Император был в роскошном алом мундире и расшитой золотом треуголке, его черные хазарские глаза рассеянно созерцали тонувшую в темноте речку.

Чайка Соколова с громким криком опустилась графу на руку, Соколов поклонился Императору:

— Добрый вечер, Ваше Величество. Или уже ночь? Я, если честно, рассчитывал застать вас в спальне…

— Нет, я люблю прогуляться перед сном, — ответил Павел Второй, — Почему они спят, Соколов?

Император указал на реку, там в полутьме Соколов разглядел белые пятна — спящих на воде лебедей.

— Что? — Соколов на миг растерялся, — Так лебеди всегда ночью спят, Ваше Величество…

— Мда, но я желаю созерцать, как они плавают, — потребовал Император, — Я принес им хлеба.

Государь действительно продемонстрировал Соколову небольшую белую булку.

— Ваша воля — закон, Ваше Величество, — еще раз поклонился Соколов.

Граф взмахнул рукой, над черными водами Славянки метнулся быстрый поток бежевой магии Соколова.

Лебеди послушно вынули головы на длинных шейках из-под крыльев, потом подплыли к берегу. Соколов еще раз махнул рукой, лебеди выстроились в идеально ровный круг и закружились по воде.

— Это уже лишнее, — вяло усмехнулся Император, — Просто пусть едят булку.

— Уверен, это они смогут и без моего приказа, Ваше Величество, — снова поклонился Соколов.

Павел Второй отщипнул кусок булки и бросил в реку, самый толстый лебедь изящно подплыл к хлебу и клюнул его.

— Смотрите-ка, — произнес Император, — Даже у лебедей есть иерархия. Самый крупный всегда ест первым. В этом они похожи на нас, не правда ли, граф?

— Да, Ваше Величество, — согласился Соколов, — Птицы вообще разумные и благородные существа. Не зря же они летают в небе.

Император бросил лебедям еще кусок хлеба, на этот раз одна из птиц попыталась нарушить иерархию, но жирный лебедь клюнул нарушителя порядка в шею и сам сожрал булку.

— И в этом тоже похожи, — вздохнул Император, — Ну, выкладывайте, Соколов. Мне известно, что вы обычно ложитесь спать рано. Что вас заставило таскаться по парку и искать меня в такой час?

— Китаец раскололся, — сообщил Соколов, — Тот самый, который в вас стрелял.

— И?

— Его показания не вызывают у меня доверия, Ваше Величество…

— Почему? — Государь швырнул лебедям очередной кусок мякиша.

— Есть несостыковки, Государь. Например, он утверждает, что имеет место глобальный заговор с целью вашего убийства. За этим заговором согласно показаниям китайца стоит изменник Михаил…

— Это не вызывает ни малейших сомнений, — отрезал Павел Второй, — Мой дядя Михаил спит и видит меня в гробу. А себя на троне.

— Да, Ваше Величество, — Соколов отвесил очередной поклон, — Но китаец утверждает, что в заговоре был замешан даже младший Корень-Зрищин, а этот парень явно не из тех…

— Из тех, — перебил Император, — Корень-Зрищины — парии. Гнилая порода. Я ошибся, когда назначил одного из них канцлером. Нет-нет. Младшего Корень-Зрищина следует повесить. Завтра же. И завтра же я лишу Корень-Зрищиных княжеского титула. Собственно, вы его допросили?

— Боюсь, что нет, Ваше Величество, — вздохнул Соколов, — Мы арестовали барона, но уже в тюрьме он… В общем, он сожрал гвоздь.

— Что, простите?

— Он расковырял стену каземата магией, — доложил Соколов, — А стена старая, ей уже лет двести. И там среди камня были скобы, гвозди, строительный мусор… И младший Корень-Зрищин сожрал гвоздь. В результате у него сильно поврежден желудок, целители сейчас борются за его жизнь. Но боюсь, что допросить его невозможно. Я вызывал Головина, чтобы тот прочел мысли Корень-Зрищина, но тот не справился. Барон в коме, по словам Головина, мысли человека, который одной ногой уже на том свете, прочесть невозможно. Но я уверен, что через пару дней…

— Не будет никаких пары дней, — заявил Император, — Повесите его, завтра же.

— А его родичи? У нас также двое двоюродных братьев барона, а еще его дядя, тот который пытался бежать из страны. Но их вы нам допрашивать строго запретили…

— Да, запретил, — подтвердил Император, бросая лебедям последний кусок булки, — И запрещаю впредь. Корень-Зрищины — лживый род.

— У нас на допросах никто не лжет, Ваше Величество…

— Я же сказал — нет, — Император наконец отвернулся от лебедей и взглянул на Соколова, — Никаких допросов двоюродных братьев или дяди барона Корень-Зрищина. Их всех вы тоже повесите. Завтра же. А перед казнью отрежете им на всякий случай языки…

— Проще заткнуть уши палачу, Ваше Величество, — усмехнулся Соколов.

— А толпа народа? Им мы тоже заткнем уши?

— О чем вы, Ваше Величество? Какая еще толпа народа?

— Толпа народа, которая будет присутствовать при казни, граф. Я хочу, чтобы Корень-Зрищиных повесили у Петропавловской крепости. На глазах у петербуржцев.

— Но публичных казней у нас уже лет десять не было, Ваше Величество, — усомнился Соколов, — Магократия будет недовольна. Особенно либералы. И международный престиж нашей страны может пострадать…

— На либералов я плевал, — пожал плечами Павел Второй, — На магократию тоже. Им придется это сожрать. Что же касается международного престижа — когда вы успели стать Шефом Дипломатического Корпуса, граф? Насколько я помню, я вас вроде назначал главой Охранного Отделения, нет? Так что выслушивать от вас советы в сфере внешней политики я не намерен.

— Простите, Ваше Величество, — Соколов поклонился.

— Что там еще, граф?

— Еще несколько имен заговорщиков, их назвал китаец, — доложил Соколов, — Во-первых, принцесса, старшая Лада Бататур-Буланова…

— Ну, разумеется, старшая, — Император улыбнулся, — Меня не любят обе принцессы, но младшая всегда поддерживала Малого, а не Михаила, насколько я помню. Кстати, вы нашли её?

— Никак нет, Ваше Величество. Но мы ищем…

— А сам Малой? А дриада, моя мать?

— Никак нет… Но мы прилагаем все усилия…

— Мне не нужно, чтобы вы прилагали усилия, Соколов, — глаза Павла Второго превратились в щелочки, он внимательно смотрел на графа, — Мне нужен результат. Конкретно дриада, конкретно мой брат Малой. Или вы хотите повторить судьбу вашей предшественницы княгини Пыталовой, граф?

Соколов просто еще раз молча поклонился.

— Ладно. Что там еще?

— Так вот, касательно принцессы, старшей Лады…

— Тоже повесить.

— Повесить? — граф пришел в искренний ужас, — Но позвольте, Ваше Величество, я не смею вам перечить, но никто и никогда не вешал Багатур-Булановых. Ваш дядя Михаил пытался свергнуть вашего предшественника Павла Вечного, но Император просто выслал Михаила из страны, ведь священная кровь Русских Царей…

— Так было раньше, — отрезал Император, — А сейчас так не будет. Я не Павел Вечный, я Павел Стальной. Михаила я убью, но потом. Принцессу я убью сейчас. Китаец, стрелявший в меня, же подтвердил, что она участвовала в заговоре?

— Да, Ваше Величество, подтвердил. Но…

— Головин проверил показания китайца?

— Да, но тем не менее…

— Не о чем говорить, Соколов. Принцессу вздернут. За бунт и попытку убийства Государя.

— Умоляю вас, Ваше Величество, позвольте хотя бы даровать принцессе благородную казнь — посредством магии…

— Никаких благородных казней, граф. Принцессу вешать. Прилюдно, у Петропавловки, вместе с изменниками Корень-Зрищиными.

— Это будет катастрофа, Государь, — взмолился Соколов, — Магократия будет в ярости, престиж Императорской фамилии…

Но Павел Второй больше не проронил ни слова, просто смотрел на графа. И этот взгляд черных глаз заставил Соколова замолчать, он говорил больше, чем любые слова.

— Я все понял, Ваше Величество, — поклонился Соколов.

— Кто еще?

— Эм… В том-то и дело. Самое странное, Ваше Величество. По словам китайца координировал этот заговор Словенов.

— Что? Вы шутите? Нет более далеких друг от друга вещей, чем Словеновы и политика.

— Это так, Государь. Но речь идет не о Старшем Словенове, естественно. По словам китайца, заговор против вас организован племянником Страшего Словенова — Глебом Львовичем. Тем, который последние три года находится в психиатрической больнице Кащенко…