До. И после. Очень умно.

Ропот толпы всё ещё набирал обороты, мало кто хотел так просто смириться с неизбежным.

— Молчать! — вдруг рявкнула королева и все затихли от проступившей в её голосе жёсткости. — Позвольте человеку умереть достойно, как воину, а не как предателю! В тишине и смирении, а не под ваш цирковой гомон!

Ей ответили несколькими оскорблениями, на которые стражники уже среагировали — устремились внутрь толпы, избивая всех дубинками и древками, пытаясь вытащить зачинщиков.

— Молчать! — снова рявкнула королева, останавливая и своих подчинённых, и Вокима.

Стражники замерли меж рядов бунтующих, и вдруг тишина наступила сама по себе. Все хотели услышать развязку.

— Мудак, — послышались последние слова Вокима, обращённые к палачу.

С небольшой заминкой топор ударился о тугой пень, ознаменовав кончину талантливого полководца. Королева вздохнула.

— Скажу только раз. Воким много дел натворил, но казнила я его за то, что он хотел бросить вас и договориться о сытой жизни.

— Бред! — крикнули из толпы.

— Вранье!

— И я сама не верю, что с усталых губ Твердолоба слетели эти слова! Отказываюсь верить и вас призываю. Помните его как генерала, мужчину и воина. А то, что случилось сегодня забудьте.

Один из офицеров Вокима вышел вперёд.

— Не врёт она. Я там был и сам слышал. Коли не верите — у остальных наших спросите... Забудем, братцы. Забудем.

Толпа замолчала окончательно, переглядываясь друг с другом лицами полными отвращения, разочарования или откровенного презрения. И стала расходиться. Королева тут же развернулась и скрылась под пологом шатра.

Что это было?

Игра, где она переиграла Вокима? Или его ошибка и слабость, которая действительно имела место? Кто она, чёрт её дери?

***

После потери командира обитателям лагеря дали ночь прийти в себя и собраться с мыслями.

Это ожидаемо вылилось в траурную и молчаливую попойку у костров. Прощались не только с Вокимом, но и с лагерем, уже ставшим домом, со старыми порядками, которые ушли вместе с Вокимом, с товарищами, которые навсегда останутся лежать в окрестных полях, и со своими жизнями, которые если даже и не кончаться, то уж точно не будут прежними после похода к горе Ногх.

Дукан шествовал от костра к костру, заливался из фляги разбавленным вином, курил трубку, кидал в рот нехитрые закуски, слушал и говорил сам.

— А ты чего лыбишься?— со злостью спросил здоровяк мелкого гнилозубого проныру.

— А чего тут не лыбиться? — тот отхлебнул ещё пойла и уставился в костёр. — Давненько короли нашей доли не нюхали. Внушает уважение. Пусть и баба, а рюшечки свои в грязи подмочила уже.

— Ты если королеву уважаешь, так говори уважительно! — одёрнул его сержант.

Дукан наблюдал за перепалкой с небольшого удаления, изучая лица и забавные манеры речь. Что-то подобное происходило по все лагерю, и Дукан насчитал уже три драки за первый час посиделок, что было значительно больше обычной ночи солдат. Он ещё понаблюдал за перепалкой и пошёл дальше.

— ...если конечно она не это... ну вы поняли, — осторожно и оглядываясь проронил высокий и худой солдат у костра на отдалении.

— Да слухи всё это. Ну ты же сам её видел, не темница она и не колдунья. Из крови и плоти, баба как баба. Характер только у неё... ну какой и должон быть у правителя.

— Да не слухи, — встрял третий, мигом переведя тяжёлый разговор в шутку. — Вы свою молодость и тупость то припомните! Вы там такого натворили, что вас бы самих в колдовстве обвинить! Будь у меня такой чин, я бы тоже в разгул пустился, хотя б не надолго.

— Ха-ха! Верно бздишь, братец! Я когда мелкий был чуть храм не сжёг!

— Да ты шо говоришь такое, дурень!

— А мене компоту не дали! Впрочем, я там и не жил, чтоб мне оттуда чего-то перепадало кроме розг.

— А я такого родителям о Госпоже наговорил в сердцах, когда меня выпороли, что меня в пору на костёр вести.

— Всё не без греха братцы. Вот вам могу по-честному сказать, что я на темниц падок, что хоть глаз выколи. А вы чего на меня вылупились. Я с ними не пойду никуда. Вот какую бы бледненькую бы у них увел, да женой бы себе сделал.

— Ну ты и придумаешь!

— А Вокима вам не жалко? — подал голос старый ветеран, держащийся, как и Дукан, на небольшой удалении.

— Жалко, — ответили ему. — Мужик был хороший. Не будь его, мы бы и не собрались и темников бы не погнали.

— Дело прошлое, — ответил высокий. — У королевы жестокий порядок... но может нам оно и надо, братец? Может, десять лет назад нам этого и не хватило. Что скажешь? Ты же был там, ясен хрен.

— Порядку мало было, особственно под конец. Только вот своим мы бошки не рубили и на деревьях не вешали. Не дело это.

— Брешешь! Чего у вас дезертиров и воров что ли не было?

— Мы с ними сами разбирались. Тёмную им устраивали, да отпускали. Им с нами воевать бок о бок, нельзя так со своими.

— А чо думаете... на счет того, что за него сказали? Чо он ну... продать нас хотел. М?

— Старому ветерану бы покоя, я не с вами по лесам бегать. Вот за это его головы лишать... ну слишком же, как вы, юнцы, не понимаете.

— Меня вот беспокоит, что он за нами так и не пришёл. Ежели бы не чудик этот шипастый — пропали бы мы. Заморили бы нас темники, или бы чего хуже погнали бы к себе в рудники, работать до смерти, а потом тварей их кормить своим мясом.

— Навроде он раненый был, да хорошо так, что не мог прийти.

— Не так он уж и плохо выглядел...

— Не веришь?

— Да, верю-верю. Мы скока с ним шли, а он же ничего такого не творил. Не замечен, сечёте? Мог бы прийти — пришёл бы. Да если б пришёл даже, то и чо? Раскидал бы всех в одного? Войска-то у него и не осталося считай.

— Ну такие люди есть, которые на словах персти Господи, а на делах у них внутрях говна не меньше твоего плещется. Пришёл бы, хотя бы ради приличия. Посидел бы в клетке с нами.

— А может быть, темники бы его так споро и не порешили, кстати... Хм.

— Дело прошлое. Тут королева верно сказала, не важно как Воким кончил. Запомним, кем он был.

— Да. Запомним.

— За Вокима!

— За Вокима!

— Не чокаясь, дурень! Куда стакан тянешь за мёртвого!

— За Вокима!

— Лёгкой дороги!

— Тёплой встречи!

— И пускай этот крепкий ублюдок родиться снова!

— За Вокима!

Не то, чтобы его сильно интересовало мнение простых бойцов и работяг в вопросе, в котором они никогда не разберутся, просто чтобы принять решение и разработать план ему нужна была пища для размышлений.

Он смотрел и на красно-белых, которых в лагере прибавилась настолько, что и он, и солдаты Вокима уже чувствовали себя пленниками. У них внутри никаких терзаний уже и не было, королеву они приняли как родную и были готовы лить за неё кровь.

Но что-то в них было такое, с чем Дукану дело иметь не хотелось. Черта, которую хотелось провести между солдатами Вокима и солдатами в красно-белом, была такой же навязчивой и жирной, как и черта между обычным человеком и темником.

И тогда Дукан понял.

Королева может и чиста, но служить ей он, как и многие вроде него, просто не сможет. Она нечто чужеродное. Некий сорняк, который портит всё поле. А сорняки нужно удалять.

***

— Так не выйдет. Воду теперь проверяют раза на три. Как и вино.

Сердце Дукана заколотилось бешено, руки мигом свело судорогой, и он лишь чудом удержал мешок с ядом, занесённый над открытой бочкой.

Вместо стражи в проходе застыла фигура в плаще и со странными даже для красно-белых знаками отличия.

— Поменял внешность, говор и походку. Умно. Я думал ты всё ещё с кайрам.

Вторая фраза звучала не так нервно, и Дукан вдруг узнал голос. Анфлис. Он был один и без обнажённого оружия. Значит, их встреча, при столь особенных обстоятельствах по крайней мере начнется с разговора.

— Умно? Не принимай меня за за салагу, — Дукан чуть разогнулся и прикинул, сможет ли он быстро освободить руки и достать меч. — Тут нужно будет очень сильно покапать, чтобы кто-то вообще припомнил Дукана.