– Твоя робость украшает тебя, луноликая. Полюбивший тебя воистину богач и бедняк! Как жаль, что я не могу забрать тебя прямо сейчас, но тем желаннее ты станешь потом. Я хочу, чтобы ты вновь танцевала для меня, – буквально на мгновение воин ослабил свою хватку, предаваясь мечтам. Но воспользоваться моментом девушка не успела.

– Но как же ты узнаешь меня, когда ночь скрывает нас? – он властно приподнял лицо царевны за подбородок и заглянул в глаза. Лунные блики призрачными огнями метались в них, отраженные от драгоценных бериллов. Мужчина хищно улыбнулся и протянул руку к подвескам.

– Никогда еще не видел таких камней, они словно родились из твоих глаз. Думаю, что именно это и будет залогом нашей будущей встречи. По нему ты узнаешь меня, когда я вернусь! – он легко оторвал центральный цветок от убора и сунул его в складки пояса.

– Но я не хотел бы, чтобы прекрасная жрица сочла бы меня бедняком или вором. У меня найдется дар не хуже, – с этими словами воин откинул с уха прядь черных как смоль волос и легко вытащил из правого уха одну из драгоценных серег, которые ранее скрывала шевелюра. Камень искрой алой крови блеснул в ночи.– Тебе не обязательно носить это, но его ценность велика. Говорят, такие рождаются из капель крови Отца Небес!

– Но ты стоишь и большего! Забыть твои нежные черты я буду не в силах, – добавил он, вкладывая украшение в безвольную руку девушки.

Мужчина немного отступил назад, давая царевне чуть больше свободы, но та так и стояла, словно завороженная. В душе у нее выли яростные кошки, еще сдерживаемые страхом, но почти готовые вырваться на волю. «Да как ты смеешь трогать меня! Да падет на тебя гнев Всеблагой Матери за подобное!»

Но нахальный незнакомец ничего не замечал. Он отступил в тень ствола, и, казалось, был готов уже исчезнуть, но передумал. В два шага он снова оказался рядом со своей жертвой.

– И так как ты все равно будешь моей, то я не могу уйти без этого! – мужчина сгреб царевну за талию, быстро привлек к себе и поцеловал. Его губы были горячими, жадными и вызвали в душе юной красавицы бурю. Это было омерзительно противно и одновременно мучительно сладко. Онемев от такой бесцеремонности, она не заметила, как наглец легкой тенью скрылся в ветвях, оставив после себя лишь пряный дикий аромат. Сжатую ладонь кольнуло, эта боль и привела девушку в чувство. Даже не взглянув на подарок, Юилиммин зашвырнула его в поток и тяжело осела на камни.

Она хотела отомстить наглецу! О незнакомце из сада немедля следует рассказать отцу или брату, и пусть их гнев будет страшен! Она почувствует лишь радость, когда они убьют его, раздавят как муху! Но как его найти? Можно бы показать ту вещицу, но темная вода уже поглотила подарок и скрыла его среди камней. Про потерю своей подвески царевна тоже переживала, но это можно исправить. А вот как быть с тем, что наглец ее поцеловал? Да как он вообще посмел осквернить ее своими грязными прикосновениями?! В груди обжигающе разгорался пожар ненависти, отчаяния и омерзения. За свой поступок незнакомец достоин самой ужасной смерти, но она не сможет о нем рассказать – невыносимо стыдно.

* Железное дерево – Parrotia persica. Обладает очень тяжелой и прочной древесиной. Очень долго живет.

Юлия Владимировна. Карешское царство

С учебой дело обстояло намного хуже, чем со здоровьем. В истинно женских дисциплинах того времени я почти ничего не смыслила. Шить я, конечно, умела, но совсем по-другому. Готовить мне, слава богам, не было нужды, но вот знать, чего и для каких блюд необходимо, было дОлжно. Хорошо, хоть в выборе нарядов и украшений мне явно не было равных! Стоило лишь немного ослабить внутренний контроль и позволить этим маленьким пальчикам ощупать ткань. Наряжаться бывшая хозяйка любила и умела, а мне, подобно прилежной ученице, требовалось все запоминать, опасаясь, что со временем мое «эго» окончательно вытеснит память о прошлой личности. Каждый раз, оправляя легкие складки тончайших одежд, я удивлялась, сколько места в этой маленькой светловолосой голове было отведено красоте и способам ее поддержания. Все эти маленькие золотые раковинки и коробочки, разные палочки и перья, что необходимы были для нанесения сложного макияжа. И всю эту красоту нужно строго в определенном порядке накладывать на нужные места! Стоило учесть и то, что в своем времени я практически не красилась, и мое сознание жутко раздражала эта процедура. Но на войне как на войне!

По пять-семь раз в час прихорашиваться перед зеркалом меня теперь не просто тянуло – это было неизбежно. Сама не замечая того я ловила свое отражение в воде, медных щитах охраны и зеркале. Хорошо хоть пожелтевший синяк каждый раз «отрицательно подкреплял» попытки самолюбования. И все-таки она была невероятно красива и изящна, эта древняя царевна! Аккуратное тонкое личико с огромными плошками льдисто-зеленых глаз, обрамленное копной пышных, вьющихся крупной волной медовых волос, было еще совсем юным и свежим. Стройная, болезненно хрупкая фигурка, но не плоская как доска, а просто еще не успевшая расцвести, царственная осанка и походка. Кожа была очень нежной и слишком белой для этих мест. Поговаривали, что царевна очень походила собой на мать нынешнего государя, которую совсем еще малышкой его дед привез из завоевательных походов в дальних странах. Да и ее собственная мать, царица Тулиммин-аша, дочь одного из Арратских царей, тоже была светловолоса и зеленоглаза. Именно за это, как поговаривали, сиятельный владыка и полюбил ее, заплатив огромный выкуп. Но мать и бабку она совсем не помнила. Вторая жена царственного Маарш-а-Н'мах-Ишана умерла родами своей младшей дочери.

Самый большой провал у царевны наблюдался в основах математики и «родной речи». Моих скромных познаний уже явно не хватало, а прошлая хозяйка этого тела, вероятнее всего, совсем не утруждала себя. С письмом все обстояло несколько лучше, но стило постоянно выскальзывало из слабеньких пальчиков, оставляя смазанные нечеткие следы на мягкой глине. В точных же науках юная царевна воистину уподобилась дубу! И если сложение она хоть немного помнила, то пропорции вызывали в моем новом теле приступ бесконтрольной паники. Едва удерживая свое сознание от обморока, я через тернии пробивалась к звездам, стараясь не слишком усердствовать, чтобы не раскрывать подмену. А ведь не каждую царевну вообще учили, у моего отца на мой счет явно были далеко идущие планы.

Моя врожденная жажда знаний на первых порах замечательно сдерживалась немощью нового тела. И кормилица, и Шанхаат, словно ловчие соколы, следили за здоровьем и благополучием сиятельной Юилиммин. Стоило мне лишь поднести ладони к вискам или побледнеть от подступающего головокружения, учителя немедленно выгонялись за дверь.

Старая Каи, каждое утро навещавшая меня, тоже настаивала на строгости режима. Эта целительница и жрица Великой Матери вызывала у меня полное доверие, поэтому, хоть юная царевна и корчила страшные рожи, но лекарства пила. Силы и румянец потихоньку возвращались к измученному телу.

Наступал месяц Счастья, принося с собой жаркое дыхание приближающегося лета, но сады все еще радовали глаз сочной листвой и цветами. Именно тогда мою изрядно окрепшую особу призвал пред свои очи сам правитель Карешской земли.

Судя по словам Ибы, мой сиятельный и могучий родитель очень любил меня, но тогда было странно, что он не нашел времени посетить больную дочь. Хотя вполне возможно, царям тут возбранялось общаться с больными или государственные дела не давали ему отдыха. Навещать батюшку было почему-то очень боязно. Окружавшие меня каждый день слуги постепенно привыкали к небольшим переменам в характере юной царевны, а вот родитель мог заметить подмену. Хотя какое-то внутреннее чутье подсказывало мне, что даже имена всех своих дочерей он вряд ли помнил наизусть.

На данный момент живых и здоровых царевен было семеро. Пятеро, включая меня, уже довольно взрослые и две малышки, лет пяти-шести. Вторая по статусу царевна – Шахриру-даши, была старшей дочерью нынешней царицы Нинмах-аши. Она была практически ровесницей Юилиммин и всегда и везде стремилась соперничать с ней, конечно же, заверяя в искренней дружбе. Третья по старшинству – Айетимм-даши, чернявенькая девочка 14-ти лет – была рождена от одной из младших цариц высокого происхождения. Ее мать была сестрой нынешнего правителя кочевого народа Шааху-Мере. Но девочка, как и другие дочери второстепенных цариц, находилась в подчиненном положении у старших и более родовитых детей. Во время моей болезни Шахриру времени даром не теряла и управляла всеми младшими согласно своей воле.