Женщина похожа на девочку, перед недопитым кофе, опустила веки и тонко улыбается.
Может, вспоминает материю, что ускользнула, но осталась ей в ощущение? Понял, что ошибся, едва поднялась – материя аккуратно вылепила невеликий шар под ее платьем.
Горстка пепла из крематория, да загадочная улыбка женщины, похожей на девочку…
Стеклянная колыбель мелкого омута рюмки… Ее пальцы с бугорками усохших суставов, измучены работой девять десятков лет. Глаза без теплой старушечьей доброты, часто сердито не смотрят, или взгляд гневный и быстрый, как укол…
А я – третий побег этого стебля.
Ушли свидетели рождения, уйдут очевидцы, что жил.
Но смерти-то нет, пока дышишь, как сломанная только что ветка.
А придет – тебя не застанет…
Лиственные обнажили головы и укрыли могилу одеялом сухих листьев. Хвойные памятником вечнозеленой жизни.
С третьим глотком из фляги, как с последним звонком, очевидно – «займите свое место»… Порыв слетевшего ветерка, похож на вздох, сорвал слабый аплодисмент уже редких листьев – будто нехотя, трепеща и опасливо кружа, опускались на дорогую могилу.
…А губы тронуло безнадежное шутовство: «Сюда меня принесут в хозяйственной сумке? Или в полиэтиленовом пакете?»
«Еще не жила, вся жизнь впереди, сделаю аборт…»
«А мне детей Бог не дал. Вся жизнь позади, а еще и не жила».
«Здравствуйте» незнакомым, что возвращаются с деревенского погоста.
В ответ ироничная усмешка…
Ирония слетит с губ, улетит с ветром, пожелание останется – они этого не знают…
Еще перед ее глазами гроб с дешевой обивкой.
Пудрены небрежно голубоватые островки холода у висков.
А тут избыток безжалостной людской энергии клубится под потолком вагона пригородной электрички.
Солдаты в отвратительном камуфляже – разложившаяся трупная ткань на молодых телах – страстно хлещут «королями» и «тузами».
Пузыри жвачки на губах девиц, как предсмертная пена, будят легкую тошноту.
Тяжело бьет чугун колес, вагон качает, будто во сне.
…Чьи-то пальцы трогают ее щеки, держат плечи.
Женщина, очки в темной оправе, глядит, не мигая, сжимает ее запястье.
Бабушка тянет валидол:
– Прими, милая, под язык, лехчи станет.
Неловко от внимания лиц и глаз.
Нет сил, благодарить, виновато дрогнули губы в слабой улыбке.
«До», и будет «после», но «сей час» – свидетель ты: сама вечность земного мгновения – с вычитанием, делением, умножением, выносом за скобки – от нуля и снова к нулю…
А всего-то кардиограмма пиков и падений грудной клетки.
Сицилиана Баха!
Бог – его устами – дает светлые, легкие, солнечно-грустные минуты, они учат стареть – тонкое искусство…
…То небо запомнилось синим.
Грохот колес булыжниками мостовой.
В телеге стоит высоченный человек, машет кнутом, что-то кричит.
Мама плачет.
Почему?
Еще не знал слова «победа» – продолжение жизни, «после беды»…
…А сегодня под окном одинокий алый тюльпан – капля отцовой крови, девятого-то мая.
…Запах смолы и пыльной пакли в бревенчатом подъезде.
Темный силуэт солнечного входного проема спрашивает: «Дома?»
И почтальонка скрывается за дверью квартиры.
Когда вернулся, мама слабо пытается освободиться из рук бабушки.
У той слезы в немигающих глазах, и будто всматривается далеко, куда маму не отпускает. Силуэт принес похоронку погибшего под Смоленском отца.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
