– И как всё это?

– И почему?..

– И, как вот всю зиму здесь в этой воде, которая местами промерзает до самого песчаного дна и, знающие здешние места люди тогда ему рассказывали, что только на ямах стоит зимой харитон и взять его там можно не меньше, а даже и больше, так как на тех ямах его и в январе много, и даже в марте он есть здесь, так как из той ямы теперь ему уж никуда не уплыть и никуда ему не податься. Везде толстый лед, буквально до самого до дна реки….

А, уж когда чуть солнышко мартовское своими лучиками придавит из подо льда талой водой не ведомо, откуда тогда и берущейся, тогда живая здешняя вода так резво забурлит, и всю здешнюю камчатскую зимнюю речную рыбалку в миг, как обрезало, так как вода мутная и твоя блесна совсем рыбе не видна. Сама вешняя вода тогда еще как она бурлит, та вешняя вода становится коричневой и мутной легко, вспучивая лёд на перекатах, разливается вниз и жди скорого вешнего половодья, когда всё перед жарким летом враз от мусора очистится, когда вся коричневая горная глина будет снесена в бухту Скрытую, чтобы образовать и эту узкую, и длинную Корфскую косу, и еще, чтобы образовать за века и за тысячелетия тот бурый уголь, который сам как то масло выходит из здешней камчатской Земли и не только здесь в Тиличиках, а еще и в угольной Медвежке, где и пласты его толщиной до 6 метров и запасов его около пятидесяти миллионов тонн.

– Это сколько же лет пришлось трудиться той матушке Природе, что бы всё это и создать здесь?

– Это сколько же лет там трудилась такая река как Авьяваям или соседняя река Вывенка, чтобы те миллионы тонн угля бурого для нас накопить.

– И за какое время всё это богатство родилось?

Сегодня Солнце сквозь чистый воздух своими лучами доходило до самой земли. Но теперь, того особого летнего тепла и не было. И, связано ли это с его удалением от Земли самого Солнца или с особым наклоном самой оси Земли?… Да разве ты об этом и думаешь, когда тебя всего холод пробивает до каждой косточки, когда ты стоя на льду, ощущаешь здесь на реке тот особый космический первородный холод, который идет из самих его глубин, откуда-то из абсолютного космического нуля и пытается он тебя здесь вморозить в этот абсолютно прозрачный, завораживающий теперь твоё сознание прозрачностью и особой сказочностью лед, чтобы затем волнами моря перетереть в мельчайший песок, превратив и тебя, и превратив все твои мысли именно здесь на Камчатке в ничто…

И ты задаешь, как и великий и мудрый Мономах ранее часто себе вопрос:

– «А что будет после нас?».

Но сейчас Александр Яковлевич сосредоточился и распластался на -прозрачном чистейшем льду и долго, и, увлеченно стал наблюдать за здешней подводной жизнью и сравнил себя с чем-то особенным, и невероятно Божественным. Да и было ему ровно 33 года. Как раз в народе говорят:

– Возраст у него Иисуса Христа.

А ему казалось, что он сейчас и сию секунду, как и сам, и как Господь Бог творец всего земного со своих небес наблюдает за нами, внимательно наблюдает за нашей и его земной жизнью…

Ведь так и наш Творец, создав нас и всю нашу жизнь уже не может быть нам тем повседневным поводырем, который, как твой родитель своего ребенка ведет нас по жизни.

Его Божественный промысел, его Божественная задача, создав нас и раз, вдохнув в нас свою Божественную душу, отпустить нас всех по быстрине этой Авьяваямской реки жизни. И затем, может раз, а то и два за всю нашу у кого длинную, а у кого и короткую жизнь еще соприкоснуться с тобою, слегка подправив наш путь, и подтолкнув вновь на ту жизненную быстрину, которая у кого-то сложится успешной карьерой и семейным счастьем, а у другого….

А, может он еще когда-либо даст ему точку опоры, указав своим повелительным перстом и своим тем небесным Громом, как нам здесь на Земле жить и, куда идти в среде своей человеческой, как и этому сказочному подвижному, еще живому хариусу нужно некое это речное жизненное пространство, которого теперь вот после таких морозов снизу было ограничено дном самой реки Авьяваям, а сверху оно же ограничено этим еще, не занесенным снегом льдом и безмерно, радуясь свету дневного Солнца хариус спешил, и пищу свою калорийную в потоке воды найти, и на лучиках его погреться, так как к вечеру и лучи его спрячутся за сопкой, и корма он не увидит во тьме кромешной постоянно борясь с быстрым течением реки. А само течение реки никогда ведь здесь не станет. Сама здешняя жизнь будет постоянно двигаться, а ему еще целую зиму на этой глубокой яме стоять, раз за разом виляя своим хвостом, чтобы только ранней весной, только, когда уйдет этот толстый лед выйти на здешний быстрый перекат и показать тогда всю свою водную удаль, ловя обильного здешнего комара, овода и мошкару и, чтобы начинать новый свой жизненный цикл и, как все здешние рыбы икру свою в песчаную ямку самой самке уложить, и друзьям самцам белыми сочными молоками обильно её поливать, и затем долго рядом ждать появления из промытого песка шустрого родного своего малька, который потребует от него не малого мастерства, чтобы научить его всем премудростям здешней речной их особой пространственной речной вечной их водной жизни….

Но все это будет только следующей весной уже и будет то в будущем в новом в 1984 году….

– А ведь наше будущее – категория не определения по выверенному мнению российского физика и теоретика, и еще настоящего практика – Андрея Сахарова.

– И, как он был тогда прав!

Всё это будет уже в том будущем и в его Новом году, когда ему станет уже 34 года жизни. А сегодня, на своём 33-году своей жизни, в том особом благостном и счастливом возрасте Иисуса Христа, когда всё еще можно, когда всего еще так хочется, когда есть еще молодые силы и есть настоящая возможность, когда твоя голова кружится от радости теперешней настоящей жизни, когда она кружится у тебя здесь от счастья земного твоего обитания и, от возможности только дышать этим сказочно морозным, этим бархатистым звенящем камчатской особой чистою как сама легированная сталь морозным воздухом…

И, мы понимаем, что будет для всех нас и памятный 1984 год, когда будет от двух разных молодых матерей зачато им одним две новых земных жизни. И, будет почти день в день рождено два мальчика один 18 июня, а другой 14 декабря и, будет у них такая разная судьба. Будут и другие трудности, и может быть даже будут и новые у всех проблемы.

И есть у нас с Вами простое сегодняшнее настоящее, которое само по себе такое же динамичное, как и эта чистая вода – нилгикын мымыл на Авьяваямской или Ветвейваямской, или там далеко на Вывенской той её вьющейся быстрине…

Он смотрел под прозрачный первый осенний здешний авьяваямский лёд и удивлялся тем, и таким мудрым философам, которые говорили, что ведь в одну и ту же воду нам никогда своей ногой не стать дважды…

– И это действительно это так! – он это ясно понимал.

Он это видел здесь и осязал своей кожей это их то мудрое философское изречение! Вот и эта чистая вода – нилгикын мымыл, которую он только, что видел. Она легко и, неуклонно скатывается, не выходя из русла реки в Берингово море, затем как бы и не перемешиваясь движется уже морскими кориолисными течениями в безмерный Тихий океан, а там вновь на самом экваторе нагревается и легко испаряется, и вновь выпадет здесь же в виде промозглого дождя, и в виде белесого снега, и вновь устремляется с сопок и проталин в эту же самую реку быструю горную реку Авьяваям, не то в Ветвейваям, не то в саму такую могучую здешнюю Вывенку, но это уже другая, это уже не та наша перворожденная именно эта вода, которая нас ранее родила, которая нас ранее создала, а это вовсе другая, неведомая нам новая вода… И, так она кружится, как и мы кружимся в этой жизни и созидая, и одновременно по-философски отрицая всё и вся, и на Земле нашей, и здесь на реки Авьяваям, и в самих Тиличиках, и там на реке Ветвейваям и в поселке Ветвей, где идет для всех нас буквально параленная жизни и покуда Александр Уголев ничего и не знает о ней, как и мы сегодня не знаем о тех четырех или теперь уже семи миллиардах страждущих жизней, которые живя, как и все мы каждодневно и созидают, и кого-то отрицают они одновременно на всей планете Земля…