— О чем вы, князь? — уточнил я.

— О некоторых действиях. Я сам не знаю, что они замышляют, барон. Но что-то замышляют совершенно определенно. Вот поэтому и спешка, поэтому и Игры организовываются в такой суматохе. Либералы хотят ими что-то прикрыть. Заваривается какая-то каша, барон. И боюсь, что эта каша придется нам всем не по вкусу. Раз Полётов так засуетился — значит, произошло нечто на самом деле тревожное…

«Здоровье магократа — вещь столь же тонкая, как и его душа.

Профаны часто думают, что маги ничем не болеют, а холопы так и вовсе считают магократов бессмертными. Не в последнюю очередь потому, что сами холопы живут недолго, так что им кажется бессмертным любой дед.

Это уже не говоря о том, что магократ всегда выглядит моложе холопа, в основном благодаря доступу к современной медицине, а не магии.

Все это порождает многочисленные и глупые слухи и суеверия.

И мы не против таких суеверий — воистину, они нам выгодны. Ибо хорошо быть бессмертными, вечно юными и здоровыми богами в глазах подданных!

Но сами себе мы должны отдавать отчет — у мага тоже есть иммунитет, хоть и усиленный магией, но этот иммунитет тоже может ослабнуть.

Да, мы можем отрастить себе оторванную в бою руку или ногу, как ящерицы, но мы точно также как и неодаренные можем простудиться, можем приобрести цирроз печени от пьянства, можем заболеть слоновьей оспой.

А еще мы, в отличие от неодаренных, подвержены вредоносным влияниям магии, эту тему следует рассмотреть подробнее, ибо она на данный момент слабо изучена…»

Владимир Соловьев, «Liber Magocratiae», том 13

К больнице для магократов имени Веры Гедройц я дошел от Лицея за десять минут. Дорогу я помнил, потому что уже ходил этим путем — только тогда меня самого выпустили из больнички, и я шел из неё в Лицей.

Теперь же я отправился в больницу навестить друга — неизвестно чем заболевшего Соловьёва. С Соловьёвым я намеревался обсудить Слизевик — ту самую мерзость, которой этот ублюдок меня попотчевал в Лицее, из-за чего безумный Царь теперь мог меня контролировать.

Так что я очень надеялся, что Соловьёв не слишком болен, и что он в состоянии говорить, ибо нам с преподом по магии были что обкашлять.

Время до встречи с епископом у меня было, но все равно следовало поспешить. По пути я купил кило мандаринов у уличного торговца, потому что идти в больницу без мандаринов — это просто оскорбительно.

Бодро зайдя в старинное здание больницы, обсаженное со всех сторон сиренью, я осмотрелся, потом решительно прошел к регистратуре.

— Барон Нагибин, лицеист, — доложил я барышне в белом халате, — До меня дошла информация, что мой любимый преподаватель Соловьев приболел. В связи с чем я желаю его видеть. И передать ему лично пакет мандаринов.

Девушка не стала даже копаться в компьютере, а тут же сообщила:

— Да, Соловьев на отделении магических травм. Это за основным зданием, во дворе.

— Благодарю, — я вежливо поклонился, потом прошел насквозь главное здание, выйдя с его задней стороны.

Здесь оказался громадный двор, застроенный постройками помельче.

Отделение магических травм я обнаружил без труда, благодаря указателям, расставленных вдоль дорожек, покрывавших пространство больничного двора. Я прошёл мимо какой-то лаборатории, мимо часовни, мимо морга, мимо крематория с трубой… А потом я уперся в высокий забор и еще широкоплечего мужика в синем мундире.

Нужное мне двухэтажное небольшое здание явно торчало прямо за забором, перед воротами в котором и нарисовался лейтенант Охранного Отделения.

— Прохода нет, Ваше Благородие, — тут же сообщил мне лейтенант.

Я быстро осмотрелся и оценил диспозицию. Судя по всему, он прав. Прохода и правда не было, если ублюдок, конечно, не соизволит меня пропустить. Охранник был один, но вырубить агента Охранного Отделения у меня полномочий не было. А незаметно перемахнуть забор тоже не выйдет, все просматривается, как на ладони.

— Это почему еще? — кисло поинтересовался я, — Я желаю видеть Соловьева, моего дальнего родича и любимого препода в Лицее.

— Именно из-за Соловьева прохода и нет, — развел руками лейтенант, — Прошу извинить, Ваше Благородие. Приказ пришел вчера. Пока здесь Соловьев — никто посторонний в отделение не допускается. У меня приказ Шефа Царскосельского отделения, полковника Меньшикова. Так что ничем не могу помочь.

— Мда, но я же принес ему мандарины… — заметил я, нагнав на себя столько тоски и печали, сколько только возможно.

Но каменное сердце служаки не дрогнуло.

— Еще раз простите, барон. Ничем не могу помочь. Разве что могу помочь вам их съесть.

— Это не для тебя, лейтенант, — строго заметил я, — Эти сладчайшие мандарины достоин вкушать лишь Соловьев. Собственно, почему к нему не пускают? У него что-то заразное? Или он доэкспериментировался с магией? Или собственным Слизевиком отравился?

Я хихикнул, лейтенант в очередной раз развел руками:

— Не могу знать, Ваше Благородие. Мне всего лишь приказано никого не пускать…

— Приказ есть приказ, — вздохнул я, — Понимаю. Но вижу, что у вас фуражка чуть-чуть подистрепалась. Слева. А еще вам бы явно не помешали новые сапоги. В связи с этим я готов вам проспонсировать новую форму. Возможно десять тысяч рублей…

Лейтенант на глазах помрачнел, его рожа приобрела суровое выражение, напоминавшее нечто среднее между выражением лица Павла Вечного на парадных портретах и мордой пса, который готов ринуться на добычу.

Лейтенант взялся за кобуру с пистолетом, потом холодно произнес:

— Будем считать, что я этого не слышал, Ваше Благородие. Проваливайте…

Ворота за спиной неподкупного мудозвона тем временем распахнулись, из них выехал миниатюрный автобус, совсем маленький, видимо, такие тут служили для перевозок между корпусами больницы.

На боку автобуса был нарисован череп, а еще имелась надпись «МОРГ» и черная полоса, мы с лейтенантом отошли с дороги, пропуская авто.

О том, чтобы проскочить в ворота не могло быть и речи, на глазах у лейтенанта я этого сделать не мог, да и стальные створы ворот тут же закрылись, как только мрачный автобус выехал.

Кроме того, у меня вдруг возникло предположение, что этот автобус везет Соловьева, и если это так — то проникать в отделение магических травм мне уже нет никакого смысла.

— Пожалуй вы правы, господин лейтенант, — кивнул я агенту Охранки, — Да, забудьте о моем предложении. Это я так… Горе от болезни Соловьева, моего любимого преподавателя, ударило мне в голову и свело меня с ума. Всего доброго! Сам Государь гордится вашей неподкупностью, я уверен.

Лейтенант в ответ на это что-то мрачно хмыкнул, я же отошел подальше от здания нужного мне отделения, потом нырнул за кусты шиповника, покрытые ярко-красными мясистыми ягодами. Под прикрытием этих кустов я скрылся за зданием часовни, а там уже активировал ауру и бросился наперерез микроавтобусу, который неспешно ехал к моргу.

Автобус я перехватил, когда тот уже почти въехал в морг, огороженный отдельным чугунными забором. Да, заборы в этом мире любили не меньше, чем в моем родном.

Я схватился за дверь автобуса и притормозил машину одной силой своей ауры АРИСТО.

За водительском стеклом мелькнула недовольная рожа парня в засаленном белом халате, еще через мгновение парень приоткрыл стекло:

— Вы чего? Чего вы, а?

— Я хочу дать тебе денег, — честно признался я, — Пятьсот рублей.

Парень глянул на толстую санитарку, сидевшую рядом с ним. Санитарка тут же сориентировалась и кивнула:

— Пятьсот рублей нам не к чему, господин. Этого добра у нас хватает. Но вот от двух тысяч рублей мы бы не отказались.

— Говно вопрос, — подтвердил я, — Могу дать и две тысячи. Кого вы везете? Соловьева?

— Увы, но нет, — ответила санитарка, — Соловьев, к сожалению, живой. Я сегодня из-под него утку три раза выносила. А везем мы графа Пугачева. Он сегодня утром приказал долго жить.