— Я объясню. Эта машина еще нужна. Она теперь будет учебной. На «англичанке» будут проходить практику выпускницы профтехшколы.

— А… — протянул Володя, но Исаев уловил его разочарованную интонацию.

— Видите ли, — постарался объяснить он, — на «ташкентках» высокие скорости. Ученица встает к ним и не успевает, теряет веру в себя. Слишком резкий переход от учебной машины к настоящей. Теперь они будут работать сначала на «англичанке». Скорости ниже, она легче в обслуживании. Но и здесь они могут потерять веру в себя, если машина будет работать плохо, а мы как раз и стремились избежать этого… Всё думали, кому поручить ремонт, и решили — вашей бригаде.

У Анатолия невольная улыбка расплылась по всему лицу. Он тут же погасил ее — не годится бывшему монтажнику так сразу расцветать от похвалы. Володя ткнул Павла в бок и, когда тот повернулся к нему, шепнул:

— Видал, в каком мы фаворе?

— Угу, — подтвердил Павел.

Так вот во имя кого они маются с «англичанкой»! Во имя тех девчонок, что всякий год робкой плотной стайкой появляются в цехе и работают так же стайкой у одной машины, пока совсем уж не освоятся. У них свежий, еще деревенский румянец на загорелых лицах. Кажется, подойди к ним вплотную — и ты ощутишь теплый запах парного молока, запах высыхающих под солнцем июльских трав.

— Ну вот, я же говорил, — пробормотал Иван Маянцев и посмотрел на бригадира. — А мы тут кипим…

Нужный инструмент нашли в пятом ящике. Все занялись работой. Иван и Анатолий яростно драили шкурками бока барабана. Павел калил паяльник. Володя, мокрый и красный от волнения, колдовал над противешком, в котором тускло белели наросты застывшего металла.

Исаев побыл еще некоторое время. Никто не заметил, как он ушел, — не до того было. Вспомнили, когда Иван вдруг сказал:

— А он совсем неплохой мужик. Болезнь жены его на корню съела.

И все поняли, что это об Исаеве говорит Иван, и оглянулись на то место у верстака, где видели его в последний раз.

В медницкой было дымно и жарко. Под раскаленным паяльником свинцовыми горошинами перекатывался расплавленный металл, едким дымом исходила канифоль. Свинцовые капли, стекая с боков барабана, крепко шлепались на верстак, а солнечные лучи торчали из окна, как спицы нового деревянного колеса. В этих лучах, то укорачивая их, то перебирая, двигались четыре тени: три больших и одна поменьше…

Под вечер бригада вышла из фабричного корпуса во двор и не спеша двинулась к воротам.

Ремонтировщики гуськом миновали проходную, остановились на небольшой, безлюдной сегодня площади у въезда в фабрику и, прежде чем каждому из них вернуться в сугубо свою, отдельную жизнь с ее скрытыми и явными заботами, радостями, огорчениями и печалями, постояли, помолчали.

Анатолий первый словно бы очнулся.

— До завтра, — сказал он.

— До послезавтра, — поправил Володя. — Завтра у нас вроде бы выходной.

— Да, я и забыл.

— Как с Корешем будем? — спросил Анатолий.

— А что Кореш? — ответил Володя. — Как он будет.

— С Корешем сложно, — покачал головой Иван. — От деревни он оторвался, а к фабрике не пристал. В этом все дело…

— Ну, если что, замена ему есть, — сказал бригадир, и все трое многозначительно переглянулись, и Павел ощутил на своем плече сухую, легкую руку Ивана Маянцева.

— А ведь верно…

— Сверчок? — азартно, будто в угадайку играя, спросил Володя.

— А что? — Анатолий внимательно посмотрел на Павла. — Парень старательный, подучится еще в деле… Я думаю, Исаев поддержит.

— Точно! — воскликнул Володя, сгреб Павла в охапку тугими своими руками и затормошил, затискал, весело заглядывая ему в лицо. — Живем, Сверчок, а? Живем!..

Анатолий переступил с ноги на ногу и нарочито сухо, неловко, будто незримый барьер преодолевая, сказал:

— Ну, пока. Спасибо за работу.

Володя так и застыл с открытым ртом: сроду не слышал от бригадира подобных слов. Видно, совсем размякло сейчас строгое бригадирское сердце.

— Доброго воскресенья, — сказал он наконец.

— Да какое уж там воскресенье, — шутливо отмахнулся Иван Маянцев. — Устал как черт. Сейчас приду, поужинаю и спать завалюсь.

И они разошлись: бригадир в одну сторону, Володя — в другую. Иван и Павел некоторое время шагали рядом.

— Почему потов семь? — спросил Павел.

— Что? — откликнулся Иван.

— Почему потов семь? Говорят: «Семь потов сошло», «Работать до седьмого пота». А их ведь больше.

— Это, наверно, для того, чтобы со счета не сбиться. Вот и считают, что их семь. А сколько их — несчитанных…

На углу возле рекламного щита кинотеатра и киоска «Союзпечати» они попрощались, и бригада вся растворилась в весеннем, вечереющем городе.