— Кто вчера уходил из магазина последним и как все это происходило?

— Я уходил и уборщица. Она убрала в торговом зале, в кабинете, в коридоре. Я запер на замок кабинет, проверил, заперты ли подсобка, подвал и ушел около 9 часов вечера.

— Посторонний в магазине не мог остаться?

— Нет, совершенно исключено. Кроме того, я ночью проверял, все двери были заперты. А в коридоре спрятаться негде.

— А в торговом зале?

— Вряд ли. Продавцы, уборщица обнаружили бы его. Я думаю, что Иван Дмитриевич не запер входную дверь и какой-нибудь забулдыга забрался по пьяной лавочке, чтобы поживиться, натолкнулся на Ивана Дмитриевича, схватил прут и ударил его.

— Что значит «схватил прут»? — спросил Куров.

— Этот прут от арматуры всегда стоял у входа. Им грузчики дверь подпирают, чтобы она не закрывалась, когда они грузят продукцию.

— Но если допустить, что директор запер входную дверь, то преступник должен был ее открыть. Где он мог взять ключ? — Куров смотрел на Проколова. — У вас ключи не терялись?

Тот достал большой платок, вытер пот со лба.

— Нет. Ключи у нас одни, директорские. Он сам всегда запирает. Вчера он их передал мне. Вот они. — И Проколов показал рукой на связку ключей, лежащих на столе.

В это время наступил обеденный перерыв. Магазин закрылся. В кабинет заглянула молодая женщина, продавец.

— Николай Алексеевич, идемте обедать, — обратилась она к Проколову.

— Не хотите с нами чаю попить? — предложил он Курову.

— Спасибо. Чай пить не буду, — ответил Куров, — но с работниками магазина поговорю.

Продавцы обедали в небольшой уютной комнате. На столе лежали продукты, стояли чашки, закипал электрический самовар. Куров поздоровался, представился.

— Что думаете о случившемся? — спросил он. — Вы работаете в этом магазине, знаете обстановку и внутри, и вокруг него. Кто мог это сделать? — Некоторое время в комнате стояла тишина.

— Одному богу известно, — вздохнув, сказала пожилая полная женщина.

— Может, пьянчуга какой. Они вокруг магазина кругами ходят. Все норовят, как бы чего стащить, — высказала свое мнение вторая продавщица.

— Я думаю, не обошлось без наших доброжелателей из бывшего торга, — сказала молодая женщина, которая приглашала Проколова обедать. — Они не дают Ивану Дмитриевичу работать. Постоянно палки в колеса вставляют. ОБХСС, ревизоров на него натравили…

— Гудкова, — перебил ее Проколов, — ты думай, что говоришь. Здесь следователь из милиции, лицо официальное.

— Вот пусть и знает.

— Что это за работники бывшего торга? — спросил Куров Проколова, когда они вышли из комнаты.

— Да болтает, сама не знает, что. — Проколов некоторое время помолчал. — Торг у нас ликвидировали. Создали на его базе фирму. Работники — те же, руководят они нами по-прежнему. Вот все и злы на них.

— О каких ревизорах говорила Гудкова? — спросил Куров.

— Была тут недавно история. Пришли из торга ревизоры, сняли кассу, проверили наличные. Но ничего не обнаружили. Я деталей не знаю. Иван Дмитриевич знает все.

На следующий день Куров был в больнице. Прежде чем встретиться с Тороповым, он зашел к лечащему врачу. Тот сказал, что больной в тяжелом состоянии. В черепной кости трещина. Сотрясение мозга. Поступил в больницу в нетрезвом состоянии. Разговаривать с ним можно.

Когда Куров вошел в палату, Торопов лежал на кровати. Голова его была забинтована. Он рассказал, что магазин вообще запирается на два замка: врезной и висячий. Торопов запер дверь только на врезной замок. Удар получил, когда запирал дверь кабинета. И сразу почувствовал, как вырвали дипломат. В нем находилось около пяти тысяч рублей.

— Обнаружено триста пятьдесят, — сказал Куров.

— Отдельно лежали еще четыре с половиной, — ответил Торопов.

— Кто, кроме Проколова, имел дело с ключами?

Торопов задумался.

— Никто. — Некоторое время подумал. — Грузчики иногда брали, чтобы открыть подсобку или подвал. Вторые ключи лежат у меня дома.

— Расскажите об истории с ревизией.

Торопов посмотрел на Курова.

— Из торга пришли ревизоры, сняли кассу, проверили наличность. Никаких нарушений не обнаружили.

«Нужно выяснить, кто проводил ревизию. Может быть, возникнет необходимость их допросить», — подумал Куров.

— Кто конкретно проводил ревизию?

— Темнова и Сухарева, бухгалтеры-ревизоры торга.

— Какие у вас отношения с бывшим торгом, его руководством? — спросил Куров.

— С Лощилиным? — Торопов посмотрел на Курова, помолчал. — Непростые. Он возглавлял торг, потом работал в райкоме. А после ликвидации райкома вернулся обратно. Мы начали кое-какую коммерцию в магазине. Я лично закупал продукты в колхозах, у сельчан, и продавали через магазин. Мы же, как правильно говорит известный окулист Федоров, убогие. В магазине нет тары, ножей нормальных, топоров для рубки мяса, емкостей для хранения продуктов. Ничего нет. А интерьер магазина? Внешний вид? Все на грани нищеты. За счет заработанных средств кое-что улучшили. Отделали комнату для принятия пищи, закупили кое-что из оборудования, тары. Продавцам доплачиваем. А Лощилин был против, запрещал закупку продуктов у колхозов, граждан, считал это нарушением правил торговли, финансовой дисциплины. Дело в том, что первоначально я брал деньги для закупки продукции из кассы магазина. На следующий день их возвращал. Иначе на что я мог закупать продукты? Без оплаты колхозники ничего не дают. Ревизоры, наверное, и хотели установить факт изъятия денег из кассы. Но я не успел уехать, и деньги лежали у меня в кабинете, в сейфе. Поэтому обошлось, а то могли бы снять с работы. Сейчас это вроде не запрещено. Но я уже и не беру из кассы. Теперь есть свои оборотные средства.

— ОБХСС интересовался вами?

— Да, вызывали один раз по поводу приобретения мною у колхоза яблок, как якобы похищенных. Но я показал накладные, которые были оформлены по правилам, подписаны председателем и бухгалтером колхоза. Сейчас Лощилин и другие работники бывшего торга создали фирму, но по-прежнему стараются командовать, не дают прав юридического лица, задерживают продукцию, направляют в другие магазины. В общем, воюем… — Торопов устало и несколько виновато улыбнулся.

— Как вы думаете, кто мог совершить это преступление? Может быть, кто-то из работников бывшего торга, чтобы избавиться от вас?

Торопов посмотрел на Курова, помолчал.

— Не знаю. Зачем им это? Они и так меня могут убрать, если не успеем приватизироваться. Я ходил к руководителю районной администрации, он обещал помочь, но не знаю, чем это кончится. Надоело все. — Торопов отвернулся, задумчиво глядя в окно.

— Кто еще мог напасть на вас?

— Трудно сказать. В незапертую дверь мог войти любой. Я уже начинаю сомневаться, закрыл ли дверь на замок. — Куров внимательно смотрел на директора. — Не знаю, что думать. Если я запер замок, значит, у него должны быть ключи. Откуда? И вошел он неслышно. Если бы он открыл замок, я бы услыхал. Может быть, он находился в магазине? Но там негде спрятаться. Я всю голову сломал. Но дверь я запер на замок, помню точно.

— Вы были в нетрезвом состоянии. Могли не услыхать, как он открывал замок.

— Я выпил немного. Небольшой стаканчик домашнего вина. Дед угостил. Очень он был доволен, что я у него купил яблоки: сразу уплатил за них и, как он сказал, не обидел его, и что сам их увезу. А то, говорил он, яблоки у него обычно гнили: вывезти не на чем, с заготконторой не договоришься. Он меня угостил и чуть не плакал от радости. Сказал, что продавать овощи и фрукты будет только мне. — Торопов помолчал. — Можно было бы все организовать, как надо, и обеспечить город продуктами, если б не вставляли палки в колеса.

На этом разговор с Тороповым закончился. «Все то же самое. Ничего нового, — думал Куров, выходя из больницы. — Что же делать дальше? Единственная ниточка — ключи. Если Торопов запер дверь, значит, преступник ее открыл ключами. Кто и где их подделал? Обычно ключи изготавливают в мастерских металлоре-монта. Нужно побывать там. Но для этого необходимо их взять у Торопова».