Первое что вижу — глаза. Холодные, серые, стальные, изучающие, пробирающие до дрожи. Волосы — светлые, почти белые, с лёгкой волной, и безупречно уложенные в небрежный вид. Губы — растянутые в самодовольную ухмылку, широкие скулы и массивный подбородок.

Питер!

Поза расслабленная, вальяжная. Дорогой строгий костюм, на высоком, подтянутом теле парня сидит идеально. Питер, как и всегда, выглядел так, будто только что вернулся со съёмок для обложки — типового журнала. Сердце, как сумасшедшее, бьётся в груди, рискуя сломать мои ребра. Перевожу свой взгляд на его спутницу, и моё сердце, сделав сальто, летит куда-то вниз, возможно, к моим пяткам. Напротив парня сидит женщина — ухоженная, красивая, с такими же белыми волосами и льдистыми серыми глазами.

Его мать. Памела.

Когда она наконец узнаёт меня, на её лице отражается масса чувств. Как будто на крыше соседнего здания сидит снайпер и, выстрелив, попадает ей в самое сердце. Или как будто перед ней сам Сатана, с ветвистыми рогами и огромными копытами. Руками она хватается за грудь, глаза вылезают из орбит, а рот открывается и закрывается, как у рыбы, глотая воздух. Слoвно в помещении закончился весь кислород, ну или она подбирает слова, чтобы полить меня грязью.

— Вы готовы сделать заказ? — как из-под воды, слышу голос Глории. Отдираю свои глаза от этой парочки и перевожу взгляд на неё. Девушка нервно кивает мне в сторону бара, старается любезно улыбаться посетителям, но у неё это плохо получается. Я всё так же сжимаю свой блокнот в руке и слышу, как трещит бумага. Разжимаю кулак, делаю глубокий вдох, разворачиваю своё тело. Хочется убежать, нет, испариться, стереть себя с лица земли. Я отвыкла, забыла, как выглядят эти жестокие, не признающие меня как человеческий вид, взгляды. Шаг за шагом, преодолеваю пятиметровое расстояние. Огибаю бар и почти растворяюсь в коридоре, почти ощущаю безопасность, но в последний момент, моё лицо поворачивается вправо, отыскивая глазами лицо Питера. Это как когда смотришь страшный фильм. Некоторые отворачиваются или закрывают глаза в момент самого ужасного, пугающего кадра. А кто-то, такие как я, не моргая, встречает этот ужас. Питер смотрит, улыбается, довольной, мерзкой улыбкой. В глазах плещется язвительная насмешка. Мне хочется поежиться, ну или показать ему средний палец, но я преодолеваю последний метр, скрываясь от его радаров…

Прошел час. Этот час был длинною во всю мою одинокую жизнь.

В тишине. Я провела этот час в раздевалке, в гробовой тишине. Вспоминала события почти трёх летней давности, хотя не хотела этого. Подсознание само выдавало все детали, не скупясь на яркие краски. Я думала, что со временем всё то, что он сделал, посереет или станет черно белым. Ни черта. Всё так же, как было в тот злополучный день. День, когда Кэсси Брайт, превратилась в шлюху.

— Ты в порядке? — это Глория. Она уже минут пять стоит в раздевалке и смотрит на меня с испуганным и в тоже время выжидательным видом.

— Да, — хриплю, связки отказываются работать. — Они ушли?

Девушка кивает и присаживается рядом со мной на диване.

— Иди домой, Кэсси, — ласково проводит по моим волосам.

— Я не хочу, — упрямо верчу головой. — Не хочу быть одна.

— Тогда что? Будешь работать? — с сомнением смотрит на меня.

— Я ненавижу его, — вдруг говорю ей.

— Я знаю, — отвечает. Да откуда ей знать?

— Глория! — это мистер Пэрриш зовёт её из зала.

— Время обеда, там полно посетителей, — поднимается с дивана и застывает возле двери, — Что будешь делать?

— Работать, — я тоже встаю. — А завтра вечером пойду с вами на побережье.

— Вот и здорово! — за секунду расцветает Глория. Выдавливаю искусственную улыбку, размазываю её по своему лицу и не стираю до шести часов вечера.

Притворяться! Это получалось у меня лучше всего…

— Почему? — спрашиваю Глорию. Мы сидим в излюбленном баре с громким названием «Галактика». С тех пор как я была здесь впервые, она таскала меня сюда еще как минимум пять раз.

— Что почему? — прикидывается, что не понимает, о чём я.

— Почему ты не спрашиваешь меня о моём прошлом? О Питере? — делаю затяжной глоток пива, поднимаю свободную руку в знаке «стоп». Нет, это ещё не всё. — Почему никогда не говоришь мне о моей репутации? Почему дружишь со мной?

— А какое это имеет значение, — пылко произносит Γлория. — Я, знаешь ли, не верю во всю ту хрень, которую про тебя болтают.

— И ты не хочешь знать? — с сомнением спрашиваю её.

— Нет, — категорически отказывается. Молчит около минуты, а потом добавляет. — Если только ты сама не хочешь мне рассказать.

Хочу ли я?

Два года назад

Это было так давно. Почти два года назад. В феврале. Мне тогда только исполнилось восемнадцать…

Все девчонки моего возраста хотели казаться старше, ну или выше, стройнее, красивее.

В то время у меня еще были подруги. Кристина, Моника, Линда и, конечно, Лайза. Она тогда была единственная, кто меня поддержал и не отвернулся в трудную минуту. Α все остальные пошли на поводу у незатейливого общества. В целом я рада, что так произошло. Что слишком долго не ошибалась в гнилой дружбе этих людей. Мечтала, что они изменят своё мнение обо мне, вновь повернутся ко мне лицами, но теперь рада, что не повернулись.

Ο чём мечтала я тогда?

Я мечтала о любви, как и все мои подруги. Мечтала о первом поцелуе и о красивом, самом популярном парне Питере. О нём, кстати говоря, мечтали девяносто процентов девчонок нашей школы. А он не заморачивался с выбором сам и не морочил головы другим. Пользовался всеми теми, кто был готов ему себя предложить. Мне кажется, что даже вёлся тайный список, типа очереди. Так и вижу, как все эти ненормальные фанатки каждодневно сверяются с ним в желании понять, как далеко продвинулись к финишу. Я тоже была такой фанаткой Питера, и если б такой список действительно существовал, то непременно туда вписалась бы.

Однажды, задержавшись на дополнительных занятиях по Экономике, самой последней покидала стены школы. Точнее я думала, что больше, кроме меня и преподавателя, никого нет. Лениво спустилась с третьего этажа на второй и прошлась по всему длинному коридору к дальней лестнице, что выходила на парковку для машин. Машины у меня не было, но я надеялась, что кто-то из девчонок дожидается окончания факультатива. Не успела ступить на первую ступеньку лестницы, ведущую вниз, замерла, услышав слабый шёпот, совсем рядом со мной. Основной cвет давно отключили, горели лишь дополнительные лампы, расположенные в несколько метров друг от друга. В полумраке покрутилась на месте, пытаясь отыскать источник звука.

— Эй.

Большая дубовая дверь слегка отворилась, в небольшой щели разглядела чей-то силуэт.

— Ты можешь подойти, — шепотом позвал меня парень. Сделала осторожный шажок к кабинету директора. Но не могла увидеть, кто стоит за дверью. Заинтригованно ступила еще шаг, оставляя расстояние между собой и дверью, не больше полуметра. В гробовой тишине услышала тяжёлую поступь. Она разносилась по всему коридору. Должно быть, преподаватель по Экономике тоже покидает школу. Обернулась, могла уже различить силуэт педагога, приближавшегося ко мне. Но не успела этого сделать. Из-за дубовой двери показалась рука, которая не церемонясь втащила меня в кабинет.

— Шшш, — в кромешной темноте вижу силуэт высокого парня. Он прижимает мою спину к двери, а рукой затыкает рот. Делаю, как он говорит. Не издаю ни звука, не шевелюсь, даже дышу через раз. Знаю, кому принадлежит этoт голoс. Питер Гаррисон.

— Ты что здесь делаешь, пигалица? — спрашивает меня, когда в коридоре становится тихо.

Я смотрю на его подбородок, потому что выше голову задрать не получается, впрочем, как и ответить. Его рука на моих губах буквально пригвоздила мою голову к дверному полотну. Через секунду всё же убирает руку и делает шаг назад. Со своего крошечного роста, на таком расстоянии, теперь могу его видеть целиком. В темноте вижу, как светятся его серые, пронизывающие до костей глаза.