Она хотела что-то сказать, но слова застряли у нее в горле. Она несколько раз кашлянула.

— Их привез Лопотков.

— Как?

— Вместе с товаром по накладной. Лишнюю коробку, пять костюмов. Попросил продать. Он сказал, что это сверхплановые костюмы, что они все равно не учитываются у них, поскольку перевыполнение плана не разрешается.

— Деньги от продажи оставались у вас?

— Нет, я их отдавала Савелию Петровичу. Он платил мне за работу — с каждого костюма по десятке.

— Сколько раз он привозил Вам такие товары?

— Наверное, раз десять. Я точно не помню. Но у меня записано.

Было установлено, что всего Лопотковым было похищено товаров на сумму 8 тысяч 200 рублей и привезено на склад Коневой, которая и продала их. Продажа осуществлялась по номинальной цене. Покупателям сообщалось, что есть дефицитные товары, которые и покупали их, чтобы не стоять в очереди. Как правило, это были работники продовольственных магазинов, ресторанов, ателье, парикмахерских, услугами которых, также на льготных условиях, пользовалась Конева.

Лопотков при допросе вначале пытался все отрицать. Он утверждал, что по договоренности с начальником юридического отдела объединения, чтобы не спорить в арбитраже по мелким претензиям торговой фирмы, он иногда заменял нестандартную, некачественную продукцию. Но затем под тяжестью предъявленных улик был вынужден признаться в содеянном и рассказал, что хищения он совершал, пользуясь доверием заведующей складом готовой продукции цеха, незаметно клал в машину лишнюю пачку или коробку с готовой продукцией. То же самое незаметно от водителя делал в магазине, сообщал об этом только Коневой. Хищения совершал только за счет экономии. Зная количество сэкономленных материалов в цехе и количество произведенной за счет экономии сверхплановой продукции.

Оказалось, что в раскройно-швейном цехе по инициативе одного рабочего была разработана новая, более экономичная система раскроя деталей женского верхнего трикотажа. Однако планирование деятельности цеха осуществлялось по старым нормам. Поэтому цех имел экономию трикотажа.

С целью установления количества похищенного планово-экономический отдел произвел перерасчет расхода трикотажной ткани на изготовление единицы продукции. В результате были установлены количество сэкономленного материала и количество произведенной из нее неучтенной продукции. Оказалось, что оно в целом соответствует количеству изделий, доставленных Лопотковым Коневой и проданных ею. Вина заместителя начальника цеха была доказана. Вскоре следствие было закончено и дело передано в суд.

Народный суд приговорил Лопоткова за хищение социалистического государственного имущества к лишению свободы. Была осуждена за соучастие и Конева. Ей также были назначена мера наказания, связанная с лишением свободы.

Яркое, яркое солнце. Оно давило на глаза, ослепляло. От него некуда было деться. Потом послышались какие-то голоса, сначала далеко, потом все ближе и ближе. И вот они уже звучат в самое ухо, лошадь ударила копытом в плечо, не больно, но очень сильно, еще раз… Иван проснулся, потер глаза и зажмурился от яркого света электрического фонаря. Слышались голоса. Говорил мужчина.

— Это он, Тимофей Ильич, он, кому же еще быть.

— Вставай, — властно сказал второй мужской голос. Кто-то зажег настольную керосиновую лампу. Иван взглянул на говорившего, это был милиционер. Иван сел на полу. От водки шумела голова, хотелось пить. — Вставай, вставай, — нетерпеливо и сердито опять сказал милиционер.

Иван поднялся с пола, колени дрожали. Он сел на скамейку.

— Работники, черт бы вас побрал, баранинки захотелось. Строители, — опять сказал первый голос.

Иван посмотрел на говорившего. Им оказался невысокого роста, худой мужчина.

— Я сейчас, — сказал он милиционеру и, хромая, пошел к двери.

«Хромой пастух, — узнал его Иван, из соседней деревни. Чего ему надо? Почему он говорит, что узнал меня?» В полумраке у двери стояла женщина, но Иван не смог ее рассмотреть. «Чего им здесь надо? Зачем они пришли? А где же Николай и Петр? Куда они делись? Что-то, видимо, случилось».

— Где твои дружки? — спросил Ивана милиционер.

Иван взглянул на него. Только сейчас он понял, что перед ним участковый уполномоченный. Он видел его однажды в конторе колхоза.

— Какие дружки?

— Ну, ты мне это брось. Какие дружки! Те, с которыми вы столбы ставили для электричества. Где они?

— Я не знаю, где они.

— Не знаешь, стало быть. Ну ладно, придется вспомнить.

В это время вошел пастух. В руках он держал две бараньи шкуры.

— Вот, Тимофей Ильич, в кладовке нашел шкуры тех баранов, которых украли из стада. Я точно помню. Это баран, а это ярка. Молодая овца, еще ни разу не стрижена. Видите, шерсть какая. Я всех своих овец наперечет знаю. А у барана подпалины на боках. Помните, я вам говорил и в заявлении указывал. Вот, пожалуйста. Видите? — И он показал шкуры, поворачивая их перед лампой. — Все правильно. Это они баранов уворовали. А его я тоже помню, — сказал пастух, кивнув на Ивана. — Я его видел, когда они столбы ставили и провода тянули. Вы видите, и на столе бараньи ребрышки лежат. Бутылка из-под водки, три стакана, три тарелки. Здесь было три человека. Выпивали и ворованой бараниной закусывали. Может, еще и в печи стоит баранинка, — сказал пастух и захромал к печке, поднял крышку чугунка, стоящего на печи, понюхал варево. — Баранина, точно. Вот, пожалуйста. — Он принес и поставил чугунок на столе. Затем черпаком достал из него баранью ногу. — Ну, что скажете, Тимофей Ильич? Говорил я вам. Вы мне еще не верили. Здесь наши баранчики. Оба здесь. Он — вор, — указал он на Ивана.

«Вор, почему вор! — подумал Иван. — Я ничего не крал». Но в голове у него очень шумело, голоса доносились слабо, свет лампы колебался и тускнел. Ему казалось, что это сон, что он проснется и все встанет на свои места.

— Ну что ж, составим протокол, — сказал участковый и, сев к столу, стал писать.

Иван, сидя на скамейке, привалился спиной к стене и задремал. Разбудил его участковый.

— Ну, хватит спать, — сказал он. — Пошли.

Потом они шли по темной улице деревни. Милиционер привел Ивана к сельскому Совету и запер в задней темной комнате. Иван лег на стоящий там широкий деревянный топчан и уснул.

Проснувшись утром, он не сразу сообразил, где находится и что с ним произошло ночью. Он вспомнил, что сюда его привел милиционер, что в доме, где он жил с Николаем и Петром, пастух нашел бараньи шкуры, говорил об украденных овцах. Но он не мог понять, что все это значит, и стал ждать.

Вскоре пришел участковый милиционер. Принес ему молока и хлеба.

— Вот поешь, а потом мы с тобой поедем в район. Разбираться.

Иван съел хлеб, выпил молоко, закурил. Затем участковый завел мотоцикл, посадил Ивана в коляску, и они поехали в районный отдел милиции.

Там, оставив Ивана в дежурной комнате, участковый куда-то ушел. Через некоторое время он вернулся и сказал, что Ивана вызывает следователь. Иван пошел впереди участкового в кабинет. Следователем оказался невысокого роста, полный, со светлыми, почти белыми волосами молодой мужчина. Он внимательно посмотрел на Ивана.

— Я — следователь милиции Сазонов. Садись, будем разговаривать, — сказал он.

— А я могу идти? — спросил его участковый.

— Да, только пока не уезжайте. Хорошо? Может быть, вы понадобитесь. Побудьте здесь пока, в городе.

— Ладно, — ответил участковый и вышел.

Иван остался один на один со следователем.

— Ну, молодой человек, — обратился следователь к Ивану, — расскажи-ка, что ты там натворил? За что это тебя возит милиция на государственном транспорте, за какие дела? — Иван недоумевающе посмотрел на следователя. — Ну, так чего молчишь? Не хочешь отвечать на вопросы?

— Я ничего не знаю, — сказал Иван.

— Ничего не знаешь? Так-таки ничего? Совсем ничегошеньки? А ты знаешь, что находишься в районном отделе милиции? — Иван утвердительно кивнул головой. — А как ты попал в него, знаешь? — Иван опять кивнул. — Ну, расскажи об этом.