло петляет в самых настоящих ущельях. Красоты необыкновенные. Вплоть до Сандомира, напротив которого приток сливается с Вислой. И это как раз посередине между Краковом и Варшавой.
Тем временем строительство крепости на Днестре пан ротмистр не прерывал ни на минуту. С момента прибытия сюда прошло почти три месяца. Совместно с батюшкой Александром наладили связи с хозяйственниками близлежащих поселений и городов. Как на своём левом берегу, так и в правобережье, с молдаванами. Правый берег – это Кодры, молдавская тайга. Лесозаготовки, охотничьи угодья, древесный уголь, дёготь, живица, грибы и ягоды, кикиморы и лешие.
Главным на первых порах было, конечно, добиться бесперебойной поставки древесины. Сей вопрос был решён как нельзя лучше, рыбные деликатесы весьма ценились при дворе молдавских господарей, посему лесозаготовители старались отбирать для приднестровских казаков древесину самую лучшую. Бартер, премудро подогреваемый ещё и золотыми монетами, сказочно процветал.
Помимо леса, отец Александр усиленно собирал информацию об удивительном строительном материале, который у молдаван сначала именовался кохилец, потом прижилось и распространилось котелец. Плотный известняк, спрессованные раковины ископаемых морских моллюсков кокхилий, окаменевшие тела которых отчётливо видны на распилах. Ещё его называли строительным камнем. Прочные котельцовые блоки популярно использовались при возведении капитальных зданий, дворцов, храмов. Для будущего города сей камень, конечно, был очень потребен. Хмель батюшке Александру по секрету строго наказал заняться возведением достойного дворца для будущих князя и княгини, при этом выразительно поглядывал в сторону Олега. Ещё велел средств не жалеть, в разумных пределах, разумеется. Насчёт каких-то там разумных пределов отцу Александру намекать было излишне. Каждая копейная и мечевая денга, медная пула, не говоря уж о гривне, полтине, рубле или молдавском талере, были на строжайшем учёте. Монахи отслеживали финансовые потоки похлеще шатёрничего царской казны.
Котелец добывали в ту пору близ поселения Криково неподалёку от Кишинёва в глубинных шахтах. Дороговизна удовольствия проживать в котельцовых домах не вписывалась в общенародный масштаб. Лишь зажиточные каймакамы, ворники, прочие наместники господарей, богатые бояре, феодалы, имея соответствующий достаток, могли позволить себе сие моллюсковое чудо. Вообще-то подобный камень пилили неподалёку, у пещерного монастыря Сахарна. Но известняк в тех шахтах значительно уступал Криковскому. Посему батюшка Александр основательно готовил хозяйственный десант на Криковском направлении. Но первостепенная задача, конечно, правобережные Кодры, круглосуточная лесозаготовка. Остальные богатства, шелковистые медвежьи шкуры, роскошные лосиные рога, охота на кабана, гадание на цветке папоротника, любовные шашни с молодыми кикиморами – это на потом, когда первый жирок завяжется.
Хмель помогал совершенствовать фортификацию, создавать комплекс укреплений для засеки. Народ по всему фронту трудился с азартом и вдохновением, чему способствовало хорошее жалование, которое положил всем без исключения строго засекреченный боярин Рыдван, он же пан Ольгерд Смигаржевский, он же, теперь в прошлом, Альгис-паша. И он же загадочный Лелег. Оставался ещё фонд финансов, ссуженных казной скаредного Сигизмунда, а также из стратегических сокровищ царя Алексея Михайловича. Впрочем, Их Величества не очень-то щедрились. Основная часть золотого запаса была захвачена в боях во время дерзких экспроприаций в шляхетных поместьях и турецких городишках.
– Между прочим, в Краковском Вавеле замковые подвалы полны злата и серебра, – как бы между прочим пробормотал с причмокиванием Богдан, обгладывая увесистую куриную лытку, которую держал правой рукой в то время, как левая регулярно подносила ко рту огромный серебряный кубок с красным виноградным вином, весьма недурным на вкус и, судя по раскрасневшимся щекам, с немалым количеством градусов. – Что оно там, золото это, без движения лежит? Всё одно иезуиты проср…
Они обедали в просторной избе зажиточного казака, упросившего боярина временно у него пожить. Он же и прислуживал за столом. Угощения, конечно, царские. Икра чёрная, судачки, запечённые в сливках с сельдереем, зайчатина, курятина, гусятина, маслята под невероятно душистым, свежего отжима постным маслом. Брынза овечья, брынза коровья, мамалыга, традиционный соус муждей с чесноком. Стопкой высились плацинды с мясом, творогом и брынзой, рядом в глиняных тарелках аппетитными тушками мититеи, толстокожие гогошары в мёде. Миска чищеных грецких орехов. И кувшины с несколькими сортами вина, только что принесенными из погреба. Запотевшие, холодные, слышно было, как вино разговаривает и дышит. Живое!
Тоже одно из чудес света, молдавское вино. Волшебное, целительное, продлевающее молодость и чувство собственного достоинства. Моложавая, миловидная казачка, хозяйка дома споро подносила всё новые угощения. Не впервой уже сменила кувшинчики с пустых на полные. Улыбалась, чертовка, словно жемчугами сыпала по комнате, нахально очаровывала чёрными глазищами, в которых чего только ни сверкало, в основном, конечно, бесовские искорки. Того и гляди, душу чью воспламенят.
На первых порах ротмистра это смущало, он украдкой косился на хозяина, седовласого с длинным оселедцем и обвисшими, словно пакля, усами, а также бровями, как у старого луня, из-под которых наблюдали хитрющие очи. Но, кроме почтения, взгляд не излучал ничего иного. Периодически ухмылялся на проделки благоверной, но совершенно не сердито. Казак очень хорошо понимал, какие у него гости в доме. Он бы совсем даже не возражал, чтоб супругу один или оба сразу почтенных господаря ублажили. Сам-то уже охладел из-за лет немалых, дремучих, из-за ран, испещривших тело вдоль и поперёк грубыми рубцами, безобразными шрамами. А жёнушка молодая, в соку, жалко её. Ить ласки хочется голубушке. Ох-хо-хо-х. Может, и дал бы Господь опосля деток.
Пока Рыдва пунцовел от подобных мыслей, Хмель опустошал кубок за кубком. Потом начал хозяюшке недвусмысленно подмигивать. Та, как бы невзначай, задерживалась подле него, потом и вовсе стала прижиматься то бедром, то, склонившись, вообще грудями. Прибежал какой-то шустрый казачок, в дверь постучал, войти не решился. Хозяин сам шустро этак метнулся. Через пару минут, постучавшись, вернулся.
– Пробачьтэ, добродию, мэни трэба йты. Молдаваны лес прывэзлы.
– Ступай, милый, – Богдан встал, похлопал по плечу старого казака, задержал взгляд в его очах, по-прежнему беззлобных, одно добродушие и благолепие. – Если какая помощь нужна, скажи.
– Та шо вы, добродию, яка допомога? Вы нэ хвылюйтеся. Усэ гаразд, – казак улыбнулся так лучезарно, что Богдану захотелось его обнять, что, собственно, он и сделал через хвылыночку.
