— Ну что, стервозина, спеси поубавилось? — с присвистом выдыхает он, заталкивая мне в рот очередную порцию снега. И от прикосновений его ледяных пальцев, вдруг начинают гореть губы, а тело пробивает волнами мелкой дрожи.

Напуганная своим состоянием даже больше чем самим Ринатом, прокусываю кожу на его ладони. Во рту остаётся соленый привкус крови, который я с отвращением пытаюсь сплюнуть вместе со слюной. Как бы потом не пришлось прокалываться от бешенства.

Пока Трошин тихо матерится, я откатываюсь в сторону и, спотыкаясь, бегу прочь. Он, не мешкая, кидается следом, но мне, подгоняемой адреналином, всё же удаётся вырвать для себя пару метров форы. Стукнувшись лбом о какую-то постройку, с облегчением нащупываю незапертую скрипучую дверь и быстро проскальзываю внутрь. Прижавшись спиной к стене, жадно пытаюсь отдышаться. Пульс частит, совсем не собираясь успокаиваться, вдобавок темно, хоть глаз выколи. Едва начинает сходить первая волна испуга, обращаю внимание на резкую вонь, незнакомого мне происхождения. От неё свербит в носу, и я, не удержавшись, громко чихаю.

Вот дерьмо!

Замираю в слабой надежде, что этот взбесившийся снеговик не обнаружит меня по этому звуку. Шум я всё-таки слышу, но не снаружи, а внутри. Недовольный гул, который идёт со всех сторон одновременно и подбирается всё ближе.

Эй, нечисть, лучше отвали по-хорошему! Не я придумала гадать!

Решив не сдаваться без боя, захожусь воинственным кличем и кидаюсь вперёд, беспорядочно размахивая руками. Неизвестное чудище тоже не остаётся в долгу — заходится непередаваемой какофонией звуков, осыпая меня градом острых тычков и ударов.

— Ай, полегче! — мне тотчас вспоминаются все просмотренные фильмы ужасов, причём все разом и в самых омерзительных своих подробностях.

Ну нафиг. Наплевав на свой непробиваемый имидж, и не прекращая голосить как ненормальная, я выскакиваю обратно на улицу, где налетаю прямо на Рината.

— Попалась, паршивка!

— Там что-то есть! — забыв о недавней размолвке, я льну к нему всем телом в попытке спастись, и наши переплетённые руки в данный момент кажутся чем-то совершенно естественным. Во всяком случае, ко мне ещё не вернулось желание его прибить.

Ринат смеется, согревая мне висок своим дыханием. Приятный у него смех: спокойный, тёплый. Я прикрываю глаза, наслаждаясь чувством абсолютной защищённости, но он, как обычно, всё портит.

— Конечно есть, дурёха, — это же курятник!

— Сам ты дурёха, понял?

— Дети, что за шум? — строго окрикивает нас бабушка Трошина, светя перед собой фонариком.

Я поспешно отскакиваю. Благодарность к своему спасителю уже испарилась, да и церемониться с врагами незачем.

— На неё напали куры, — иронично усмехается Ринат, пряча руки в карманы пуховика.

— Ой, бедняжка, вы же городские такие неженки. Испугалась, наверное, — сокрушается женщина. — Пойдём я тебе чаю успокоительного налью.

— Себе налей, — на рефлексах бурчу под нос. Нет, ну а что? Она наверняка издевается, как и её мерзкий внучок.

— Курицам лучше успокоительного сыпани, — хмурится Ринат. — Они же после встречи с этим чудищем нестись перестанут.

Меня всю передёргивает. У рохли что, реально голос прорезался?

Этой ночью сплю я плохо. Даже после ароматной ванны, меня преследует удушливый запах псины и насмешливый смех сводного братца. Вдобавок я, кажется, начинаю сходить с ума, потому что по моему лицу, совершенно неуправляемо, блуждает беспричинная улыбка. Это после всех моих страданий!

— Карина, с завтрашнего дня вам с Ринатом учиться в одной школе, надеюсь, ты уже созрела до извинений? — затягивает старую песню папочка. Он спит и видит, как мы с Троллем подружимся, и исход его мечтаний сейчас зависит исключительно от меня. Лестно, конечно, но я твёрдо намеренна стоять на своём.

— Мне не за что извинятся, — повторяю, наверное, в сотый раз. Незачем подтачивать свой авторитет уступками Ринату. Паршивец только этого и ждёт.

— Карина, послушай… — огорчённо начинает отец, но я упрямо отворачиваюсь. Не ударит же он меня снова. Не бьёт. Молча выходит, даже не хлопнув дверью. А спустя минут сорок, они все втроём выходят из квартиры. Я бегу к окну, но с девятого этажа не могу разглядеть их лиц. Да что там смотреть?! Змеёныш даже доволен небось, что я снова в пролёте с развлечениями.

Как же Ринат меня бесит! Бесит одним своим существованием. Он превратил мои долгожданные каникулы в ад. Ненавижу его! И после вчерашней поездки в деревню моя ненависть только окрепла. Гад пытается мне перечить и дерзить, а уж этого я никому спускать со счетов не собираюсь.

— Гуляй, Ринатик. Радуйся, — хихикаю спустя полчаса, заливая его белоснежные рубашки, найденным в папином баре красным вином. — Посмотрим, как ты завтра без формы в школу пойдёшь.

Насыщенный, терпкий аромат разливается по всей квартире, опьяняя сладкой эйфорией долгожданного возмездия. О том, как буду объяснять свой поступок взрослым, я предпочитаю не думать. Всё равно, домашний арест — предел отцовского наказания. А вот братца мой сюрприз непременно выбесит, оно того точно стоит.

Моя в этом уверенность рассеивается буквально через пару часов.

— Неблагодарная мерзавка! — взрывается отец, тряся перед моим невозмутимым лицом порозовевшими рубашками Тролля. — Зачем ты это делаешь? Объясни! Ты печёшься только о себе, девочка. Думаешь, Ринату легче? Поселиться в чужом доме, сменить школу, отказаться от старых друзей? Ты хоть на секунду задумываешься, каково ему?! А Илоне — как считаешь, приятно ежедневно терпеть твои выходки? А мне?

Я молчу, напустив на себя скучающий вид. Ему моих мотивов не понять, да и как он может понять мою месть, если ничего вокруг не замечает? Вот он сейчас орёт, распинается, а Ринат с матерью остались в гостиной. Сто процентов радуются втихую, лицемеры.

— Карина, ты меня слышишь вообще?

Я киваю: «Слышу, слышу, но не понимаю к чему столько шума».

— Запоминай, повторять не буду, — пугающе понижается отцовский голос, только грудь ходит ходуном от сдерживаемых эмоций. — Либо ты сейчас же извиняешься перед Ринатом и Илоной и начинаешь вести себя по-человечески, либо я лишаю тебя карманных денег, и оплачиваю лишь самое необходимое. На развлечения, тряпки и прочие прихоти зарабатывай сама.

Его ультиматум застаёт меня врасплох. Отказ от привычного образа жизни может пошатнуть мой авторитет среди знакомых, а это для меня приравнивается смертной казни. Наверное, только к своему статусу негласной королевы школы я испытываю чувство любви, обожания и страх потери. Таких высот довольно сложно было достичь всего-то в восьмом классе, а удерживать вплоть до десятого и подавно.

— Ладно, — недовольно бурчу я.

Давненько не видела папашу в таком состоянии, с самого знакомства с Троллем.

— При мне и искренне, — не унимается отец. — Либо они тебе поверят, либо пеняй на себя.

— Всё будет сделано в лучшем виде, — расплываюсь в ядовитой улыбке.

Хочет извинений? Да раз плюнуть! Всё равно это только на словах.

Когда мы с отцом входим в гостиную, сидящие на диване Ринат с Илоной как по команде, поворачивают к нам головы. Она — встревожено закусив нижнюю губу, а вот братишка, со скептической ленцой в кривоватой ухмылке.

— Я хочу попросить прощения — тихо обращаюсь к ним, повинно склонив голову и потупив взор. — Мне очень стыдно за своё ужасное поведение.

— Конечно, милая, — Илона, не давая мне договорить, вскакивает со своего места и заключает в тёплые объятия. — Я тебя прекрасно понимаю, вместе мы всё преодолеем.

С усилием сдержав довольный смешок, озадаченно смотрю на Рината. Он прощать меня почему-то не спешит. От его сканирующего прищуренного взгляда становится не по себе. Либо Тролль ни капельки мне не верит, либо выделывается, почувствовав свою власть. Кровь вмиг закипает от этой догадки, пенится от необходимости пресмыкаться перед каким-то нищебродом, обжигает до судороги в пальцах. Как же я вас всех ненавижу!