4 декабря 1989 * * * Лунку стекла теплом отдыши – Луч зеленой звезды Губы царапнет, как будто шип Розы или беды. На сюртуке у ночи пришит Орден звезды ночной – За соль терпенья твоей души На высоте земной. И не дороже ли всей тщеты, В свете созвездий чужих – Лучик зеленой звезды нищеты Между ладоней твоих? 13 декабря 1989 * * * Эту боль, что дарована свыше, И отволглый, охрипший декабрь В бедной жизни, как лунку, отдышат Теплый ветер и старый фонарь. Эту тайную горечь тревоги, Мутноватое око воды Мне откроет в обмен на дороги Луч зеленой, небожьей звезды. И блаженная тяжесть утраты, Стрекозиный, прозрачнейший сон Поведут мою душу, как карты – Мореходов по венам времен. 14 декабря 1989 * * * Глухота замороженных улиц, Строки чуткие тонких дерев, – Все забытые страхи вернулись, Прочитали тоску нараспев. Темнота неприютных подъездов И визгливые ссоры дверей, – Одиночество страшно и трезво Заглянуло в глаза фонарей. Но деревья под смуглой корою Сохранили апрельский словарь, Незнакомою речью земною Раскололи хрустальный январь. Зашептали о дремлющих водах И молочном дыханье ветров, Виноградном зрачке небосвода Над Олимпом крылатых богов. И сквозь шепот о воздухе томном Чей-то голос сказал мне: владей Темной тайной бродяг и бездомных – Разговора дерев и людей. Слушай звуки неправильной речи, Словно ночи волшебные сны, Это грезят земные предтечи О плаще светозарной весны. И тоскую о солнце и птицах, Коченея в январском снегу – Пусть душа начинает учиться Терпеливому их языку. 14 декабря 1989 * * * Южный ветер в полночь пересек границы, Глубоко вздохнули синие криницы, И декабрь молочный медленно и сонно Расклеил ресницы темных глаз оконных. В воздухе, набухшем талою водою, Горечью разбужен пряный запах хвои. Хриплый шепот веток и хрусталь капели – В изголовье снежной, легкой колыбели. В комнате согретой всхлипнул вдруг спросонок Шум разбойный ветра слышавший ребенок. Он не знал, что чудо жадными глотками Пьет земля, пресытясь тишиной и снами, А столбняк декабрьский с дремою метелей Таял в слабых звуках теплой колыбельной. 15 декабря 1989
* * * Стихов о тебе не пишу – Лишь голос да имя. Покоем себя извожу, Покоем, как схимой. В дороге – ни рытвин, ни ям, Но шаг мой непрочен. И только по-детски упрям Неловкий мой почерк. Чьи буквы – в лесу муравьи Под шорохом хвои И знаки, и жесты твои Уносят с собою В колючий могильник, Во тьму заклятья лесного – Дневник – недоступный тайник Печального слова… 16 декабря * * * С размаху о стекла ударилась птица, И где-то заплакал бессонный ребенок, И сердце устало за ребрами биться, Как в клетке горластый, забытый грачонок. И чья-то душа позвала за собою, Встревожив покой одинокого дома, К живущим метнулась с саднящей тоскою, Как вестник ворчливого, рваного грома. Как голосом легким звала и кричала! Я вышла во двор – шелковистые перья Золою остались, и неба пиала Поила молочным туманом деревья. И ветер в лицо мне ударил прибоем, И в нем утонуло бесценное имя, И вновь над рассветным, притихнувшим морем Ложилась печали тяжелая схима. 19 декабря 1989 * * * Всего-то и было – что черный час Сиротской души моей, Луны посеревший, подбитый глаз, Обиженный всхлип дождей. Я вышла из дому в рассвет сырой, За ветром брела наугад, И тайну дыханья под темной корой Хранил хрипловатый март. Тяжелый, оттаявший воздух горчил Цыганскою страстью дорог, Зачем, как лунатик, – сверх снов и сил Пришла я на твой порог? Стояла – бездомнее всех бродяг, И речь тополей больных Безумно, отчаянно, словно стяг, Рвалась на руках земных. В ней жил твой печальный, непрочный сон, Мой черный, крылатый брат, Озноб синеватых, живых окон И сказки гадальных карт. Но где-то разбился хрустальный срок, Увяз глубоко в тиши… И я не шагнула за твой порог В час черный моей души. 19 декабря 1989 * * * Крепкий чай, горьковатый, как дым, Ночь – на зыбком, неверном пути… Я прислушаюсь к хрипам родным Из твоей беспощадной груди. Сон ресничных, темнеющих стрел, Лунный зайчик на смуглом плече, – Дремлет ангел, что годы горел В моей жизни, подобно свече. Тень ладоней над хламом бумаг, Сквозняков шепелявый язык, Соберусь до рассвета – впотьмах, Поцелую души твой блик. И вздохнут в тишине тополя, Тронув сон твоих темных ресниц, И отпустит с ладоней земля В поднебесье – двух утренних птиц. Затуманив дыханьем стекло, Напишу, что мы встретимся вновь, Пусть когда-то совсем не любовь, А отчаянье судьбы свело. |
