– Айда!

Вся толпа двинулась за ним.

В верхних сенях гридень взял со стены факел. Перешагнул через мертвого кощея, вошел в спальню.

И застыл.

Перед скамьей, где убили князя, чернела лужа. А самого князя не было.

Сзади напирали половцы, вертели головами, не могли взять в толк. Того и гляди опомнятся, кинутся руки вязать.

Петр разглядел в дальнем углу малую дверку. К ней вел мокрый след.

Очнувшись, Андрей не понял, где он и что с ним. Было темно, только по полу от двери тянулась полоса тусклого света. Дурной сон, что ли?

Но в следующий миг тело в десяти или двадцати местах обожгло болью, и князь всё вспомнил.

Приподнялся на локти, потом на четвереньки, пополз. Скрипел зубами, цепко держал ими жизнь. Ее оставалось мало, но воля была сильнее черноты, которая манила упасть лицом в пол.

За потайной дверью, опираясь о стену, поднялся на ноги. Ход вел вниз, в подклеть, а оттуда во двор.

Не гнулось прорубленное колено, одна рука висела плетью, по лицу струилась кровь, но Андрей запихнул назад в глазницу выбитое око, зажал брюхо, из которого что-то вываливалось, кое-как заковылял по ступеням. Только бы выбраться во двор, только бы выбраться. Там челядь, стража.

Князь был уже возле самой подклети, когда наверху загремело.

Спрятался за лестничный столб, вжался в стену.

Петр Малый глядел только вниз, на ступени. Проследовал мимо. Сзади, отстав на один пролет, спускались стражники. Увидь они раненого государя, и всё обернулось бы по-другому. Но князь не знал, что это его половцы, и лишь шевелил губами, беззвучно шептал молитву во спасение, а Петр остановился – красных капель на ступеньках не было.

Оборотился. Узрел съежившегося Андрея, тянувшего ко лбу двоеперстно сложенную руку.

Взметнулась секира, отсеченная рука отлетела в сторону, а следующий удар проломил высокоумный государев череп по-над левою бровью.

И убиен бысть любимый Богом князь Андрей Юрьевич в нощь с субботы на воскресенье, незадолго перед рассветом. Так по великому милосердию дал Господь слуге своему спасти душу мученической смертью и омыть кровью многие прегрешенья, ибо лучше претерпеть кары за грехи в этой жизни, нежели в иной, вечной.

Гибель великого князя подробно описана в «Повести об убиении князя Андрея Боголюбского», приведенной в Лаврентьевской летописи. Этим источником все авторы обычно и пользуются. Я лишь внес в рассказ некоторые беллетристические подробности и сделал корректировки, продиктованные логикой. В оригинале, например, как-то не очень правдоподобно описана коллизия с проникновением заговорщиков в опочивальню. Маловероятно, чтобы сам князь, имея при себе «кощея», пошел лично откликаться на зов лже-Прокопия; из повествования куда-то исчезает сам «кощей»; ну и наконец вряд ли убийцы выламывали дверь – прибежала бы стража.

Исследование останков князя, произведенное в середине прошлого века, установило, что, хотя на костях остались следы шестнадцати ударов, нанесли их, по-видимому, только два человека.

Вот след рокового удара «по-над левой бровью»

Несколько лет назад на стене Спасо-Преображенского храма в Переяславле была обнаружена запись, которую ученые датируют 1175–1176 г., то есть она была сделана вскоре после убийства, потрясшего современников. Там перечислены имена злодеев, в том числе не упомянутые в летописи (где фигурируют только Яким Кучкович, его зять Петр, осетин Анбал и то ли еврей, то ли мусульманин Ефрем Моизич). Мои Ивка и Стырята – из нового списка. Читайте об этом открытии в замечательно интересной статье А. Гиппиуса и С. Михеева «Убийцы великого князя Андрея: Надпись об убийстве Андрея Боголюбского из Переславля-Залесского». О происхождении и поразительной судьбе главной русской святыни, Владимирской иконы, с «переезда» которой начинается история Российского государства, писало множество церковных и светских авторов. Порекомендую классическое исследование А. Анисимова «Владимирская икона Божьей Матери». (Оно было опубликовано в 1928 году за границей, за что ученый был отправлен в Соловки и впоследствии расстрелян.)

В эпоху всеобщей центробежности, когда части бывшего единого государства дробились на всё меньшие и меньшие фрагменты, было бы естественно и логично, если б обширная, но рыхлая держава Андрея Боголюбского развалилась сразу после бесславной кончины диктатора.

Вначале казалось, что именно это и произойдет. У Боголюбского остались лишь малолетние сыновья, которые не могли претендовать на власть. Во Владимиро-Суздальской земле немедленно завязалась смута. Старые «аристократические», то есть боярские города – Суздаль, Ростов – вступили в соперничество с новыми – Владимиром и Боголюбовым; братья Андрея «Юрьевичи», схватились с племянниками «Ростиславичами», которые по древнему «лествичному праву» считали себя старше – их покойный отец был первородным сыном Юрия Долгорукого.

Победили Мстислав и Ярополк Ростиславичи – и сразу поделили княжество на две части. Но город Владимир, доставшийся Ярополку, очень скоро взбунтовался против ненавистной «боярской партии» и призвал одного из Юрьевичей – Михаила.

Война разразилась снова. Входить в запутанные перипетии этой кровавой свары мы не станем. Довольно сказать, что брат Боголюбского одолел племянников и прогнал прочь. Однако вскоре они узнали, что победитель тяжело болен, и опять перешли в наступление.

Первым прибыл Мстислав Ростиславич. В победе он не сомневался – пришло известие, что Михаил Юрьевич скончался. Ему наследовал младший брат Всеволод, человек совсем молодой и малоопытный, который к тому же предпринял попытку договориться миром: был готов отказаться и от Суздаля, и от Ростова. Мстислав воспринял это как проявление слабости и навязал противнику сражение. Оно произошло под Липицей 27 июня 1176 года и неожиданно закончилось победой нового владимирского князя.

В течение следующего полугода Всеволод справился со всей враждебной коалицией и захватил в плен ее вождей: обоих Ростиславичей и их зятя Глеба Рязанского. Трехлетний раздор в самом сильном княжестве закончился. На Руси появился новый претендент на лидерство.

Всеволод Юрьевич, вошедший в историю с довольно неуклюжим прозвищем «Большое Гнездо», был фигурой совершенно выдающейся. Только таким деятелям под силу притормозить естественные исторические события. Ускорить ход истории может кто угодно – достаточно наломать дров, и раньше предназначенного времени рухнет государство или даже целая цивилизация (как это, например, произошло в 1917 году). Но усилием воли и ума приостановить необратимый исторический процесс – для этого потребен человек недюжинный. В Древней Руси таких было два: Владимир Мономах и его внук Всеволод Большое Гнездо.

Всеволод Большое Гнездо с сыновьями. Скульптура с фасада собора Святого Димитрия во Владимире

Ранние годы жизни Всеволода (он родился в 1154 году) были полны испытаний. Он был последним, двенадцатым сыном Юрия Долгорукого и, стало быть, приходился Андрею Боголюбскому младшим, можно даже сказать совсем младшим братом – был на сорок лет моложе.

Первое, что сделал Боголюбский, взойдя на престол, – отправил свою мачеху, мать Всеволода, вместе с детьми за море, в Византию, в вечное изгнание. Новый правитель с опаской относился к родичам.