— Вы обещали! — чуть ли не с растерянностью выдавил претендент на убийство. — А как же королевское слово?!

— Круговорот лжесвидетельства в природе, — королева небрежно махнула рукой, шелестя пышными кружевами, что доставали до середины пальцев. — Вы изменили своему покровителю ради возможности собственноручно убить сего мужа. А я, в свою очередь, изменяю наш уговор. Бретер ведь может и победить, а ваш язык мне нужен. К сожалению, заставить говорить мертвую голову слишком тяжело. Я не стану рисковать вашей жизнью.

— Это… бесчестно!

Раньян скучающе взглянул на расписанный потолок с люстрой на цепи. Со стороны могло показаться, что бретера этот импровизированный диалог исключительно забавляет. Однако в действительности мечник был предельно собран и ловил каждое слово, надеясь, что кто-нибудь проговорится.

— Еще одна такая ремарка, и присоединишься к нему, — посулила женщина. — Два убийцы это даже лучше, чем один.

Блондин покраснел, надулся так, будто его распирало изнутри давлением крови, а также прочих жидкостей организма, пришедших в полное нарушение баланса. Безнадежно выдохнул.

— Повинуюсь. Приношу извинения за то, что был невежлив и утратил почтительность к особе королевской крови. Всегда к вашим услугам.

— Своевременное раскаяние, — милостиво согласилась королева.

— Ваше Высочество, — сумрачно спросил телохранитель — убийца короля. — Желаете наблюдать?

Раньян оказался в полукруге заточенной стали, лишенный путей к отступлению.

— Хм… — Королева думала не больше пары мгновений. — Пожалуй, нет. Учитывая обстоятельства, это можно назвать непристойным зрелищем. Вряд ли скорбящей вдове, потрясенной утратой, стоит созерцать непристойности.

Она явно рисовалась, скрывая за картинностью речей и поступков обычный страх заговорщика, не уверенного в гарантированном успехе. Но Раньян справедливо предполагал, что ему от этого легче и проще не станет.

— Сопровождайте меня, — приказала королева блондину и старшему из заговорщиков. — Четверых вам хватит?

— Более чем.

Глядя на телохранителей, Раньян вынужден был согласиться — основания для уверенности у них есть.

— Ваше Высочество, — он решил, что самое время попытать счастья. Не зря же терпеливо слушал весь этот балаган. — Позвольте вопрос на прощание? Вам он уже ничего не стоит. Где сейчас мальчик?

Королева замерла на мгновение, и Раньяну показалось, что в ней все же осталось немного человеческого, ровно столько, чтобы удовлетворить последнюю просьбу живого мертвеца. Но нет. Женщина вульгарно хмыкнула и вышла через потайную дверь, сопровождаемая двумя вооруженными людьми. Блондин кинул напоследок взгляд, полный неподдельного страдания. Раньян вытянул губы и изобразил тихий свист, которым зовут к ноге охотничью свинью. Неудавшийся дуэлянт снова пошел багровыми пятнами, захлопнул дверцу. Судя по звуку, под резным деревом скрывался металл. На той стороне глухо загремел тяжелый засов.

Итак, если удастся выжить, этим путем не выйти, отметил про себя Раньян. Плохо… хотя на фоне того, что уже случилось, всего лишь еще одна досадная помеха.

— Господа, — обратился он к четверым воинам. — А так ли это необходимо? Вас же потом обвинят, что не уберегли конге. Есть предложение проще. Расходимся миром, вы отправляетесь в изгнание, прямиком к Оттовио. Рассказываете, как вас втянули в… — он не удержался от кривой улыбки. — Непристойное. Получаете земли, награды и прочее от настоящего императора. А у меня свои дела. Все останутся живы и с прибытком. Нет?..

Он опустил голову, глядя на то, как убийцы мелкими шажками переходят в наступление.

— Жаль. Но я предлагал.

Раньян читал по их лицам, как в открытой книге. Они точно знали о бое на темных улицах городка бортников и плотников, знали наверняка и о том, что победа выдалась нелегкой, и бретер там едва не погиб. Четверо против одного, все хорошо бронированы и вооружены, каждый искушен во владении мечом, хоть это и не столь благородный инструмент как рыцарское копье. Исход предрешен.

А вот о чем они не подумали, так это о том, что бретер в своей стихии, готов к сражению и не видит против себя ни одного щитоносца. А еще под рукой много интересных вещей, которые можно использовать разными удивительными способами.

— Боже, не убивайте меня, молю! — воскликнул бретер, закрывая лицо левой рукой, в которой зажал саблю. Правую же завел за спину, будто слепо нашаривая опору, а затем начал хватать со стола объедки, фрукты, серебряные приборы, забрасывая телохранителей-убийц.

Не хватает мне актерского мастерства, расчетливо, будто глядя на себя со стороны, подумал Раньян. Не получается сыграть должным образом растерянную жертву. Впрочем, как сказала бы Хель, публика тоже не слишком взыскательная. Что для них бретер? Простолюдин с тесаком, привыкший бить исподтишка, чего ждать от него кроме страха и неблагородного поведения?

Судя по взглядам убийц, хитрость вполне удалась, несмотря на экспромт. Они расслабились, потеряли бдительность. Выражение опасливой готовности на лицах таяло, уступая место высокомерному презрению. И недовольству, потому что объедки пачкали хорошие, дорогие костюмы. Кровь на одежде — почетно, достойно, а жирный соус… уничижительно. Кажется, они готовы были заспорить, честь это или наоборот, тягостная обязанность — нанести первый удар. Но тут бретер схватил не что-то безобидное, а жаровенку с чашей и резким движением швырнул всю конструкцию в лицо крайнему справа, он стоял ближе всех. Фокус удался, комбинация из углей и горячего вина обожгла высокородную физиономию, а бретер уже атаковал крайнего слева. Тот в припадке ярости занес меч, намереваясь прикончить наглеца одним ударом, «по-молодецки», сверху вниз. Но сделал сразу две критические ошибки — перехватил короткую рукоять обеими руками и замахнулся слишком широко. Раньян вытянул саблю в «длинном» ударе на всю длину клинка и разрубил оба предплечья дворянина разом. Продолжая движение, обошел противника сбоку, резко ударил рукоятью в область почек и закончил комбинацию, оказавшись практически за спиной врага — рассекая горизонтальным ударом шейные позвонки.

Убитый дворянин осел, не успев даже крикнуть, его меч упал, с негромким хрустом вонзившись в паркет. Обожженный растирал предплечьем горячее вино и орал, двое остальных пребывали в шоке, осмысляя внезапное превращение ничтожной жертвы в опаснейшего хищника. Они сориентировались правильно и быстро, не отнять, но бретер уже нападал вновь. Сошлись, двое против одного, осыпая друг друга стремительными ударами, сталь зазвенела, чисто и звонко, доказывая происхождение из очень хороших кузниц.

Раньян поймал ритм, утратил страх, позволил вести себя навыкам, укорененным в костях и мышцах. Как ни парадоксально, драться с благородными оказалось проще, чем с императорским патрулем. Те понимали, что лишь совместная работа приносит победу и были слажены как единая команда. Эти же не привыкли оглядываться на кого-либо и дрались за себя, хоть и бок о бок. Кроме того, каждый торопился самолично прикончить наглеца, в итоге они не сумели выстроить правильную диспозицию, чтобы атаковать бретера с противоположных сторон.

Раньян использовал обширность комнаты, ловко маневрируя, обходя по кругу пару нападающих. Резко шагнул, громко топнув, корча зверское лицо и размахивая саблей, как злодей из театра Хель. Заставил противников на мгновение остановиться, уйти в глухую оборону, сам же бросился на обожженного и смел его одним ударом, как тренировочный мешок с соломой.

Двое убийц лежали на паркете, смешивая свою кровь с уже остывшей жидкостью из артерий покойного короля. Философ мог бы задуматься над глубокой иронией происходящего — убийцы присоединяются к жертве, смерть танцует над живыми, не делая различий между ними. Но бретер не был философом, кроме того чувствовал, что начинает сбиваться дыхание — сказывалась разгульная жизнь последних недель. Он потерял форму, хоть и немного, но когда идет схватка насмерть, «немного» быть не может.