Я хотел бы остаться мужем мадам дю Нор. А мой брат Петр мужем Марии Головиной. Нас такой исход полностью бы устроил, и если вдруг где-то надо позолотить купола или построить трапезную — я готов сделать Церкви богатое пожертвование…

Адальберт слушал меня внимательно и не перебивая, хотя понять по его лицу, принимает ли он «пожертвования», было невозможно. Зато Маша вдруг самым натуральным образом взорвалась и влезла:

— А вот и нет, Нагибин! Нас не устраивает такой исход!

Мы с епископом одновременно уставились на девушку. Даже перс Шашин уставился, хотя он явно ничего не понимал в вопросах христианского бракосочетания и даже не знал русского языка.

Не посмотрел на Машу только Петр, который вместо этого принялся разглядывать собственные сапоги, с таким интересом, как будто они у него были покрыты росписью под хохлому.

Мда. Судя по всему, в отличие от меня, у моего брата брачная ночь явно не задалась. Причем, не задалась серьезно.

— А в чем дело? — поинтересовался епископ, — Баронесса, вы же знаете, что расторгнуть должным образом заключенный брак невозможно. Вы обвенчались. И расторжение брака не дозволяется. Тем более по инициативе невесты… Вот если бы вы, скажем, оказались недевственницей — тогда я бы мог аннулировать брак, но только по требованию вашего мужа. А так я не вижу ни одного церковного препятствия…

— Есть препятствие! — выпалила Маша, — Причем именно церковное! Это венчание было незаконным!

Это еще что за новости? Я напрягся, епископ тоже.

— Доказательства? — потребовал Адальберт.

— Они есть. Нате, смотрите. Вот вам доказательство!

Маша резко активировала ауру, так резко, что отреагировать не успел никто — ни епископ, ни Шашин, ни я, ни даже сам Петя.

Маша одним мощным движением сдернула вниз штаны собственного мужа, прямо вместе с исподним…

Вот блин. Нет даже не так.

ВОТ БЛИН.

А вот это уже пиздец. Такого мне в своей жизни еще, пожалуй, видеть ни разу не приходилось.

Епископ в ужасе ахнул, я же вообще лишился дара речи от открывшегося зрелища…

«3 из 12 собраны ЕЙ. НАЧАЛОСЬ.

Когда будет 12 из 12 — ВСЁ»

Граффити на стене базилики Святого Климента в Риме,

вероятно Псевдо-Аркариус

Петя уже натянул штаны обратно, но то, что я увидел, поразило меня до глубины души.

Хотите знать, что было у Пети между ног? Да в общем-то ничего и не было. Там была пустота, как у американской куклы Кена, разве что имелось большое черное пятно. Половые органы у Пети отсутствовали, их как будто выжгли…

— Да помилует нас Господь! — ахнул епископ Адальберт и перекрестился.

Маша тем временем устыдилась, что устроила мужу насильственный стриптиз, в глазах у девушки неожиданно блеснули слезы, она пробормотала, не глядя на Петю:

— Прости.

Перс Шашин выхватил саблю, явно намереваясь зарубить Машу за нанесенное его хозяину оскорбление, но Петя жестом остановил слугу:

— Не надо. Да. Это меня в плену. Выжгли чистой магией… Бей Кешаварз, которому меня продали, взял меня телохранителем. Как я и говорил. Вот только я был не телохранителем самого бея, а стражем его гарема. А стражам гарема обычно все отрезают, чтобы жены бея были в сохранности… Проще говоря, в Персии я стал евнухом. Не по своей воле, вы сами понимаете…

Петя сглотнул, судя по всему, он сам был готов разрыдаться.

Теперь мне многое стало понятно. Например, почему у брата повреждена корневая чакра, про которую болтал князь Глубина. Ублюдок Глубина был в своем репертуаре — он все знал, он сразу же понял, что у Пети нет члена, сразу же, как взглянул на его ауру. Но князь Глубина не был бы князем Глубиной, если бы предупредил об этом меня или Машу, или хотя бы Машиного отца.

Теперь понятно, почему Глубина был таким довольным, когда Петя венчался с Машей. Князь наверняка уже предвкушал тот скандал, который разразился сейчас. Вот только Глубине не повезло — его сейчас тут не было, так что насладиться скандалом лично ему не удалось. И слава Богу. Я никому не дам потешаться над моей семьей.

— Брат, почему ты не сказал? — выдавил я из себя, — Зачем ты вообще женился на баронессе? Ты же знал, что во время первой брачной ночи… Леший меня побери! Петя, зачем?

— Всё просто, — ответил Петя, он уже взял себя в руки и теперь говорил, как и всегда холодно, — Чтобы тебе насолить. А почему бы собственно и нет? Меня пытали в плену. А ты тем временем наслаждался тут нашим поместьем, жизнью АРИСТО и невестой-баронессой. И магией. А меня сделали инвалидом. Разумеется, я завидую тебе, брат. Ты отнял мою жизнь! Всё это должно было принадлежать мне! Так что не надо мне сочувствовать. Я всё правильно сделал! Я хотел тебе отомстить. И я отомстил! Это всё, что я мог сделать.

— Господи, брат… — я даже не знал, что сказать.

Мои чувства сейчас бешено метались в диапазоне от желания обнять и утешить моего несчастного брата до желания немедленно найти какого-нибудь османа и вырезать всю его семью.

Я гневно воззрился на Шашина, перс почуял недоброе и вяло помахал в мою сторону саблей.

— Шашин не причем, — печально усмехнулся Петя, — Это не он меня оскопил, как ты понимаешь. Он был пленником бея. А я его спас. За это Шашин поклялся вечно служить мне.

— И никакую вольную тебе бей не давал, так? — догадался я.

— Так, — признал Петя, — Я был фактически рабом бея, хоть и на привилегированном положении. Я несколько лет готовил побег, а потом сбежал, забрав с собой Шашина, которого я освободил из зиндана. Вот почему я вернулся в Россию без денег и в рванине.

— Ты лживый ублюдок… — начала было Маша, но я её перебил:

— Спокойствие, баронесса. Фильтруйте базар. Мой брат пережил страшные вещи. Я никому не позволю его оскорблять за это. И никому не позволю болтать о том, что вы сейчас здесь увидели. Это ясно?

Я многозначительно глянул на епископа и прислужника-монаха, который все еще торчал рядом.

— Я не собираюсь болтать, уверяю вас, барон, — заверил меня Адальберт, — Сплетничество — грех. Но, разумеется, Мария права. Её венчание с вашим братом юридически ничтожно. Мужчина, не имеющий срамного уда и ятер, вступать в брак не может. По этому поводу есть однозначный церковный запрет, еще четвертого века.

— Значит, я незамужняя? — с надеждой уточнила Маша.

На несколько секунд повисло молчание, потом епископ вздохнул:

— Эм… Нет. Вы замужем. Видите ли, я не могу аннулировать ваш друидический брак с Александром Нагибиным. Я говорил с волхвами, но они отказались его расторгнуть. Так что… Вы всё еще замужем, баронесса. За Нагибиным. Только за Александром, а не за Петром.

— Воу-воу, полегче, — влез я, — А как же мадам дю Нор — моя вторая жена?

— И на ней вы тоже женаты, — развел руками епископ, — Проще говоря — да, у вас две жены, барон. И отдать вас под суд я за это не могу, учитывая, что произошла техническая накладка, за которую вы ответственности не несете. Хотя…

— Сколько, Ваше Высокопреосвященство? — поморщился я.

— О, в Гатчине сейчас как раз строится приют для сирот… — тут же благодушно сообщил епископ.

— Я переведу приюту пятьдесят тысяч, немедленно, — заверил я Адальберта, — Люблю помогать сиротам. Знаете, я и сам своего рода сирота, сектанты убили моих родителей.

— В таком случае у меня к вам претензий нет, барон, — поклонился мне епископ, — У вас две жены. Официально. Оба ваших брака церковно признаны. Однако советую вам все же не афишировать этот факт. У ветхозаветных патриархов, конечно, было несколько жен, но современное общество такого не одобряет, и даже я не одобряю, но… Предположим, что это теперь ваш крест, барон. Такая ваша судьба и промысел Божий относительно вас.

Я глянул на Машу, та в ответ чуть не сожгла меня своим взглядом.

Мда, хорошенькое дельце. Две жены — это, конечно, кайф, вот только они обе долбанутые, и обе друг друга ненавидят. А вообще, если так подумать, то Маша мне особо и не нужна, для моих планов…