– Российской, конечно, федерации, – обиделся он.
– Ну и что? – поинтересовался я.
– О чем у вас эти современные художники? Стыдно мне, как русскому человеку, смотреть на такое «искусство» (кавычки он обозначил гримасой). Откуда руки растут у таких мазил, знать бы? Не менее важно узнать имя инвестора данной акции… Мне поручено доложить.
– Докладывайте.
– Введите меня в курс.
– Сами входите, вам же докладывать.
Ленинградский вокзал, к метро, встречные и по сторонам стоят.
Тонкий, рядом, голосок, тихо и неуверенно:
– Девушку… берем?
Пошутить?
Взглянуть с усмешкой?
Лучше «не услышать».
И долго еще, и с укором, не отпускала робкая, показалось, мольба – а просящему не подал…
Садовые или огородные – вдоль жэдэ – сооружения.
Шалаши, палатки, навесы какие-то, мотает ветер рваный полиэтилен – крыльями машет, улететь не может!
Жалкая картина, печальная. …Кладбище мечты?
Дальше, не более чем скромные, впрочем, домики и домишки…
…Мечта сбылась?
Наконец, виллы, особняки, похожи на дворцы…
…И не мечталось о таком?
В белых, когда-то, перчатках, молодая женщина из мусорных контейнеров что-то в сумку.
Кругом люди, прохожие – а словно одна на свете, не замечает никого.
– Мы где выходим? Знаешь станцию?
– 80-й километр.
– И только?
– Буду смотреть по столбам. Что-то нет столбов-то этих…
– Тогда считай по опорам, через каждые шестьдесят метров.
– Ладно… Ой, сбился… Да они и падают, эти опоры.
– Вот 45-й километр!
– Суки! Они экономят столбы между станциями.
– Кто сильнее, Тишки или Скобели?
– Тишки.
Бью его:
– Кто сильнее?
– Тишки.
– Я щас тя убью!
– Ну, убей, Тишки!
Заведение с претензией – право «пиво», лево «кафе»…
Уже церемонились с чашечками коричневой бурды густо крашенные девицы.
Темненькая старалась чашкой не потратить краски с губ.
Другая бессмысленно таращилась – не смазать бы ресницы…
Просили Андрея Александровича – через друзей из «Квадратуры круга» – послушать, на пробу, их дуэт. Для начала «проб» взяли ноль-семь портвейна.
Андрей шепчет: «Какую хочешь?»
Он без предрассудков, а мне…
Но агент «ноль-семь» сработал – забыты макияж, предрассудки, с другим «огнетушителем» шагаем, они неподалеку снимают.
В комнате кровать, на кухне диванчик, где мы с глазастенькой присели.
Потянулся к ее губам – рот ее широко открылся, как у голодного птенца, и целование неаппетитно провалилось в образовавшееся отверстие.
М-мдаа…
Но под тонкими пальчиками скользнул язычок брючной застежки, и они, пальчики, нырнули в кривую ухмылку раздвинутой «молнии», чтобы…
Ну, и так далее.
Лед пруда для хоккея замороженным яблоком!
Эх, яблочко, да куды ты катишьси – игроки галдят, шумят, пихают друг друга, кто нахальнее – прав!
Хозяин игры – этот фрукт притащил и матч затеял – бесцеремонно всех руками-ногами-головой, а потеха наскучила – схватил яблочко и… улетел.
Вослед обиженно что-то кричат игроки.
– Але, здорово… Почта, положите трубочку. Ну как ты, все в той же мере? Почта, положите трубочку, нечего чужие интересы подслушивать. Кого? Я интересуюсь про Голуцкого Петра спросить. Голуцкого Петра позовите к трубочке, будьте добрые… Здорово, дядя Петя, это Шура, узнал? Тут вот Пелагея, может, поговоришь с ней. Чувствуешь лучше самого себя?
Ты подумай-ка! А так вот никто и не знает? Ты подумай-ка! Тебе, может, в больницу что привезть? Это Шура говорит. Ты с Пелагеей будешь говорить? Осердился? Ты не скоро еще приедешь домой? Ты подумай-ка…
Одним словом
Понюхать букет у цветочного магазина.
Взглядом старуху, ковыляющую на согнутых коленях.
Беспечно и скоро потекла дальше, догнала слепого.
Огибает осторожно, не отводя глаз, такому ужасному горю страшно заглянуть в лицо, а тянет…
Девочка с ранцем за спиной семенит решительно и деловито, но… картинок жизни соблазн?
Вчера приходит завтра.
Стучит, не слышим – ловим момент, даром не теряем, не упускаем своего, себе на уме, чужого не надо – разве что плохо лежит; сей час живем…
Тихо покачиваться в гамаке под вековыми липами – блаженство неземное!
А может вспоминание давнее, еще в животике матери, было…
Чтоб и последние капли – бутылку поднял, голову задрал, через донышко и на звезды глянуть, уж заодно?
«Отец,
два брата,
сестра,
мать…» – пять костяшек на счетах бухгалтер.
Пока полусонный пастух постреливает лениво бичом, коровы, пе-ре-же-вы-ва-я жва-чку, задушевно ведут беседы.
Скрепки спокойно лежат в коробке.
А одну захочешь – сразу схватились за руки, переплелись меж собой!
Мистика какая-то…
У полотна железной дороги фасад домика мелко исписан библейскими текстами, а крупно – «Жив Саваоф, бог Израиля».
Ураганный ветер и выше крыш белая рубаха, раскинув вздутые рукава – словно душа к небу отлетает…
Одеколон «Шипр», новогодний школьный вечер, сибирская стужа, проводы, поцелуи, счастливое возвращение пустыми улицами.
А ожидание матери блудного сына – ни упрека, косого взгляда: «Есть будешь?» – лишь усталый выдох.
Зоотехник большегубый – хватило бы на двоих – широко разевая рот:
– Боровка выкладать? Можно.
(А на спор, кстати, гвоздем в кулаке пробивает доску скамейки!..)
Дама прочла рассказ «Париж» и сделала вывод, что этот город, должно быть, не произвел впечатления на автора…
«Нет, это я не произвел впечатления на Париж», – подумал автор.
«Товарищи офицеры» на сборах; через военный городок; сквозь сосновую рощу; по тропке в рыхлом снегу.
Тир – котлован на склоне горы.
Пистолет ТТ; три патрона.
– Заряжай!
– Огонь!
Волосы шевелит ужас: рука хочет дуло к виску! Лишь подумал, что рука этого хочет…
А вообще-то – слабо?
Увидел бездну под ногами, ночь без края…
Руку вытянул, нажал спуск – отдача дернула дуло вверх.
«И в себя бы не попал…»
Старухи на посиделках, как рыбы – едва трогая губы – поют; душою, не голосом.
Человек держится за бок коровы, та шагает мелко, не спеша, педали велосипеда можно не крутить, катить рядышком…
Кто кого пасет?
– Во что тебе?
– Во что бы то ни стало…
«Отпуск дров для мелкого населения»
Интим для взрослых
В деревне нет чужих смертей, все они возле, близко…
«Женьшень» – может, от «женщина», корень жизни?
Продолжение которой – смерть, она учит радоваться и хаосу земному и вечному покою. Оптимистическая трагедия, одним словом .
Или трагикомедия?
…А без памяти пьян – пожароопасен?
А. Ч. – «После шестидесяти лечиться безнравственно»; после восьмидесяти аморально – Л. Р.
Секунда за секундой
Томятся на узлах, чемоданах, газетках – радиоголос задерживает и отменяет рейсы.
К администратору тянутся кулаки с голубыми «молниями» похоронок.
Толпа под балконом буфета набухает пассажирами, нарастает недовольный гул.
