— Питер, — выдыхаю ненавистное имя.

— Да, точно, Питер, — восхищённо произносит она, — видишь, вроде память меня еще не подводит, — потом осекается, переводя заинтригованный взгляд на меня. — А ты откуда знаешь?

— Эта семья живёт по соседству со мной в Палм-Бей. И сын этих славных людей, — указываю на фото, а каждое слово пропитано желчью, — он превратил мою жизнь в ад, а его друзья, пытались изнасиловать…

Бабушка как будто онемела, лишь хватается за сердце, а глаза наполняются слезами. Альбом падает с её колен, а фотографии, все эти цветные и черно-белые воспоминания, рассыпаются по пушистому ковру. Как в замедленной съёмке, разворачивается ко мне всем телом и смотрит с такой печалью и страданием.

— Мне только исполнилось восемнадцать, — начинаю как заведённая тараторить, — он нравился мне, нет, я влюбилась в него, — замолкаю, нервно закусывая губу, чуть сдерживая слезы. Хочу ей всё рассказать, мне уже давно не больно. Но не могу видеть, как больно ей. — Ох, бабушка, я такая дура, — влажная дорожка стекает по моему лицу, судорожно смахиваю и во все глаза смотрю на эту статную, но сейчас такую подавленную старушку. Да-да, старушку. Οна как будто вмиг постарела.

— Расскажи мне, внучка, — тихо, так тихо шепчет, словно боится спугнуть. Сжимает мою руку, и это простое движение добавляет уверенности и успокоения.

— Он был у меня первым, и я хотела этого. Ну или думала, что хочу, — зажмуриваюсь, отгоняя образ Питера, — и всё было хорошо, во всяком случае, мне так показалось… Α потом он ушёл, — громко вздыхаю, опуская глаза в пол, — я хотела уйти и покинуть его дом, но не успела. Пришли друзья Питера, и… Всё произошло так быстро. Вдвоём они… они, — нет, дальше не могу. Это не то же самое, что рассказывать Глории. Поднимаю глаза на бабушку, её лицо мокрое — от слёз. Казалось, она оплакивает все те годы, что не была со мной рядом и ничего не знала обо мне. Это написано на её лице, она сожалеет. Обнимаю её, льну всем телом в желании утешить. Слов подобрать не могу, а может, ничего и не надо говорить.

— Что было дальше? — достаточно твердо спрашивает меня, немного отстраняясь и вытирая глаза платком, чудесным образом появившимся из кармана халата.

— Меня спас Гари, — с улыбкой отвечаю ей.

— Гари?

— Второй сын Памелы. Хороший Гаррисон. На самом деле его зовут Коэн, но я зову его Гари.

— Почему? — улыбается сквозь слёзы.

— Не знаю, — пожимаю плечами, — Чтобы позлить.

— Я рада, что в этой семье есть хоть кто-то хороший, — произносит с грустью. — Чарльз, тогда давно, когда был подростком, казался мне порядочным. Он часто бывал в нашем доме, приходил в гости к Кэрри и вёл себя очень воспитанно. Они были очень близки с твоей мамой, и Чарльз практически вырос на моих глазах.

— Подожди, — останавливаю её взмахом руки и вскакиваю с дивана. Мысль, простреливающая насквозь, словно пуля, врезается мне в висок. — Скажи мне, бабушка! — не своим голосом требую, а поджилки трясутся. — Кто был моим отцом?

В глазах скользит замешательство, потом понимание, после чего она говорит:

— Это не Чарльз.

Громко выдыхаю, опускаюсь обратно на диван.

— А кто?

— Дедушка знал, — говорит тихо, а я чувствую едва уловимые крупицы стыда, — а я нет. Не хотела знать. Была зла на Кэрри и её неразборчивость. А теперь дедушки нет, и правду знает лишь твоя мама.

— Она говорила мне, что не знает, — подобный разговор случался между нами всего один раз. Но и этого мне хватило, чтоб понять, что она ничего не расскажет.

— Нет, она знает, — настаивает бабушка, а я не спорю.

Собираю с пола разбросанные фотографии и невпопад вкладываю их в альбом. В руки снова попадает то фото, с точной копией Питера. На этот раз рассматриваю остальных присутствующих на ней. Вглядываюсь в лица еще двоих парней, что там запечатлены. Может ли быть среди них мой отец? А если да, то что это меняет? Может, он и не знал, о её беременности. Или знал, и ему было всё равно. Всё это уже давно не важно.

Присаживаюсь обратно, на мягкий диван и решительно смотрю на бабушку. Она молчит, а я начинаю говорить. Слова словно пушечная дробь, размеренно и без капли эмоций, вылетают из моего рта. Рассказываю ей всё! О своём заявлении в полицию и жалкой попытке получить возмездие. О Памеле, её угрозах и моём подчинении. О моей репутации, сложившейся за два года. Когда говорю, старательно смотрю в сторону, но потом не выдерживаю и заглядываю бабушке в лицо. Она не осуждает меня. О Боже! Она не осуждает меня!

Мы ещё очень долго не могли расстаться в тот вечер. Я рассказала ей o Глории и той ситуации, что произошла с её парнем. Бабушка дала мне наставления, даже потребовала, чтоб я всё выяснила. И поговорила обо всём с подругой напрямую.

— Не создавай вокруг себя ещё больше лживых сплетен, Кэсси. Не надо. Перестань делать больно себе. Ты ни в чем не виновата, моя девочка, — вот что сказала мне бабушка. И я верю ей.

Нa утро, попрощавшись и взяв с меня целую тонну обещаний, она меня отпустила. Я обещала, что поговорю с Γлорией и всё выясню. Поклялась, что перестану бояться Питера и его семью. И конечно, постоянно буду с ней на связи, а когда появиться возможность, сразу приеду. Она, конечно, просила, чтоб я уволилась из этой забегаловки (это она её так назвала, что было обидно), и переехала насовсем в Джексонвиль. Что ж, по крайней мере, у меня появилось место, куда могу сбежать. Спрятаться и ни о чём не думать. Это ли не трусость? Она самая!

И всё же уезжала я счастливая, совершенно не предполагая, что ждёт меня впереди.

На пороге собственного дома, когда вернулась в Палм-бей, меня ждал сюрприз. Девушка, грустная и подавленная, подпирала cпиной дверь, примостив пятую точку на пыльном крыльце. Глория. Мне даже не пришлось искать встречи с ней, она сама ждала меня.

— Привет, ты выслушаешь меня, — решительно поднялась, как только увидела меня.

— Давай, — махнула я рукой, позволяя ей говорить первой.

— Это всё Питер! — огорошила меня Глория и сразу затараторила, — он заплатил Ρою, чтоб тот подставил тебя передо мной.

— Зачем? — всё, что смогла, выдавить из себя, с трудом совладев с шоком.

— Рою нужны были деньги на колледж. Знаю, знаю, он идиот. Но он рассказал мне все, как только получил чек от Питера. И он очень сожалеет, — в глазах подруги стоит мольба, а я никак не ожидала, что и здесь опять замешан этот человек.

— Ну а Питеру это зачем? — задаю вопрос, который действительно волнует больше всего.

— Я не знаю, — пожимает плечами Глория, — и Рой не знает. Одно я знаю точно, Питер решил со свету тебя сжить. Он просто сталкер какой-то, преследующий свою жертву. Может, в полицию заявить?

— Это бесполезно, — с горечью отвечаю ей, всё же проходя в дом.

Глория следует за мной.

— Прости меня, Кэсси! — оборачиваюсь. — За Роя. За то, что не выслушала тебя в том злополучном туалете, — кривенько улыбается, — И что б ты знала, Рой вернул деньги.

Мои брови ползут на лоб от удивления.

— Нет, конечно, он не хотел, но против мeня у него не было шансов, — улыбается девушка, — уж лучше мы еще год колледжа пропустим, чем поступим туда ценой нашей с тобой дружбы.

Подхожу к ней вплотную и заключаю в крепкие объятья. То, что испытываю в данную минуту, не могу описать словами.

— Это значит «мир»? — слегка отстраняется Глория, чтоб заглянуть мне в глаза.

— Мир, — усердно киваю, не сдерживая лучезарную улыбку.

— У меня прям камень с души упал, — подруга притягивает меня поближе, крепко сжимает. — Только знаешь что? — выпускает из тесных объятий. — Питер знает, что ты всё знаешь. Ρой отдал чек и сказал, что во всём признается. Как бы этот говнюк еще что-нибудь не удумал.

— Наплевать на него, — в сердцах говорю подруге. Хоть это и не так. От открывшейся правды об их семействе до сих пор мутит. Что это вообще такое? Совпадение? Кэрри и Чарльз знакомы и росли вместе. А потом чудесным образом семья Гаррисоном появляется в Палм-Бей, куда сбежала моя мать беременная мной. Питер, который почему-то ненавидит меня и хочет извести. Α я ничего ему не делала. Только лишь влюбилась.