— Только вам.

— А своему рыцарю?

— Нет. Он ранен.

— Где он?

— Я отвёз его к своим.

— Значит, о нём позаботятся. А ты останешься при мне. Об энфере и о том, что де Сегюр в плену, никому! Ты понял?

— Да, мой лорд, — устало кивнул Эдам.

Айолин вызвал своего оруженосца и велел ему позаботиться о юноше. Алед, с сочувствием посмотрел на измученного Эдама, который потерянно рассматривал свои израненные руки, а после обнял его за плечи и, пробормотав: «Пойдём-ка, перевяжем тебя», увёл его вниз. Айолин какое-то время смотрел на закрывшуюся за ними дверь, а потом вернулся к столу и провёл пальцами по отполированному многими ладонями эфесу:

— Эх, Марк, Марк, как же ты не уберёгся? И что ты хочешь, чтоб я сделал с этой информацией? Знаю, что ты сдал мне козырную карту, но только не сказал, как её разыграть.

Он тяжело вздохнул и, потушив свечу на столе, снова лёг на лавку.

Энфер тем временем уже въезжал во двор замка своего отца. Навстречу ему вышли придворные, а потом появился и контаррен, чтоб приветствовать благородного энфера. По ступеням сбежал принц Лорант и радостно обнял брата. По беспорядку в его одежде было видно, что принц ради этой встречи поднялся из постели.

— Отец спрашивал о тебе, — произнёс он, глядя на Ликара сияющими от воодушевления глазами. — Мы ждём только тебя! Всё готово к сражению, не было только главнокомандующего!

— Дай перевести дух, — рассмеялся Ликар, похлопав принца по плечу.

— Можете не торопиться, — улыбнулся Беренгар, — есть время до утра. Я хотел бы ввести вас в курс дела до того, как мы отправим письмо королю Ричарду.

— Письмо? — удивился энфер. — Вы что, затеяли галантную переписку с этим разбойником?

— На что только не пойдёшь ради удачно выбранного времени сражения, — в тон ему ответил Беренгар.

— Хорошо. Я устал, но выслушаю вас и встречусь с отцом, если он не спит.

— Он спит, но велел сообщить ему сразу, как только ты вернёшься, — вставил Лорант.

— Что делать с этим? — спросил Элот, подтащив к энферу де Сегюра.

Тот не сопротивлялся, но из-за усталости и потери крови уже едва стоял на ногах.

— Барон де Сегюр! — раздался из толпы придворных обрадованный голос Деллана. — А я так мечтал снова свидеться с вами! В своих подвалах.

— Отведите его в тюрьму. Пусть выспится, — проигнорировав полный надежды голос начальника секретной службы, распорядился энфер.

— У нас есть время до начала битвы, — не унимался тот. — А этот плут наверняка знает много! Мы можем выбить из него ценную информацию.

— Это вряд ли, — оценивающе взглянув на пленника, ответил Ликар. — Сколько в прошлый раз вы пытались? И всё впустую. Что изменится за несколько часов?

— В прошлый раз мы старались не покалечить его… — начал Деллан.

— Я хочу, чтоб он дожил до суда и казни! — отрезал энфер. — Сейчас он уже полутруп! Если ваши палачи примутся за него с усердием, то до утра он не дотянет. Пусть придёт в себя, окрепнет, и можете располагать им, как вам вздумается.

— Я думаю, что уже к утру он будет вполне готов к допросу.

— Можете делать, что хотите, но не дайте ему умереть в застенках. Пусть умрёт на виду у всех, как и положено предателю! А мы, барон, — он обернулся к Марку, — утром вступим в сражение с вашим королём. И как бы оно не закончилось, не надейтесь, что он явится за вами и снимет оковы с ваших рук! Если битва будет нами проиграна, вас убьют тюремщики. Задушат, как крысу, потому что смерти от меча вы не заслуживаете!

— У меня только один король, благородный энфер, — спокойно взглянув ему в глаза, произнёс Марк. — Он уже не придёт, чтоб снять с меня оковы. Он ждёт меня на той стороне. И я готов к встрече с ним.

Энфер задумчиво взглянул на него, но ничего не ответил, только дал знак Элоту увести пленника.

Элот решил сам исполнить приказание. Он долго спорил о чём-то с тюремщиками и, наконец, препроводил его в просторную сухую камеру, где под потолком располагалось забранное решёткой окно. Возле стены даже стояла низкая койка с набитой сеном наволочкой и грязным одеялом.

— Почти дворец, — усмехнулся Марк, осматриваясь, в то время как ему надевали на руки и ноги оковы. — А я-то ожидал, что ты засунешь меня, как и положено крысе, в крысиную нору, где даже ног не распрямить, и на полу стоит болотная вода.

— Сейчас придёт тюремный лекарь и перевяжет твои раны, — зло глядя на него, проговорил Элот.

Марк обернулся к нему.

— Странно, в твоём голосе звучит ненависть, но ты заботишься о моих ранах.

— Не из любви к тебе, де Сегюр, и не для того, чтоб облегчить задачу Деллану. Я поклялся сразиться с тобой и сражусь! Жаль, что не успел сделать это там, на лугу. Но я буду просить энфера позволить мне биться с тобой до твоей казни, и, зная твою репутацию, не хочу, чтоб мне потом говорили, что я воспользовался тем, что мой соперник был слаб и изранен!

— Значит, моя репутация не так плоха, — улыбнулся Марк.

Эта улыбка привела Элота в ярость.

— Скоро тебе будет не до улыбок, мерзавец! Я уверен, что мы выиграем это сражение, а ты доживёшь до того, чтоб скрестить со мной клинки! Я подберу тебе для этого случая новый добрый меч! Но я не стану убивать тебя, чтоб ты в полной мере ответил за своё предательство! И не думай, что кому-то удастся выкупить твою жизнь! Кровь изменника не может быть предметом торга!

— Мы оба солдаты, Элот, — проговорил Марк, устало опускаясь на койку. — Только служим разным правителям. Ты понимаешь это и знаешь, что я всегда хранил верность своему королю. Ни пытки, ни смерть не могут изменить этого. Ты называешь меня мерзавцем, предателем и изменником, стоя передо мной с мечом в ножнах, в то время как на моих руках — цепи. Это не делает тебе чести, а мне — бесчестья. Тем не менее, я понимаю, что ты намеренно оскорбляешь меня, и согласен биться с тобой, когда и где тебе будет угодно.

Элот слегка смутился и, что-то пробурчав себе под нос, вышел из камеры. Вскоре появился тюремный лекарь и принялся за его раны. Хоть он и привык иметь дело с преступниками, делал он свою работу со всем старанием, не причиняя пациенту лишней боли. Закончив, он весьма учтиво кивнул барону в ответ на слова благодарности и вышел. И Марк наконец-то остался один. Он вытянулся на койке и закрыл глаза, чувствуя, как расслабляется его истерзанное тело. Он надеялся, что сразу провалится в сон, но то ли боль свежих ран была слишком сильной, то ли всё ещё кипело в крови возбуждение недавней схватки, сон не шёл к нему. Его мысли уныло и медленно скользили над сомкнутыми веками, вызывая в памяти самые печальные воспоминания и всё глубже всаживая в сердце кинжал отчаяния. Он сделал то, что должен был сделать. Конечно, Эдам, этот смышлёный мальчишка исполнил его приказ, а значит, Герлан спасён. И любая пытка будет теперь не так страшна хотя бы потому, что принесёт осознание того, что он принял её за друга, с которым случилось бы то же, попади он в руки энфера. И Айолин знает о том, что алкорцы теперь готовы к бою. Как он распорядится этой новостью — его дело. Он держит руку на пульсе слишком многих событий и интриг, и, возможно, сумеет извлечь пользу из этого прощального подарка.

Марку же в этой жизни осталось совсем немного, несколько полных боли и страданий дней и мучительная смерть на эшафоте под крики толпы, пришедшей поглазеть на казнь. Там он будет совсем один, но это и к лучшему. Никто из друзей не услышит его стонов и проклятий. А потом… Да, он всё чаще возвращался мыслями к тому, что будет потом, и воображение рисовало тот самый синий туман, из которого выступали дорогие ему лица тех, кого он потерял. Он присоединится к ним, чтоб теперь быть с ними уже навсегда. И он, наконец, отыщет Армана.

Ему вспомнились долгие месяцы, когда он бродил по всему континенту, разыскивая своего короля. Он вышел из Сен-Марко юным рыцарем с гладкими щеками, на которых ещё просвечивал детский румянец, а шелковистые волосы были коротко подстрижены под шлем. Он переходил из города в город, из деревни в деревню, расспрашивая всех встречных о человеке в сером плаще, и, пренебрегая опасностью, заглядывал под каждый похожий капюшон. Он ужасался следам болезни на чужих лицах, представляя, что они так же обезобразили дорогое ему лицо, но продолжал искать, всё более впадая в отчаяние и теряя надежду. Его щёки заросли тёмной щетиной, превратившейся в густую бороду, спутанная грива струилась по широким плечам. Из пылкого юноши он превращался в мужчину, сурового, выносливого и упорного в достижении своих целей. И всё же той самой, заветной цели он так и не достиг. Драгоценное время, отпущенное Арману его тяжким недугом, утекало, и оставалось всё меньше шансов найти его живым. И, наконец, он сдался, он решил жить дальше, храня в душе незаживающую рану потери. Может, рано он отступился от своей цели? Может, ещё немного, и нашёл бы он Армана, бредущего по дороге, разбитой колёсами крестьянских телег, окружённой тёмными лесами.