Попробовали поговорить со старухой. Невменяема. При слове "ремонт" её чуть кондратий не обнял.

– Какой ремонт? Вы что, с ума тут посходили? А кумач? А бюсты? Знамёна? А агитация? Её куда?

Уходили в полном ощущении нереальности происходящего.

– Пиздец, Бегин, из какой временной дыры эта троцкистка вылезла?

– Ты слышал, что она выдала? Что тут шуметь нельзя! В клубе!

– Да, единственное, что спасло мое сознание, это её жадность. Десять тыщ и ни копья меньше!

– Да для неё что 10, что 100, что мильён это всё как единицы пенициллина. Мнимые числа.

– Пошли в дирекцию завода.

– Пошли.

Заходить в кабинеты я умею. Врождённое.

И там! В кабинетах! За 20 минут! Мы договорились с абсолютно вменяемыми людьми о прямой аренде. Дохера метров! Бывшая столовая, то есть ничего завозить для кухни не надо! Мало того, платим только за зал! Кухня, подсобки, лестницы, туалеты бесплатно, то есть даром! Не хватит площадей – есть примыкающие помещения!

Можно ли дешевле? Можно! Но налом! Указываем в договоре херню, а разницу барашком в бумажке.

Привозим Мишу. Тот в ахуе. Но всё подписывает.

Ищем Сашупетю. Рассказываем о помещении. Те киснут. Пряча глазки, начинают нести какую-то околесину. Мол, в том помещении был дух, а в этом нету… Им надо посоветоваться. У них обязательства перед завклубом… Ах вы ж бляди!

– Саша, вы с ней в доле?

– Что?!

– Вижу, что попал в цвет.

– Вы, утконосы кисложопые, что, совсем берега попутали?! Вы кого наебать решили?! Сговорились с этой старой калошей, 5 вам, пять ей? Вы ёбнулись? На что вы рассчитывали? Что этот блудняк не вскроется годами? Или что Миша занесёт 120 косарей, вы 60 скрысите и ноги? Вы серьёзно всех за таких идиотов держите?

– А…

– Пасть захлопни! Как и сколько ты жить будешь, это я решаю сейчас! Вам объяснить, что с вами за это Мишина крыша сделает? Тряхнут старуху, та всё расскажет. Потом вас вывезут в лес и…

– Не надо! Я больше не буду!

Люблю творческих людей. Такое у них развитое воображение. Никому на самом деле они и в хрен не упёрлись. Максимум что им грозило – пинок под жопу. Стал бы Миша на них братву натравливать, оно ему надо себя на посмешище выставлять.

– Значит так. Мы нашли помещение. Это работа. Конституция запрещает бесплатный труд, потому с вас 5000 бакинских. Не "доля малая на общее", а нормальная риэлторская комиссия. Заметь, это вы себя по-поросячьи ведёте. Люди, блядь, искусства. Мы, негодяи, с вами по-человечьи. Занесёте с вашей доли. Как клуб откроется, вы нам заплатите. Ясно?

– Д-да.

– Бе-гом к Мише!

Вышли. Помолчали.

– М-да!

– И не говори!

– И это творческая элита нации!

– Бедная нация!

– Недаром мне баушка говорила: "Поэты, писатели, художники, музыканты, драматурги и прочая сволочь".

– Баушка знала, о чём говорит!

Клуб открыли. И он выстрелил будьте нате! Миша аж не поверил, что так бывает. Народу привалило полмосквы. Мишель от счастья нарезался в дупелину. Всё лез обниматься. Еле уклонились. Потом полег поперёк коридора, и публика таскалась туда-сюда через его труп. С надписью "Хозяин" на приколотом к пиджаку листке.

Но мы этого уже не видели, свалили с какими-то телками.

Пора было и подержаться за Петесашино вымя.

– Ну что? Настал час расплаты? Пора в закрома, тряхнуть мошною? Ась? Не вижу радости в очах!

Саша надул зоб.

– Надо поговорить.

– О как! Слышь, Бегин, им надо поговорить! Чует моё сердце, что им неохота нам пятёрку отдавать. Хотят десятку занести.

– Ну поговори, родимый. Слушаем тебя.

– Не здесь и не сейчас.

– Звучит зловеще, – мы развеселились. И где?

– Ночью. На кухне.

– О-о! Нам стрелку забили, Макс!

– Трепещу! Ну что ж на кухне так на кухне. И пусть две дымящиеся мясорубки решат, кто кому должен в этом коррале!

Пошли на кухню. Ночь, темно, по плитам сидит группа поддержки. Саша, Петя и этот… здоровый бородатый, не помню, как звали. Рыл 5-6.

Позы у всех, как они думают, угрожающие. Ну чисто дети.

И вот в полумраке Саша, отводя поросячи очи, мне эпично заявляет:

– Видишь ли, Макс, в России посредников кидают и поэтому…

Так я никогда и не узнал, что там "поэтому". Потому как Бегемот перекинул мне через плиту половник ручкой вперед.

Разбодяга они в армии называются. Типа черпака – в полметра, с деревянной ручкой, ухватистый такой.

Я его в воздухе принял и слёту жадине-говядине в чан половником и втащил. С двух рук.

Причём всё так синхронно как-то вышло, как в волейболе. Подача-удар, аут! Бегемот, красава, пас накинул, только бери. И как в гольфе с разворту – нна!

Никогда никому так сноровисто рыло не чистил. Ощущение у наблюдателей было, предполагаю, как будто мы последние годы каждый день по 8 часов перекидывали друг дружке черпаки и ими антрепренёрам в чан присылали. Это я про остальных говорю. Про Сашины ощущения судить не берусь, ибо мне рыло никогда половником не замешивали.

Его с плиты на пол сдуло, хрюкнуть не успел. Ну я ж с уважением вмазал, 140 кг как никак.

Поворачиваюсь к кудлатому здоровому, а тот и забыл о своём здоровье. трясётся, как будто у меня половник картечью заряжен.

– Нне надо!

Ну я Саше на вдохновенный лик наступил и наставительно говорю, мол, чтобы кидать посредников, мон шер, надо иметь мужество.

– И чья, кстати, это была идея? – поднял бровь соболиную и окинул дерзких жадин взором.

Все дружно показали друг на дружку пальцами. Удивительное единодушие. Тут Бегину стало скучно и он одел кудлатому на башку кастрюлю. И постучал сверху половником поменьше.

Прозвучал набат нашей победы.

Деморализованный Петя заплакал и закричал – "Я всё подпишу!"

– Всё не надо. Пишите, что должны 10 000 прописью долларов США…

– А почему 10?

– 5 были и 5 за амортизацию половника. Хотите 15? – я поднял половник подвысь.

Толпа понуро подписала и ломанулась на выход.

– Стоять!

– Что?

– А этот бурдюк с говном я отсюда потащу? – я пнул Сашины телеса. – Ну-тко взяли товарища и тащите к Мише в кабинет. Чует моё сердце, что он там результатов беседы дожидается.

Угадал.

Миша был на месте. Оценил процессию. Там было на что поглядеть: пятеро сребролюбивых антрепренёров, кряхтя и охая, тащили на подламывающихся ножках шестого размером с призовую свинью. Все это под нашим чутким руководством, под команды "Рряз, рряз, ряз два три! Песню запе-вай!"

"К земле прижатый паровозом

Лежал механик молодой,

Он с переломанной ногою

И весь ошпарен кипятком", – встетил я шефа молодцеватой песней.

– Что-то вы быстро.

– Как смогли.

– На чём договорились?

– У Саши спроси.

– ?…

– Дешять тышяшь они у нас прошять…

– Ага. Униженно клянчим, а не просим. В ногах валяемся, можно сказать. Причём сейчас. Потому что через два дня эти ябедам-корябедам опять станет жальче денег чем себя, и они будут торчать уже двадцадку.

– Но у нашь нешу!

– Ниибёт. Займите у Миши.

– Ок. Заходите-заносите. Макс, Дима, погуляйте пока.

Через полчаса Саша вынес десятку в трясущейся лапке.

Как выяснилось, Миша за эту денюшку забрал у них долю. Типа, не дадите им денег, они вас убьют-зарежут. Идите ко мне в менеджеры. На зарплату. Я вас в обиду не дам.

Я только потом понял, что это была Мишина двухходовка. Эти идиоты пожалились Мише на нас. Мол, грабють. Тот им, мол, шлите их нахуй, они фуфлыжники, за ними никого нет. Те и послали. После опиздюливания Миша сменил тему на описание нашей звериной свирепости и отобрал у деморализованных кидал их долю. Причём без своей братвы. Коя долю бы отжала, но Мише б не отдала.