— Так сразу? — непонимающе выдохнула она, чувствуя то ли смущение, то ли бесконечную радость. — Я согласна, — не удержалась Изэль, хотя не собиралась отвечать настолько быстро. Она никогда не принадлежала тому типу женщин, которые хотели побыстрее выйти замуж и обзавестись семьей. Она редко влюблялась, взаимно — ещё реже, но иногда задумывалась, что найти человека, с которым ей будет хорошо и который будет её любить, было бы не так уж плохо.

— Уверена? Я не требую ответа сейчас, — Олден сдерживал себя, чтобы не притянуть Изэль к себе и не начать её безостановочно целовать. Он никогда не думал, что вообще способен на настолько сильную любовь, но Изэль стала для него «настолько сильной любовью».

— Уверена, — повторила Изэль. — Когда все это закончится, займёмся подготовкой к...

Олден подхватил Изэль на руки, не дав ей договорить, и закружил. Она смеялась, обнимала и целовала его. И чувствовала себя самым счастливым человеком во всем мире.

Им оставалось только пережить приближающуюся битву.

***

Как только дверь за Эйлертом захлопнулась, Рагиро сразу опустился на стул: раны затянулись, но чувствовал он себя разбитым. Это ощущение нельзя было назвать ноющей болью, скорее усталостью от хронической болезни, которая иногда давала о себе знать. Рагиро хотел бы к ней привыкнуть, но за всю жизнь так и не смог.

Райнер был прав: им следовало поговорить. Только Рагиро не знал, как и о чем. Что говорить и как себя вести. Эйлерт винил Райнера, а Рагиро не мог разобраться в том, что чувствовал по отношению к нему. Его единственной семьей всегда был и остается Лерт и его близкие. Своих родителей Рагиро не помнил.

— Я не стану перед тобой извиняться, — начал Райнер, когда понял, что напряжённое молчание вот-вот могло стать критичным.

— Мне не нужны твои извинения, — отмахнулся Рагиро. Пальцы непроизвольно дёрнулись, и он сжал руки в кулаки. Встретиться с Райнером спустя столько лет оказалось тяжелее, чем он думал.

— Да неужели? — уголки губ Райнера слегка дрогнули, но Рагиро этого не заметил, потому что изо всех сил избегал прямого взгляда на него. — Тогда почему тебя выворачивает наизнанку от моего присутствия?

Рагиро хотелось бы сказать, что это не правда, но на Райнера так и не взглянул. Райнер не ошибался, но признавать его правоту отчаянно не хотелось. Это значило бы, что Рагиро всё ещё слаб, как и тринадцать лет назад. Он действительно не ждал извинений, но какая-то маленькая часть жаждала услышать хотя бы одно «прости». Этого «прости» было бы достаточно, чтобы двигаться дальше и закрыть глаза на всё остальное.

— Мне не нужны твои извинения, Райнер, — повторил Рагиро увереннее, сделав глубокий вдох. — Чего ты хочешь?

Они посмотрели друг другу в глаза, не моргая.

— Поговорить, я же сказал, — он скрестил руки на груди и опёрся о стену. — Ты знал, что Шесть Путей были созданы предками Эйлерта? — внезапно спросил Райнер.

Рагиро растерялся. Вопрос поставил его в тупик, и он сначала снова отвернулся от Райнера, потом — снова посмотрел тому в глаза. В попытке осознать полученную информацию, он не мог зацепиться ни за одну вертящуюся в голову мысль.

— Эйлерт так и не сказал тебе? — удивился Райнер. — Впрочем, его можно понять.

Рагиро не реагировал. Не знал, как. Он мог бы почувствовать себя преданным, но не чувствовал. Мог бы решить, что Райнер ему лгал, но это было не так. Мог бы разозлиться, потому что его злости хватило бы на весь мир, но знал, что это неправильно.

— Это всё, что ты хотел мне сказать? — отстранённо спросил Рагиро.

Райнер пожал плечами.

Продолжая держать дистанцию, они с каждым произнесенным словом отдалялись друг от друга все больше, а пропасть между ними росла и росла до невообразимых размеров. Рагиро уже пожалел, что согласился на разговор, Райнер задумался о том, что, возможно, извинения были бы не самым худшим вариантом, но отказываться от собственных слов не стал.

— Ты можешь считать меня последним подонком, но даже такие подонки и эгоисты как я способны на благородные поступки. Я люблю море так же сильно, как и ты. И если есть возможность дать ему свободу, я дам, — впервые за последние пару сотен лет Райнер заговорил о чём-то сокровенном, личном. Он чувствовал, как вспарывал собственную грудь, разрывал швы и вытаскивал гниющие чувства. Даже тогда, с Эйлертом, он не был настолько честен, как сейчас.

— Ты прав, я люблю море…

— Но помимо моря в твоей жизни есть ещё Эйлерт Лир. Я знаю, — говорить о чужих чувствах намного проще, и Райнер быстро отвернулся от своих. Снова.

Только для Рагиро эти слова стали оглушающей пощёчиной. Он задержал дыхание, медленно выдохнул.

— Не смей приплетать его сюда, — огрызнулся Рагиро.

— Только за борт меня не выбрасывайте, капитан Савьер, — Райнер вскинул руки в примирительном жесте и усмехнулся, пытаясь сгладить вновь накалившуюся ситуацию. Рагиро вскочил со стула, быстро подошел к Райнеру и замахнулся, желая ударить, но остановился, выдохнул и опустил руку. — Если бы ударил, тебе стало бы легче дышать.

Но Рагиро не ударил, и дышать было по-прежнему тяжело.

— Ты во всем виноват.

Винить кого-то всегда легче, чем взять ответственность на себя. Но чем больше Рагиро думал над этим, тем сильнее не понимал, как он мог брать ответственность за чужие действия на себя, как он мог быть виноват в том, что Инганнаморте поступали с ним так, как поступали, и как он мог повлиять на ход всего с ним случившегося.

— Да, знаю. Но изменить все равно ничего нельзя, — согласился Райнер. Неприятное и незнакомое ранее чувство укололо где-то внутри, но он не обратил на него внимание, потому что это не могло быть виной. Райнер Финн никогда не испытывал чувства вины. Никогда.

— Говоришь так, будто, если бы мог, то изменил бы.

Рагиро нахмурился и закрыл глаза. Только в этот момент он понял, что злился не столько на Бермуду и на всех Инганнморте, сколько на единственного родственника.

— Нет, но так у меня есть весомая причина, — честно ответил Райнер. Он тоже не предполагал, что разговор с Рагиро выйдет до такой степени тяжелым. — Ты должен меня ненавидеть.

Ненависть — штука сложная. Сложнее любви. Или любого другого чувства. Ненависть ослепляла или наоборот — дарила хладнокровие, заставляла мстить, убивать или идти на жертвы, о которых впоследствии люди жалели.

— Должен, — неслышно ответил Рагиро.

— Но?..

— Но я знаю тех, кто в сто крат хуже тебя. Ты просто жалок в своих попытках заполучить власть и силу, Райнер. А ради чего? — он смотрел в пол, потому что смотреть на Райнера ещё было сложно. Сжал зубы, словно уже заранее догадался, какой получит ответ. И медленно выдохнул.

— Ради чего? Кому, как не тебе, это понять? Ты думаешь, только в твоей жизни есть человек, ради которого ты готов на всё? О нет. Для тебя это Эйлерт Лир, для меня — Эверетт Уоллис.

Рагиро показалось, что он начал понимать Райнера. Не достаточно хорошо, чтобы простить, но достаточно, чтобы смотреть на него без давящего чувства между ребер. И он посмотрел. Разговор окончился. Произнеся намного больше, чем хотели, они на несколько секунд решили, что готовы пойти друг другу навстречу. Но наваждение прошло.

— Я не стану извиняться, Рагиро, — повторил свою первую фразу Райнер. — Но мне жаль, что твоя жизнь сложилась так. Я не желал подобного ада для кого-то из своей семьи, — он развернулся к двери и направился к выходу.

— Мне тоже жаль, потому что мы никогда не были семьей. И вряд ли когда-то станем, — напоследок бросил Рагиро, прежде чем дверь за Райнером закрылась.

***

Эйлерт стоял напротив двери в спальню, дожидаясь Райнера. Они не сказали друг другу ни слова и разошлись в разные стороны, но Лерт в очередной раз пожелал, чтобы их жизни — жизни каждого, кто хоть как-то был причастен ко всей этой истории — сложились по-другому. Если высшие силы могли хоть что-то исправить, то он со всей несвойственной верой просил их переписать эту историю. Эйлерт никогда не был особо религиозен, но в такие моменты безмолвно обращался к небу. Другие люди называли это молитвой, но он слишком не любил Бога, как и не любил молиться.