Выудив из рюкзака только что брошенный туда телефон, быстренько печатаю ответное сообщение:

«Привет, Эд. Заблудилась я в дебрях крымской войны. Одна Левицкая и спасает от скуки»

«А что такого делает Катенька?» — отвечает мгновенно мой втюрившийся «друг».

М-да, приятного мало. Так и подмывает обломать его как следует, но делу это не поможет. Тут нужно действовать иначе, поэтому, стиснув зубы, пишу совсем другое:

«Как что? Она же с Чижом рассталась, теперь от поклонников отбивается. Вот, гадаю, сижу, на кого выбор падёт? Если между нами, то бедняжка конкретно на тебя запала, но не знает, с какого бока к тебе подкатить»

Эд замолкает, переваривая информацию. Он молчит всю перемену и следующую за ней физкультуру тоже. Интересно, этот ход оправдает мои надежды?

Звенит звонок, спортзал стремительно пустеет, и в раздевалке я остаюсь совсем одна. Мои густые, волнистые волосы не так-то просто привести в порядок из-за чего я всегда ухожу позже всех. Глянув в последний раз в зеркальце, собираюсь выйти, но вовремя замираю, услышав голос Климова:

— Кать, привет!

— Привет, Эд.

— Есть минутка?

— Для тебя найдутся и две, — игриво отвечает Левицкая.

Вот интересно, это обычный дружеский флирт, или же Катя пытается играть на два фронта? Но Климов не даёт мне времени на раздумья, так как, прокашлявшись, идёт в наступление:

— Дело в том, что ты мне нравишься.

— Э-э-э…

Тут я не выдержав, припадаю к замочной скважине. Эд, конечно хитрый жук, подходящий выбрал момент — никаких свидетелей в случае отказа.

— Позволь я закончу. Знакомство с тобой, лучшее, что произошло со мной за последнее время, — пафосно признаётся Климов. — Катя, будь моей девушкой.

Что-то я ожидала от него большей фантазии, а Катя и вовсе растерянно смотрит на дверь, словно намериваясь сбежать.

— Но…

— Я понимаю, это немного неожиданно. Все считают меня неприступным, — не даёт ей и слова вставить Климов. — Для тебя, малышка, я, пожалуй, сделаю исключение. Держи, это билет на дневной сеанс, как раз после уроков и сходим. Последний ряд…

Поиграв бровями, он посылает ей очаровательную улыбку, от которой тает добрая половина школы. Но не Левицкая. Наша опальная балерина мягко отодвигает протянутую руку вместе с зажатым в ней билетом.

— Извини, Эд, но я не могу его принять. И встречаться с тобой тоже не стану.

— Не переживай, твой отец ничего не узнает. Я не дурак, названивать домой не стану.

— Папа здесь ни при чём.

— А кто причём? — непонимающе хмурится Эд — Послушай, Катюша, оказаться на твоём месте мечтает каждая девчонка в этой школе, и даже практикантки. Это не тот случай, когда уместно ломаться. Я два раза предлагать не стану.

Климов насильно вкладывает Кате в руку билет и сжимает её пальцы в своих.

— А повторять и не понадобится, — вырывается Катя. — Ты, может и классный, но не на мой вкус. Так что отпусти, я на урок опаздываю.

— Офонарела, Левицкая? — взрывается Эд, без усилий прижимая хрупкую девушку к стене и, удерживая за плечи, продолжает: — Хочешь поиграть на моём самолюбии? Не получится, сразу говорю. Сеанс на четырнадцать десять, жду пять минут. Не упусти свой шанс.

— Мне есть с кем в кино ходить! — Катя просовывает билет в карман его жилета и, оттолкнув изумлённого отказом Эда, идёт к двери. — Но ты можешь практиканткам предложить, может, что и выгорит.

— Дура набитая! — ворчит Климов и ещё раз внимательно осмотревшись, выходит. — Подумаешь, пава. Не знает, от чего отказывается.

Выждав на всякий случай ещё пару минут, я тоже покидаю спортзал. Давненько мне так не улыбалась фортуна. Я-то надеялась мелочно насладиться его терзаниями от отказа, а эти два оленя подкинули мне возможность сыграть по-крупному.

— Ты посмотри, какая идиллия, — шепчет мне Ева на следующей перемене, указывая взглядом в сторону склонившегося над Катиной партой Тролля. Тот что-то объясняет Левицкой, водя пальцем по её учебнику, и их безмозглые головы почти соприкасаются, как у херувимов с любовной открытки.

— Любовь у них, — склоняюсь я поближе к уху Евы. — Она ради него самого Климова отшила.

— В смысле Климова? Климов, который из параллельного?!

— Тише ты! — с показной опаской оглядываюсь по сторонам. — Мне по большому секрету рассказали. И ладно бы просто отказала, так ещё унизила. Он билеты в кино купил, на последний ряд, речь красивую задвинул. Ну, там всякую лабуду, вроде: «ты лучшее, что со мной произошло». В общем, краснел, заикался, а наша принцесса ему билет в лицо кинула, затем бросила, что он лох и вообще не в её вкусе.

— Быть такого не может! Просто взять и отшить Климова… Шутка, скорее всего.

— Не шутка, — сокрушённо качаю головой. — Мне Катя сама хвасталась. К чему такая жестокость, не пойму. Жалко Эдика. Катя говорит, он даже плакал.

— Вот это страсти! — загораются Евины глаза. — Я пойду, мне в туалет срочно надо.

— Иди, иди…

Знаю я её туалет. Побежала строчить сообщения подружкам из параллельного класса. Такие же сплетницы, как и она сама.

Мои расчёты оказываются верны. На следующий день в школе не остаётся никого, кто бы ни знал душераздирающую историю «плаксы», так за глаза теперь называют Климова. Пущенная Евой сплетня обрастает такими подробностями, что даже я балдею, чего уж говорить о самом парне. Кажется каждый уважающий себя школьник, считает своим долгом посочувствовать, особенно после того, как кто-то просунул Эду в карман пальто пару носовых платков с кружавчиками. Бедный Климов ходит как в воду опущенный, а рядом я. Его самый близкий и верный друг. Его бессменная жилетка.

— Трепло, — тоскливо жалуется Эд, пока я отрешённо глажу его плечи. — Какое же Левицкая трепло.

Другое дело, милый. И так будет с любой.

Климов не стал лезть к Катьке с выяснениями — это лишнее, ведь кроме них двоих никто не мог знать ни о предложении встречаться, ни о билете. Под гнётом переживаний о подмоченном авторитете, Эд замыкается, начисто растеряв вспыхнувшую было к ней симпатию. Мощь его обиды вполне объяснима — летят дни, месяца, а глупое прозвище «плакса» будто намертво прилипло к бедному парню. Кому такое понравится?

Незаметно подкрадываются летние каникулы, которые я по традиции провожу у своего дяди по отцовской линии. Живёт он в другом городе и в этом году моя поездка как никогда желанна. А всё благодаря Ринату. Наш «отличник и спортсмен» действует на меня как рвотный порошок. Из-за него мне приходится посещать кучу репетиторов, ибо папины бесконечные оды в честь Рината режут слух почище Гериной похабщины. Как бы такими темпами не пришлось с ним делить любовь родного отца.

Владлен, а именно так зовут моего любимого дядюшку, для меня что-то вроде личной феи крёстной. Мы долго и с удовольствием ходим по магазинам, обсуждаем модные новинки и преимущества различных методов эпиляции. Он к слову неплохой художник, но это скорее для души, по призванию же Владлен — альфонс. Портреты его благодетельниц развешаны по всему дому, причём внешность некоторых дамочек пугает меня до чёртиков. На что дядя со знанием дела повторяет: «Не имей сто рублей, а имей их хозяйку. И не важно, как она при этом выглядит». Его нездоровый цинизм порою коробит даже меня, но я с воодушевлением внемлю откровениям умудрённого жизнью родственника, ведь он такой счастливый и успешный!

Знал бы папа истинное лицо Владлена, он бы оставил меня дома, но папа не знает, а дядя мастерски умеет пускать пыль в глаза. В отцовском понимании, его интеллигентный братец всё лето приобщает меня к миру прекрасного, а вовсе не к тонкостям манипуляции людскими слабостями.

«Типичный прихлебатель и выскочка, — качает головой дядя, услышав о моей проблеме по имени Ринат. — Ты должна его выкурить из вашего дома, на худой конец — дискредитировать в глазах родных».

Дискредитируешь его, как же.

Троллю, тем временем исполняется восемнадцать. В свой день рождения он выкладывает в сеть фотографии с праздничной вечеринки, на которых с гордостью обнимает мать и моего отца. Но выводит не столько это, сколько тот факт, что Ринат, чья улыбка с недавних пор стала отвратительно идеальной, самодовольно скалится, хвастая стильным кожаным браслетом. На следующем фото крупным планом показана внутренняя часть его стальной вставки, посередине которой выгравировано: «лучшему сыну».