— Теперь все понятно. Пока за тебя заступается Геннадий Сергеевич, можешь продолжать в том же духе, — он показал большой палец.

Я не совсем понял, похвалил он меня или, наоборот, предупредил, чтобы не связывался с ними.

— Хотел попросить Вас немного позаниматься со мной, — вспомнил я. — На полигоне, хотя бы раз в неделю, не дольше часа. Я защитную технику от пагубной силы тренирую, но без практики не могу понять, есть прогресс или нет.

Он задумчиво посмотрел на меня. Показалось, что откажет.

— Моя сила не связана с пагубной, но позаниматься можно, — в итоге сказал он. — У тебя следующее занятие во сколько? Или ты свободен сейчас?

— Свободен, — быстро сказал я.

— Соломина, бери в помощь Никитину и проконтролируйте, чтобы на полигоне никого не было.

Осторожно заглянув в окно учебного корпуса, я увидел пустой класс на десять парт. Доска от стены до стены исписана иностранными словами, по-моему, на французском языке. На первом ряду одиноко сидит Николай, что-то записывая в пухлую тетрадь. Я пару раз тихонько постучал, привлекая его внимание, помахал рукой, когда он меня заметил. Оглянувшись на дверь, Николай быстро прошел к окну, открывая его.

— Привет. Занимаешься?

— Третий этаж ведь, — удивленно сказал он, пытаясь заглянуть через подоконник.

— Хорошо, что не тридцатый, — рассмеялся я. — Преподаватель далеко ушел?

— Минут через пятнадцать вернется, — он все же сумел перегнуться, посмотреть вниз. — Ты что, в воздухе висишь?

— Не, я левитировать пока не умею. Стою на ступеньке из доспеха. Опираюсь на подоконник и вон на ту железку, торчащую из стены. Удобно. Меня в клуб скалолазов в свое время не взяли, говорят: «мошенник, так не бывает».

Николай улыбнулся, отступая в сторону, чтобы я смог подняться в класс. Я осторожно прикрыл окно, чтобы не пускать холодный воздух.

— Слушай, тебя на территории МИБИ найти — та еще задачка, — посетовал я, усаживаясь на край ближайшей парты. — Никто не знает, где занимается наследник, а если знают, то молчат как рыбы об лед. Запугала твоя охрана всех, даже студентов.

— Сложнее всего обезопасить кого-нибудь не от наемных убийц и недоброжелателей, а от психов, мечтающих о пяти минутах славы. Отцу один раз ножницы в бок сунули, когда он еще в академии учился.

— Тебя на лекции-то общие пускают? Или ты здесь в одиночестве целый день?

— Пускают, — он улыбнулся. — Даже группу подобрали для занятий физкультурой. Я попросил, чтобы туда Катю Хованскую включили.

— Ага, понятно, почему она про твое расписание все знает. Так, пока преподаватель не вернулся, рассказывай, что у тебя за проблемы возникли.

— Разговор подслушал во дворце, почти случайно.

— Почти или случайно? Все, все, не перебиваю, прости.

— Я в отцов тайник пробрался, — начал он, усаживаясь на соседнюю парту. — Там сейчас ничего особо нет, кроме бардака. Но старые дневники все еще хранятся. Засиделся я там допоздна, а когда выходить стал, заметил, что в кабинете кто-то есть. Это единственная комната, где телефон с шифратором установлен и можно звонить так, что даже на коммутаторе не подслушают. Главное — чтобы с той стороны такой же аппарат был. Но, в любом случае, направление звонка фиксируют.

— Ближе к делу, — поторопил я его.

— Там был заместитель Алексея Павловича, начальника охраны Кремлевского дворца. Он сказал: «У меня все готово, чтобы разыграть карту Старицкого еще раз». А потом добавил что-то про четверг.

Николай замолчал, многозначительно посмотрев на меня. И сейчас его взгляд был такой же, как у любого подростка в пятнадцать лет.

— Однако, — произнес я. — А кому он звонил?

— Не знаю, — Николай развел руками. — Только на коммутаторе могут сказать. Но на следующее утро меня внезапно отправили в МИБИ, хотя до понедельника я должен был находиться во дворце. Могу подумать только о том, что снова на маму и сестер будут покушаться.

— Кого успел предупредить, кроме меня. Алексея Павловича?

— Не успел, — он мотнул головой. — Он в Екатерининском дворце работает с чем-то важным. Неделю его не видел. Поэтому никому еще не говорил.

— Геннадию Сергеевичу надо было сказать, он не только сильный, но и…

В коридоре послышались голоса. Один из них принадлежал Фурии, говорившей всегда разборчиво и громко, а вот второй голос, напротив, бубнил непонятно.

— Что-нибудь придумаю, — сказал я, хлопнув Николая по плечу. — Не переживай и положись на меня.

Распахнув окно, я шагнул вниз. Хорошо, что здание этой стороной обращено к полигону и никто, кроме Алены, падение не увидел. Хотя в прошлый раз, когда я из окна общежития выпрыгивал, меня все-таки увидели и даже пожаловались коменданту. Нет, чтобы порадоваться за кого-то, они ябедничают. От зависти, наверное.

— Удачно? — спросила Алена, подавая мне руку, помогая выбраться из живой изгороди. Рухнул я не совсем удачно, поломав большой куст.

— Поговорили, — сказал я, вытаскивая мелкие ветки из волос. — Который час?

— Половина пятого, — она посмотрела на часики. — Тридцать четыре минуты.

— Я отлучусь ненадолго из МИБИ. На ужин, скорее всего, не успею.

— Можно с тобой? — спросила она. — А то у меня такое чувство, что мы уже год не общаемся…

— Хм… а, в принципе, почему нет? — улыбнулся я. — Поехали. Заказывай тогда такси, до Екатерининского дворца, а я Тасе сообщение отправлю.

— Ага, — она заулыбалась, но быстро опомнилась. — Переодеваться не надо?

Я оглядел ее спортивный костюм, показал большой палец, как бы говоря, что она и так прекрасно выглядит. Обожаю современное такси. Пока мы прошли сквозь МИБИ до ворот, нас уже ждали. Водитель, хмурый дядька, азиатской наружности, даже не представился и, не сказав ни слова, сразу нажал на газ, срывая машину с места, словно мы опаздывали. Кстати, Тася, в ответ на мое сообщение, что уезжаю по делам вместе с Аленой и буду поздно, прислала пару сердечек. Вот и думай, что она хотела этим сказать.

— Кузя, ты так и не договорил по поводу тренировки, — Алена села ближе, беря меня под руку и ловко находя ладонь. — Что за сила у Артема Никитича. В институте столько копий было сломано в спорах об этом, но никто точно не знает. Он ведь ее редко в дело пускает. Даже на том сайте, где про мастеров пишут, про Артема Никитича вообще ничего нет.

— С чего такой живой интерес?

— Просто, — она пожала плечами. — Это как тайна, которая притягивает.

— А стоит ей приоткрыться, так все сразу теряют интерес или пугаются. А сила у него уникальная и очень страшная.

— Это мы знаем, что страшная. Но что конкретно? Ну Кузя, любопытно же.

Я улыбнулся, сжимая ее ладонь, но рассказывать ничего не стал. Собственно, я ничуть не соврал, Артем Никитич обладал уникальной и пугающей силой. С той, что использовал Старицкий, она не имела ничего общего, но эти два монстра могли спокойно потягаться друг с другом, и в прямом столкновении я бы поставил на победу начальника службы безопасности МИБИ. Даже учитывая, что в отличие от анархиста, Артем Никитич свою контролировать не умел. Мне пришлось постараться, чтобы удержать тот напор, что он продемонстрировал. Техника Темных вод, как я и думал, неплохо помогала, но о совместной тренировке я попросил слишком рано, без сомнений. Надо еще годик тренироваться и оттачивать технику, чтобы устраивать с ним состязание в силе. Не помню, кто именно мне говорил, что Артем Никитич работал раньше в Федеральной службе безопасности. Интересно какую он там должность занимал? Возглавлял какой-нибудь отряд, сбрасываемый в тыл врага, как оружие массового поражения? Как я уже говорил, его сила не была ядовитой, он мог использовать и кинетическое поле, и доспех духа, но все его техники, так или иначе, вызывали мышечный паралич у жертвы. Не только люди, но и теплокровные животные умирали от остановки сердца и удушья. Блокировать эту силу можно, как и любую другую, если ты готов к этому, и в первые секунды боя у тебя не остановится сердце. Я для себя сразу решил, что сердить Артема Никитича никогда не буду, и уж точно не стану с ним драться. Не знаю, как его из госбезопасности отпустили, наверняка не без вмешательства ректора МИБИ.