Но в том-то и дело. Я не думаю, что Нора способна любить.
Когда то давным-давно, похоже, так и было, но я думаю, что ее способность искренне любить кого-то сгорела вместе с ее семьей и для нее не имеет большого значения, что ее сестра и ребенок выжили. Не тогда, когда она провела шестнадцать лет, питаемая ненавистью. И все же внезапно становится ясно, что Призрак любит Нору. Просто совсем не так, как я ожидала. Вместо сексуальных отношений он превратил ее в своего рода образ матери в своем воображении.
И если это так, то будет намного сложнее убедить его отвернуться от нее.
— Я не хочу ее любви, — наконец говорю я, и он издает смех, который бьет предупреждающим барабаном в моих ушах.
Почему я его провоцирую? Это из-за этой тьмы, клубящейся внутри меня, которая растет с каждым словом похвалы, которое он произносит о ней? Что бы это ни было за чувство, оно уродливое, переполненное яростью и ревностью.
Эти эмоции накапливаются во мне только по мере того, как я осознаю тот факт, что этот мудак уделял моей матери больше времени и внимания, чем я, потому что она не могла беспокоиться обо мне, пока это не было удобно для нее.
Почти чертов год после того, как она узнала, что я все еще жива.
— Когда-нибудь, когда Нора перестанет защищать тебя, я перережу тебе горло, — обещает он.
Я толкаю его в грудь, и он отстраняется от меня, пятясь к центру моей комнаты.
— Знаешь что? Я не верю тебе, потому что ты слишком боишься, что она заберет свою драгоценную любовь. Кроме того, я уверена, что к тому времени, когда она перестанет меня защищать, ты либо умрешь, либо окажешься в тюрьме, так что прости меня, если я не задрожу от страха при твоей жалкой угрозе.
Святое дерьмо, откуда это взялось? Я что, с ума сошел? Почему я провоцирую этого парня?
На секунду я стою совершенно неподвижно, как статуя, прислонившись к своему столу, потому что румянец, ползущий по его татуированной шее, говорит мне, что я зашла слишком далеко. Наконец, однако, он просто качает головой и кривит губы в презрительной улыбке.
— Знаешь, ты очень похожа на нее. Как бы сильно ты не хотела этого видеть, это так.
Он прав. Это не то, что я, блядь, хочу видеть или слышать.
Втянув щеки, я отодвигаюсь от стола и киваю в сторону камеры, которую я поймала, когда он устанавливал.
— Я просто собираюсь выкинуть ее, как я сделала в прошлый раз. Убедись, что она это узнает.
Он смеется, как будто я только что весело пошутила.
— Почему ты думаешь, что она только один?
Я таращусь на него, пока он идет к двери, объявляя через плечо: — Я закончил. Нет причин торчать здесь, если только ты не жаждешь члена? Я слышал, что этот ублюдок с расстегнутым воротничком, который всегда подкрадывается сюда, не выполняет свою работу…
Хотя я уже осматриваю комнату в поисках жутких тайников, я с отвращением отшатываюсь.
— Да пошел ты.
Его смешок такой мрачный, что по мне пробегает дрожь.
— Может быть, когда-нибудь, сука, но я не остановлюсь, когда ты отключишься.
С этими словами он вылетает, оставляя меня дрожать от ярости.
Захлопнув свою дверь, я запираю ее, хотя знаю, что этого никогда не будет достаточно, чтобы уберечься от монстров. Затем я делаю несколько глубоких вдохов, уничтожая новейшую камеру, прежде чем отправиться в свой шкаф, чтобы переодеться в спортивные штаны и футболку, как я и обещала Лони.
Все это кажется таким нормальным, что у меня сводит живот.
Как только я оделась, я возвращаюсь в комнату Лони и натягиваю на лицо яркую улыбку, прежде чем постучать в ее дверь. Когда она открывает, я стараюсь не показывать своего огорчения. Я не позволю Призраку разрушить мой шанс наладить с ней отношения.
Как только я оказываюсь внутри, мы долго смотрим друг на друга, ни одна из нас не в состоянии придумать, что сказать. Мое признание — это слон в комнате, которого мы одновременно пытаемся избежать и выяснить, как лучше ориентироваться.
Наконец, я просто больше не могу этого выносить.
— Прости, — выпаливаю я.
Она глубоко выдыхает, затем тянется вперед, чтобы крепко сжать мою руку.
— Мэл… все в порядке, — по тому, как она моргает, когда говорит это, очевидно, что она просто чертовски удивилась сама себе. — Я просто… ну, черт. Я не знаю, кем я была, но я не хотела так убегать.
— Нет, я понимаю, — быстро говорю я, прежде чем она успевает извиниться. — Любой бы так отреагировал на то, что я рассказала тебе.
Отпустив мою руку, она сжимает пальцы вместе, пока ее кожа не становится красной.
— Поверь мне, я рада, что ты мне сказала. Это объясняет… многое. Но могу я спросить тебя кое о чем?
— Конечно.
Я следую за ней, когда она садится на свою кровать. Поджав под себя ноги, и жду ее вопроса, когда она берет пульт от телевизора в руки.
— Так вот почему мистер Портер пришел сюда преподавать? Из-за пожара?
Я опускаю взгляд на ее покрывало, и киваю.
— Да, — шепчу я, это единственное слово обжигает мой язык и губы. — Он хотел получить ответы о смерти Джеймса и…
Я замолкаю, потому что не могу рассказать ей остальное. Мне слишком стыдно за то, кем мы с Диланом были и что мы делали вместе. Часть меня жаждет рассказать ей об этом, о том, что ребенок, из-за которого Лорел месяцами издевалась надо мной, был его, но это так много в дополнение ко всему остальному, что я ей уже рассказала. Может быть, когда-нибудь.
Когда-нибудь я наберусь достаточно смелости, чтобы сделать это, но сейчас все, что нужно знать Лони, это то, что Дилан был скорбящим человеком, который обвинил меня в смерти своего единственного брата, и правильно сделал.
— Он знает, что ты устроила пожар?
— Я не уверена, но Думаю он догадывается — бормочу я, собирая в пригоршню свою футболку и скручивая ее в узел. — Он знал, что полиция должна была провести обыск в нашем доме в тот день, поэтому моя мама сказала мне избавиться от улик. Я… я запаниковала.
Возвращаясь сейчас в ту ночь, я могу представить себе по крайней мере дюжину других решений, которые не оставили бы моего лучшего друга мертвым, а мою жизнь в руинах.
Дженн никогда бы не сбежала.
Нора никогда бы нас не нашла.
И я бы никогда не узнала, кто я на самом деле.
Когда я, наконец, отрываю взгляд от растяжки и натягиваю футболку, Лони со свистом выдыхает воздух, ее темные глаза широко раскрыты и не мигают.
— Мэл
— Да? — Я задерживаю дыхание, ожидая, взорвется ли она или охладеет ко мне. Я уверена, что у Лони был определенный образ меня как жертвы, и я только что разрушила его. Я не жертва. Я уничтожала вещи. Людей. Жизни.
К моему полному и полному облегчению, она качает головой и просто говорит: — Хорошо.
Она не отталкивает меня.
Черт возьми.
— Ты… ты не сходишь с ума?
Напряжение сковывает ее плечи, когда она беспомощно пожимает ими.
— Я все обдумываю, и это, вероятно, займет немного времени, но я не собираюсь прекращать быть твоей подругой. Я бы не поступила так с тобой.
— Я бы не стала винить тебя, если бы ты это сделала, ты же знаешь, — тихо говорю я.
Теперь она так сильно сжимает пульт дистанционного управления, что костяшки ее пальцев бледнеют.
— Я знаю, что ты бы этого не сделала. Хотя это все равно было бы довольно дерьмово. Я знаю, что твоя жизнь была нелегкой. Я не собираюсь судить о том, что тебе пришлось сделать, чтобы выжить. Ты хороший человек, Мэллори. Я знаю, что это так.
Слезы наворачиваются мне на глаза.
— Лони…
— Прекрати, — качает головой она, и ее собственный голос прерывается. — Если ты будешь плакать, то и я буду плакать. Так что прекрати это.
Я киваю, но отворачиваюсь, чтобы она не увидела, как я бью себя по лицу.
— Ладно. Я не буду. Я обещаю.
— Хорошо.
Мы встречаемся взглядами и улыбаемся друг другу, и мне становится лучше. Даже нежелательный визит Призрака и угрозы больше не кажутся такими зловещими, теперь, когда я знаю, что Лони все еще на моей стороне.