Долго говорили прокурор и адвокат. И все про то же: выпивали, говорили, ударил бутылкой, убежал.

Сергей ничего не понял: если слушать прокурора — он поступил неправильно, а у адвоката получалось, что он сделал как раз то, что надо, стукнув Помазкова.

— Подсудимый, встаньте! Вам предоставляется последнее слово. Что вы хотите сказать суду?

— Я не знаю. — Сережка встретился взглядом с председательствующим, который задумчиво смотрел на него. В груди у Сережки что-то шевельнулось. — Я прошу не лишать меня свободы. Я виноват, что ударил Помазкова. — Сергей посмотрел на адвоката, та копалась в своих бумагах. Сзади, за спиной всхлипывала мать. — Но я больше уже не мог видеть, как мать с ним пьет, как он спит, пьяный, у нас. Я давно хотел, чтобы он не ходил к нам. Я звонил в милицию, но они не приняли мер. Когда он начал еще говорить гадости о матери, я больше не мог вытерпеть и ударил его. Я прошу не сажать меня. Я хочу закончить училище, поступить на работу и уйти от матери. С ней вместе я больше жить не могу. — Сергей замолчал.

В зале повисла тишина, только слышались тихие всхлипывания матери.

— Все у вас? — спросил председательствующий.

— Все, — ответил Сергей.

— Суд удаляется для вынесения приговора, — сказал председательствующий.

И опять сидел Сергей на скамейке, а рядом стоял милиционер. «Выйти бы сейчас на улицу», — думал он и смотрел в окно.

— Встать, суд идет, — объявил секретарь.

«Наконец-то, — подумал Сергей, вставая. — Сейчас все кончится».

Председательствующий читал приговор.

«Опять то же самое, — думал Сергей и смотрел за окно. Все после окончания суда пойдут из зала на улицу, а меня снова в “воронок” и в камеру». Сердце Сергея тоскливо сжалось.

Судья читал что-то об аморальном поведении матери, отсутствии воспитания, пьянках, об ее ответственности.

— Суд приговорил: Воротова Сергея Петровича — к 2 годам лишения свободы с отбыванием наказания в колонии для несовершеннолетних. В силу статьи 44 УК РСФСР наказание считать условным с испытательным сроком в течение 3 лет… Передать на перевоспитание коллективу училища… Из-под стражи освободить в зале суда…

Милиционер отошел и сел на скамейку.

Сергей ничего не понимал. Он стоял, опустив голову, смотрел в пол, и из глаз его потекли слезы. Ему стыдно было их вытирать, и они сбегали по щекам и падали на пол. Ему уже не нужно возвращаться в камеру, и он сделает все, чтобы не вернуться туда никогда.

Зал судебного заседания районного народного суда. Слушается дело о лишении родительских прав матери двух детей, мальчиков — четырех и пяти лет. В зале много народа. Непростое дело — лишить мать родительских прав, т. е. признать, что она не может являться матерью. Не часто такое бывает. Но сегодня слушается именно такое дело. Решается судьба двух маленьких мальчиков, которых нет в зале суда и которые, возможно, никогда не узнают об этом процессе, о том, что именно он сыграл важную роль в их жизни. Никто не знает, кем они станут, когда вырастут. Собравшиеся в этом зале хотят, чтобы они выросли честными людьми, достойными гражданами нашего общества. Но дадим слово участникам процесса.

Истец. Высокий крупный мужчина с большими сильными руками рабочего человека. Не спеша встал, покашлял в кулак.

— Моя жена начала выпивать после рождения первого ребенка, — произнес он глуховатым голосом. — Но эти случаи были не часты. Я думал, что это пройдет. Думал, родится второй ребенок — кончится эта блажь. Но после рождения второго и когда он немного подрос, у нее появились запои. Она напивалась до невменяемости. Мы вначале жили с моими родителями в одной квартире. За детьми смотрела мать — и кормила, и мыла их. Потом мы получили отдельную квартиру и уехали от родителей. Там дети оказались безнадзорными. Нередко бывало так, что я приходил домой, жена спит пьяная, дети не накормленные, неухоженные. Я просил мать, чтобы она приезжала и ухаживала за ребятами. Жена была против. Настраивала детей против бабушки и дедушки. Я много раз разговаривал с женой, просил ее, чтобы она бросила пить. Говорил, что иначе разведусь. Она обещала, но через некоторое время опять напивалась, и все продолжалось по-прежнему.

— Врет он все, — раздался вдруг громкий хриплый голос. Все обернулись. Говорила женщина с отекшим, словно со сна лицом. — Сам жрал водку в три горла.

— Ответчица, вам слова никто не давал. Помолчите, — спокойно сказала судья, пожилая женщина с гладко причесанными седыми волосами.

— В 1967 году, — помолчав некоторое время, продолжал истец, — я подал заявление на развод и одновременно просил взыскать с нее алименты на содержание детей. Я думал, что это ее остановит, что она одумается, бросит пить. Но ошибся. Вначале она не пила, жизнь вроде стала налаживаться. Но потом опять стала пить.

— Где и кем вы работаете? — спросил народный заседатель, молодая женщина, похожая на учительницу.

— Я работаю шофером. Раньше работал на международных рейсах. Бывал в командировках. Мне соседи говорили, что к жене приходят мужчины. Я ушел с той работы. Устроился в городе. Каждый день бывал дома. Жена не стала ночевать дома. Где она бывала, я не знаю.

— Все врет. Сам шатался неизвестно где. В командировках он бывал… Ха-ха, — опять громко сказала та женщина, которую судья назвала ответчицей, и хрипло засмеялась.

В зале стояла некоторое время тишина. Судья строго посмотрела на нее. Та отвернулась.

— Все это отрицательно влияло на детей, — продолжал истец. — Они начали говорить всякие нехорошие слова, не слушались. Сейчас они живут у моих родителей. Жена совершенно им не уделяет никакого внимания, не занимается их воспитанием. Я чаще бываю у родителей, чем дома. Дальше так жить нельзя. Поэтому я прошу лишить ее родительских прав. Я и мои родители воспитаем детей и без нее.

Вопросов к истцу не было. Он сел на свое место. Судьи, посовещавшись, предоставили слово матери истца — маленькой, худенькой старушке.

— Все, что сказал мой сын, — правда. Так оно и было.

— Правильно, правильно. Заладили, — негромко, но четко сказала ответчица. — Сама была против меня, потому что я из деревни.

— Глупая, — повернувшись к ней, ответили старушкаю. — Опять ты не то говоришь. Мы сами не больно городские. Дело не в деревне. Она очень грубая, — повернувшись к суду, продолжала она. — Оскорбляла сына, нас с мужем. Даже драться налетала. А когда стала выпивать, вообще жизни никакой не было. — Она заплакала, молча вытирала слезы. — Мне мальчиков, внучат жалко. Не повезло им. Сиротинки при живой матери. Но мы их воспитаем, поставим на ноги. Что теперь делать.

Суд выяснил, что родители истца — пенсионеры, живут в однокомнатной квартире, хотят воспитывать внуков.

Когда слово было предоставлено ответчице, она сразу перешла в атаку:

— Они все сговорились. Специально так говорят, чтобы избавиться от меня. Он, — кивнула она головой в сторону истца, — нашел себе, наверное, городскую, расфуфыренную. А я простая, деревенская, не умею так одеваться. — Она заплакала. — Зачем он на мне женился? Привез сюда, а теперь бросает и детей отнимает. Что я буду делать одна? Вот возьму и уеду обратно в деревню. И пусть он с детьми один поживет.

— Ответчица, — остановила ее судья. — Вы должны отвечать по существу дела. Признаете вы иск или нет? Если нет, то почему?

Она некоторое время помолчала, тупо глядя на судью.

— Как это признаю? Не признаю.

— То есть вы согласны с тем, что говорит истец и не возражаете, чтобы детей воспитывал он и его родители.

Она некоторое время молчала.

— Нет, не согласная я. Врет он все. И мать его тоже врет. Вовсе я не дралась с ними и не ругалась. А детей я воспитывала. Выпивала только вместе с ними. Путь они докажут, что я пьяница и что за детьми не ходила. У них свидетелей нет. А без свидетелей нельзя судить. Я не согласная.

— Значит, вы считаете, — продолжала судья, — что оснований для лишения вас родительских прав нет, что вы сами в состоянии воспитать детей. Но истец говорил, что вы выпиваете и ведете себя в отношении детей неправильно.