Кальдур остановился, с недоверием и тревогой, пытаясь разглядеть куда дальше заведёт их дорога. Вокруг было удивительно тихо. Так тихо, что каждое клацанье камня разносилось вокруг причудливым эхом.

— Что это за место? — спросил Кальдур, сцепившись взглядом со застывшим напротив стариком.

— Это, друг мой, конец того, что вы называете Пиками.

Кальдур снова посмотрел вдаль, потом обернулся, поискал глазами движение позади и по сторонам. Снова уставился вдаль. И понял, почему ему стало не по себе.

— Туман такой плотный... он же непростой, да?

— Да, непростой. Идти дальше запрещёно. Мало кто может пройти по туману и вернуться. Зато здесь легко спрятаться.

— Что скрывает туман, старик, — осторожно спросил Кальдур. — Что за ним?

— Камни и горы, — пожал тот плечами. — На очень большое расстояние, которое представить трудно. Потом вода. А дальше я не знаю. Мало кто ходит в ту сторону, даже из горцев.

— Что он скрывает, Мрак тебя раздери?! — Кальдур рявкнул. — Это же колдовской туман! Он не должен стоять такой стеной! На него ветер не действует!

— Он скрывает нас, юноша, — старик криво усмехнулся. — От того что за ним. Но мы идём не туда. Так что не волнуйся.

— Что за ним? — не успокойся Кальдур.

— То, от чего скрываемся мы, — без издевки ответил старик. — Не бери в голову. Мы почти пришли.

Они свернули направо, немного прошли по склону и вдруг стали возвращаться вверх по склону, набрели на крутую тропку, ведущую вверх на каменистое плато, вершина которого тонула в облаках и тумане.

— Да мы день будем туда взбираться, — пробормотал Кальдур, пытаясь хотя бы примерно оценить высоту.

— Если будем ползти как улитки. Вообще-то я планировал вернуться домой ночью, юноша. Люблю спать у себя, а не под открытым небом. Просто иди за мной и не зевай.

***

Они поднялись уже близко к закату. Вспотевший насквозь Кальдур ещё долго не мог вернуть дыхание, дышал как загнанный ишак, его сердце билось так, словно хотело выпрыгнуть. Чуть утомлённый старик снова улыбался ему добродушно, и казалось, испытывал немалое удовольствие от трудностей, что испытал Кальдур.

— Чёрт бы тебя побрал, старик... — задыхаясь прошептал Кальдур. — Чтоб я так себя чувствовал в твои годы... Однако, чтобы ты там не задумал... ты был прав. Мне ни о чем сейчас не хочется думать, только бы завалиться где-нибудь, да полежать.

Старик усмехнулся, кивнул вперёд. Кальдур наконец разглядел их цель путешествия и тут же помрачнел.

Наверху не было ничего. Снежная шапка, ещё не растаявшая с зимы, занимала всё плато. Несколько острых вершинок торчали из-под снежной шапки, которая уже начала таять. На левой стороне виднелась трещинка, ставшая каналом для ручейка, по которому эта шапка и стечёт вниз. Поняв, что над ним посмеялись, Кальдур устало и обречённо вздохнул, зачерпнул снега и умылся им. Как только он продрал глаза, часть снежной шапки пришла в движение.

Кальдур застыл с открытым ртом.

— Что за?..

***

Снег расплавился вокруг зеркан, свернувшегося в клубок.

Стоило ему пошевелится и снежная шапка, скрывавшая его, опала, явив змеевидное тело из светоносного металла, которое засверкало на вечернем солнце ярче снежной шапки.

Кальдур застыл с открытым ртом, не понимая спит он или действительно видит. Затаив дыхание, он подошёл ближе. Стальной зверь был жив, и действительно реален, его голова остроконечной снова дёрнулась в сторону Кальдура и окончательно освободилась от снег.

Зеркан был стар, изранен, весь покрыт щербинками и трещинами, но это никак не умоляло величия и силы одного из величайших творений Госпожи.

— Зовут его Ксикс, — с ноткой веселья буркнул сзади старик. — Десять лет назад он, как и вы, пытался покорить Умудзук, в поисках… не знаю чего. Ваших "великих целей". Умудзук оказался сильнее. Предсказуемо. Раны Ксикса так и не зажили, и он остался тут.

— Почему ты не сказал тогда?.. — прошептал Кальдур.

— Ксикс не хотел, чтобы я хоть кому-то говорил, что он прячется тут. Я лишь выполнял просьбу. Потом я рассказал ему, и он задал мне тот же вопрос. Не мог успокоиться от новостей о вас. Всё мечтает увидеть небо. В последний раз. Так что... хорошо что ты сюда вернулся. Может быть, вы поможете друг другу, раз я не могу помочь вам обоим?

— О да… старик… ты даже не представляешь…

Кальдур не мог отвезти взгляда от сверкающего тела, полного осанки и величия. И грозной силы, которой хватало даже в спокойном и изучающем взгляде древнего создания.

Серая Тень внутри пришла в движения. Многоножки заструились под кожей Кальдура, он вздрогнул, сморщился, но Тень не сказала ничего. И не надо было. Внутри она ликовала.

"Верь"

Он услышал голос Розари так ясно, словно она была рядом. Снова вздрогнул, проглотил комок, подошёл ближе, протянул руку и осторожно дотронулся до сверкающей головы. Зверь ещё больше встрепенулся и подался навстречу. Голова Кальдура вдруг закружилась, словно он вдохнул слишком много воздуха.

— Ну, Ксикс? Хочешь ещё раз увидеть небо?

Её убежищем стала грязная и вонючая канава.

Место вряд ли достойное Избранной Госпожи, но сейчас такие материи Розари волновали меньше всего.

Боль в отрубленном запястье всё ещё пульсировала и никак не хотела униматься. Розари не раз резали и кололи, она не раз чувствовала, как оружие проникает в её тело, разрывает внутренности, ломает и скребёт кости. Она знала, что такое, когда кровь покидает тело, и её остается совсем мало, ей были знакомы жар, слизывающий кожу, холод, продирающий до костей, и даже агония... Когда тело сдаётся, и единственное, что удерживает её на этом свете — это её доспех.

...Но такой раны у неё ещё не было. Красная Фурия с трудом смогла остановить кровь, но дальше исцелять повреждение не спешила — словно столкнулась с непреодолимым препятствием или сама получила рану, от которой только ещё предстояло оправиться.

Ночное небо было спокойным и звёздным, порывы ветра тревожили лес и траву вокруг. Розари приходилось прижимать руку к груди, чтобы та не попала в грязь, и не началось заражение. Она чувствовала только опустошение и слабость, холод и влажность выпивали из неё последние силы. Она старалась не потерять сознание, как могла, выравнивала рваное судорожное дыхание, пыталась не дрожать, чтобы не выдать себя, затравленно озиралась по сторонам, пыталась разглядеть хоть что-то в мешанине серой травы и кустарников.

Розари казалось, что тот мужчина всё ещё ходит где-то рядом, ищет её и охотится на неё, будто она какой-то дикий зверь или преступница. Он уже вынес ей приговор, и самое невероятное в этой ситуации то, что каким-то чудом, он был близок к тому, чтобы его исполнить.

Как она вообще могла проиграть обычному человеку? Как он оказался таким сильным и умелым? Или это она оказалась в итоге ни на что не способна? Как и говорил, мастер Лотрак…

Её то бросало в жар, то в полузабытье, из которого тут же вырывало бешенным ритмом сердца от любого шороха или щелчка ветки на раскачивающимся от ветра дереве. Поток её мыслей раз за разом возвращал её к утерянной руке. Даже после ранения чёрной стрелой, она никогда не задумывалась, что ей смогут нанести такой ущерб, который уже не восстановиться. Она привыкла к кашлю и к тому, что место у её лопатки иногда немеет и мышцы там тянет, она уже не обращала внимания на сетку грубых шрамов на руках и ногах, в местах, где она приняла чёрные лезвия в битвах у Храма Солнца и у Опалённой Тверди. Но рука...

Она что теперь останется калекой? Неужели ни черта нельзя сделать?

Ей что... всё это время просто везло? Она была уязвима и только чудом не пострадала серьёзно до этого самого момента.

Мастер Лотрак был прав.

Она не готова. И никогда уже не будет готовой.

***

— Я не хочу больше делать этого!

Маленький лоб Розари нахмурился, детские щечки надулись, она посмотрела на мастера Лотрака так грозно, будто хотела испепелить его. Как обычно, лицо учителя не выражало ничего... вообще ничего, выглядело маской, в которую ещё не вдохнули жизнь, и вряд ли вообще собираются делать это. Она не могла понять, гневается ли он на неё, разочарован в ней или пытается поддержать. И от этого злилась ещё больше.