Мистер Кобери с невероятной выдержкой самого императора садится за стол, расправив подол длинного пиджака. А затем протягивает к нам руку. Да с таким выражением лица, словно эта работенка его уже порядком достала. Что, впрочем, я думаю, ушло недалеко от правды.

Мы непонимающе переглядываемся, глядя на морщинистую ладонь с крючковатыми, но такими ухоженными пальцами, протянутую к нам, словно прошение о подаяние. И тогда Цербер — ой — то есть мистер Кобери произносит:

— Ваши бланки.

Закопошившись, словно пойманные мыши, мы достаём смятые листы. И, если мой выглядит ещё более-менее пристойно. То бланк упыря выглядит так, как будто по нему прошёлся снежный человек.

Мужчина также неоднозначно смотрит на документ, а затем едва заметно кривится. В этот момент на его лице прямо-таки читается: «Когда же мои мучения закончатся?»

Через несколько минут мы покидаем кабинет Цербера, чтобы отправиться за сподручными материалами, в виде вёдер и швабр. А затем идём в лаборантские, дабы вычистить их до блеска. Причём эта угроза, кажется, прозвучала всерьёз. Мистер Кобери сказал, что лично будет проверять выполненную работу. И ней дай Боги мы уйдём раньше отведённого нам срока — ой — я хотела сказать — времени.

Однако, что такого в мытье полов? Подумаешь — убраться в лаборатории. Раз плюнуть!

Честно говоря, я ожидала чего-то более изощренного. Даже мысленно молилась, чтобы нам не пришлось нянчиться с какой-нибудь нежитью. Сайви говорила и такое бывало. Но… Уборка?

Хах! Думаю, мы управимся и оглянуться не успеем!

— Какого…трупа? / Стихия мне в глаз! — произносим одновременно и в унисон, когда с приобретёнными пожитками входим внутрь.

Не иначе как я накаркала…

— Да они издеваются!?

— Что за вонь?.. — Ни к кому толком не обращаясь, возмущаюсь я, прикрывая рукавом кофты нос.

Упырь делает тоже самое. А все потому, что это просто невероятный свинарник!

У меня такое ощущение, будто здесь побывало торнадо, стадо ликантáнов, а ещё парочка милых скунсов. Не говоря о мертвецах, забывших прихватить с собой кости!

Ау-у! Кому позвонить, чтобы ходячие мертвецы вернулись за своим добром?!

Да здесь нужная целая бригада и полнейшая антисанитария, а не двое самоучек!

Теперь я понимаю предостережения Сайви!

Эти отработки — настоящая каторга для адептов!

— Как там говорят? Женщина хранительница очага? Вперёд, Роуз! — Этот недоумок вручает мне свою швабру и уже собирается смыться, кажется, наплевав на отработку. И, если бы я отвечала только за себя, зная, что мне зачтут плюсик в карму, то не сказала бы ему и слова. Даже помахала бы ручкой — на худой конец шваброй — на прощание.

Ну, а так как мистер Кобери выразился предельно ясно: «Облажался один — облажался второй», то…

— Не так быстро, Вэйсс!

Я хватаю парня за шкирку и утягиваю назад. Так сказать — обратно в адский котёл.

— Хочешь ты этого или нет — мне до лампочки. Ведь это из-за тебя мы влипли в это…изящество. Поэтому будь добр, познакомься с мисс «Шваброй», — Я сую обратно ему потрепанную и несчастную даму, — и приступай наконец к работе!

Он ошарашено хлопает глазами. Переводит взгляд на предмет уборки. А затем обратно на меня.

— Только не говори, что ты не в курсе как этим пользоваться?

— К твоему сведению, Роуз, я — парень! А это женская работа!

— О, правда? — Взмах, удар, тычок в рёбра и: — За работу!

— Ты даже хуже моей бабушки Битси! — потирая ушибленные места, ворчит он, постукивая шваброй об пол.

— Тогда вспомни мою бабуля и заткнись наконец! — потеснив его, напоминаю женщину с невероятной выдержкой и взглядом отпетого демона.

И — о Боги! — он действительно затыкается и принимается за работу.

М-да, бабушка некромант умеет творить чудеса. При том находясь в нескольких сотнях тысяч километров от меня.

Хм. Стоит задуматься.

***

Два часа мы безвылазно мучаемся в этой пыточной. Ярая война и хладная нелюбовь к друг другу на время теряется где-то между ведром с водой и вонючей тряпкой, застрявшей в чьих-то волосах. Однако препирательства и вечные издёвки никуда не деваются. Кажется, это неискоренимо.

Наблюдать за тем, как Вэйсс намывает полы и при этом костерит все на чем свет стоит — этакая услада для моих ушей. Правда, когда приходит моя очередь отскребать от пола зелёную слизь — он с улыбкой силийского тигра наблюдает за происходящим. При этом мои фразочки по типу: «Не смей пялиться на мой зад!» — совершенно игнорирует.

Упырь! Что с него взять?..

— Ещё немного и я тоже откину здесь свои кости, — бубнит мой напарник по несчастью, натирая металический стол специальным антисептиком с ядреным запахом спиртовой настойки.

Я тяжело вздыхаю, начищая до блеска последний шкафчик, и произношу:

— Ещё немного и я лягу прямо на этом полу.

И плевать, что не так давно я оттирала его от слизи непонятного происхождения. А затем ещё и подметала останки чьих-то зубов. Причем, кажется, один из них был из чистого золота. Либо от усталости у меня крыша уехала за краешек.

Мы в унисон вздыхаем, а затем заканчиваем с влажной уборкой. Остаётся дело за малым.

— Ты! — хором произносим мы, тыча в друг друга указательным пальцем.

— Нет — ты! — в очередной раз звучат наши голоса одновременно.

Ничего себе — синхронность! Да только не в том месте!

Вэйсс сердито вздёргивает бровью. Желваки на его лице опасно ходят из стороны в сторону. Я складываю руки на груди и вздергиваю подбородок.

— На — эц ми фа? — предлагает этот упырь детскую считалочку, в виде быстрых смен фигур, построенных из пальцев. У кого выпадает по значимости бóльшая сила — тот и выигрывает.

Я невольно усмехаюсь, упрямо мотая головой.

— Не дождёшься. Ты все время жульничаешь.

— Да не правда. — Он усмехается. Губы растягиваются в плутовской улыбке — глаза сверкают. — Я изменился.

— Ага, — усмехаюсь в голос. — Так я и поверила!

Он закатывает глаза, как делает всегда, когда мысленно обзывает меня. На что я фыркаю. А затем, надев перчатки, мы совместно принимаемся разгребать завал из костей. Причём не просто разбирать, а откладывать кости в стопочки по месту их назначения.

К моему удивлению, мы делаем это быстро. И хотя, в отличии от Вэйсса, я изредка кривлюсь, походя на кожистого ежа без иголок, то справляюсь вполне неплохо. За эту неделю я узнала достаточно, чтобы отличить берцовую кость от грудиной или же плечевой. Правда, когда я берусь за кисть, желая по-быстрому закинуть её в ящичек и запереть на ключ — мало ли — убежит ещё, она неожиданно цепляется за мое запястье. Затем движется вперёд, переползает на сгиб локтя. После чего и вовсе хватается за мое плечо, как если бы мы были закадычными друзьями. И все это время — что я, что Вэйсс, не дыша, наблюдаем за происходящим зрелищем. Правда у меня ко всему прочему ещё и рот открыт — от сильного потрясения, так сказать.

Шоу достигает своей кульминации, когда крепкая кисть — очевидно некогда мужская — с проворными фалангами пальцев неожиданно подпрыгивает, а затем цепляется за мою шею, бессовестно начиная меня душить.

Вот тут-то я прихожу в себя.

— Да отцепись ты, проклятая! — С неимоверной силой я бью по руке и тут же отрываю её от себя, швырнув в сторону. Правда попадаю на упыря. И теперь оторванная кисть начинает душить его. Видимо в отместку.

Не в силах сдержаться, я начинаю хохотать. Наблюдать за тем, как парень борется со скелетом, точнее его маленькой, но довольно бойкой частью, забавно.

— Эй, Роуз! Если ты сейчас же мне не поможешь, то можешь в комнату больше не возвращаться! Так и знай! Будешь спать на коврике, поняла меня?!

— Ну зачем так категорично? — Я снова издаю смешок и стремительно приближаюсь.

Мало ли. Ещё исполнит свою угрозу. Иногда этот парень в гневе бывает даже страшнее, чем я.

Теперь мы оба пытаемся отодрать зарвавшуюся конечность от упыря.

— Так, я тяну назад, а ты отклоняйся назад.