– Только дедушкина сестра. Она взяла меня после смерти мамы. У нее своих детей нет, вот я и живу у нее последние десять лет…

– Как жаль! – искренне посочувствовала мама. – И как же вы живете с ней? Она любит тебя?

– Наверное, – пожала плечами сестренка.

– Да как же любит-то? Если бы любила, хотя бы поинтересовалась, где она скитается! – не выдержал я. – Эта бабка выгнала ее в новогоднюю ночь, чтобы она избавилась от котенка, которого принесла домой! Если бы я ее вчера во дворе не увидел, она бы запросто замерзла в своей тоненькой одежке!

Катя посмотрела на меня с укором, ей не понравилось, что я плохо отзываюсь о той мымре, которая ее загнобила за эти десять лет!

– Стас, пожалуйста! – тихо попросила она.

– Ну уж нет, сама же вчера рассказывала, как вы с ней живете! – разозлился я. – Представляете, она ни разу в жизни еще не получала подарки на Новый год!

– Почему? – удивились родители.

– У мамы всегда не хватало денег, – попыталась оправдать своих родных сестренка. – Она в последние годы жизни плохо себя чувствовала, приходилось покупать дорогие лекарства… А баба Люба вообще не признает никаких праздников, говорит, что это лишь повод пустить деньги на ветер, а это грех большой.

– Ну дела-а-а, – протянул папа. – Допустим, ты действительно моя дочь. Допустим! – строго взглянул он на меня, когда я фыркнул. – Почему же тогда твоя мать не рассказала мне о тебе? Кстати, как ее звали?

– Надежда Тарасовна, – тихо ответила Катя, несмело взглянув в сторону моей мамы. – Она у вас секретаршей работала. В вашей фирме.

– И было это… – вопросительно посмотрел на нее отец.

– Больше девятнадцати лет назад. Когда она поняла, что беременна мной, ей пришлось уволиться.

– Надежда… Надежда… – сморщил лоб папа, пытаясь вспомнить. – Мне кажется, я знал одну Надю. Но она была совсем молоденькой девчонкой, по-моему, лет восемнадцати, сразу после школы. Кто-то, помню, попросил ее устроить временно на работу, чтобы могла оплачивать заочное обучение в каком-то вузе. Она имела высшее образование?

– Нет, насколько я знаю, когда забеременела, ей пришлось уйти и из вуза. Баба Люба все время ее ругала за то, что упустила все свои возможности.

– Значит, это все-таки была она? Как ее фамилия-то?

– Мы Мироновы, – тихо ответила сестренка.

– Постой, Слава, – дотронулась до руки отца мама. – Получается, ты еще и в том виноват, что разбил жизнь этой бедной девушки?

– Не спеши делать выводы, Виола, – попросил отец, погладив ее пальцы. – Я никак не могу быть отцом этой милой девушки, потому что абсолютно не общался с ее мамой. В то время она для меня была просто юной девчонкой, чьей-то протеже, которой нужна была помощь. Вот я и взял ее на работу. Ты же помнишь, что в те годы мы только начали расширяться. Набирали дополнительные кадры, чтобы успеть охватить новые регионы страны…

– Я-то помню, милый, только боюсь, у тебя с памятью стало хуже, – заметила мама грустно. – Я помню еще и то, что ты в это время очень часто пропадал в разных командировках, оставался ночевать в офисе… Может быть, не стоит сейчас отпираться? Прошло столько лет… Если ты беспокоишься, что я буду на тебя сердиться или обижаться… Не стоит. Возможно, в том, что тебя потянуло на молоденьких, была и моя вина. Ведь тогда уже стало точно известно, что я не смогу тебе больше родить детей…

Мама глубоко вздохнула, и мне даже послышался тихий всхлип. Но глаза у нее были сухие, только на скулах появился яркий румянец. Мне стало очень жаль ее. Она до сих пор еще не могла смириться с тем, что все ее попытки забеременеть и выносить ребенка после меня заканчивались лишь слезами и депрессией. Хоть я и был тогда маленьким, но помню, что часто становился свидетелем ее горьких слез. Правда, не понимал истинной причины ее горя, ведь она всегда старалась улыбаться, когда я у нее спрашивал, и говорила, что просто прочитала грустную книжку…

Отец весь посерьезнел и поджал губы. Я догадался, что в те времена их отношения действительно прошли через немалые испытания. Стоило ли ворошить прошлое, чтобы узаконить пребывание Кати в нашей семье? Как бы ни было больно моим родителям, но мой эгоизм вопил, что стоило!

Ужин прошел в давящей обстановке. Мне кажется, Стас и сам оказался не рад тому, что поднял эту тему. Тем более неуютно чувствовала себя я – яблоко раздора в такой крепкой любящей семье! И почему я не смогла остановить Стаса?!

Сама не заметила, как погладила тихонько кисть погрустневшей Виолетты Игоревны. Хотелось хоть как-то ее поддержать, показать, что я сочувствую ее горю. Она, кажется, правильно поняла мой жест, потому что улыбнулась мне и неожиданно для всех произнесла:

– А знаешь, Катя, я рада, что у моего сына есть такая замечательная сестренка, как ты! Ты мне сразу понравилась! Уверена, что мы наверстаем упущенное, и отец сумеет возместить тебе все не случившиеся в твои детские годы праздники. Добро пожаловать в семью, девочка!

Она встала и раскрыла передо мной объятия. Не помню, как вылетела из-за стола и с радостью бросилась в них. Она крепко обняла меня, погладила по растрепавшимся волосам и, посмотрев в глаза, спросила:

– Хочешь перебраться к нам? Думаю, у нас будет гораздо лучше, чем у твоей бабы Любы. Да, Слава? Стас? Я права?

Стас тут же подскочил с места и обнял нас вдвоем, чмокнув меня в макушку. Владислав Петрович некоторое время с удивлением оглядывал нашу композицию, но в конце концов тоже не выдержал и присоединился к компании.

Оказавшись в центре этих «обнимашек», я почувствовала, что действительно очутилась среди родных людей, и, тихонько всхлипнув, не сдержала сладких слез радости.

Боже, как же я благодарна тебе за все вчерашние события, которые привели меня в этот двор и познакомили со Стасом! Ведь если бы баба Люба не выгнала меня из дома, я бы так и жила, ни о чем не зная, не представляя даже, что моя настоящая семья обитает в том же квартале, что и я, буквально в десяти минутах ходьбы от нас!

– Эй, детка, тише-тише, – погладил меня по голове брат. – Всё хорошо! Мы с тобой!

Если Стас и хотел меня этими словами успокоить, то они вызвали совершенно противоположный эффект: я совершенно глупо разревелась. В голос.

– Ну во-о-от! – огорчилась Виолетта Игоревна. – Сейчас и я тоже расплачусь…

– Отставить лить слезы! – командирским тоном приказал нам Владислав Петрович, сильнее прижав нас к своей груди. – От счастья плакать не нужно, иначе напугаете его своими рыданиями! Пошли к столу, нужно отпраздновать это событие и всё как следует обсудить.

Праздновали долго. На радостях даже шампанское открыли, и я в первый раз в своей жизни его попробовала. Честно говоря, понравилось не очень: эти пузырьки, которые так и норовили щелкнуть по носу… Но свой бокал я все-таки допила под присмотром Стаса – «чтобы счастье было полным».

Потом так же долго обсуждали, когда я должна буду к ним перебраться. Виолетта Игоревна настаивала, чтобы это произошло завтра же. Но я пока не готова была так сразу кардинально менять всю свою жизнь! Поэтому путем долгих переговоров пришли к консенсусу: до конца январских выходных я должна буду полностью обосноваться в квартире Смирновых. Конечно же, не обошлось без Стаса – по собственной его просьбе брат был назначен моим главным помощником в переселении.

Когда же я, наконец, абсолютно счастливая и пьяная(!) – а что вы думали? – бокал шампанского для моих сорока двух килограммов – это как полбутылки водки для нормального мужика! – собралась домой к бабе Любе, брат был прикомандирован ко мне в качестве телохранителя и проводника (или провожателя? – как правильно-то?) до самой квартиры.

– Стас, будь адекватен с бабушкой Кати, – напутствовал его отец. – Постарайся не высказывать ей, какая она плохая, она все-таки столько лет заботилась о твоей сестре, помни об этом, хорошо, сын?

– Ла-а-адно, – недовольно протянул парень. – Я постараюсь.