Стоило моё упрямство дорогих сил, ведь вставая в полный ступор перед самим уходом, я вижу вошедшего сюда виновника всего собрания, на того, кто одурманил мой разум новым ароматом, выветрив оставшейся палящий бергамот на недавно знакомых ноток леденящей прохладой. Морской, солоноватый, словно я вынырнула из моря, глотнув воздуха. Смотрю прямо и ужасаюсь. Это он… неужели? Тот самый… я точно уверенна в своей правоте? Я смотрю прямо на него! Лицом к лицу! Живо отвернись, Анита! Ренат всё видит!

Чернильные, могучи, глаза. По крепости сравнимы с эспрессо, злорадно улыбаются, топя меня в этом чёрном море, затягивая в чёртову воронку.

— Анита? — глубоко протянув каждую букву, рождая моё имя, — составите нам компанию? Здесь одно место пустует, — он указал на одинокий стул неподалеку от Подольского.

Тот же в свою очередь навострив уши, следит за каждым моим придыханием. Я стараюсь успокоиться, хватаясь за бедра.

— Я начну беспокоить остальных, не хочу создать проблем, — пытаюсь сказать, что угодно, лишь бы уйти отсюда. На меня смотрит каждый, включая рыжую дешёвую куклу и Илону.

— Я настаиваю, Ани-и, — он завис на полуслове, после тигр отваживается без причин заявить о себе следом. Я ощущаю, как через его гневные глаза просыпается горделивость.

— Позвольте представить, Богачёв, моя невеста Анита Подольская, к ней в скором времени будут обращаться так! — прорычав на всё помещение.

— Значит, пока ещё не до конца собственностью завладел? — хмыкает он напоследок.

Самир. Собственной персоной. Человек, встретившийся в галерее, споривший со мной о картине. Теперь я полностью понимаю, что не ошиблась! Неужто сейчас я нашла способ спастись? По-настоящему? А вдруг эта надежда случайно в глаз попала?

Как назвать чувство, летающее в мыслях, не выходящее из сердца? Потому что объяснить своё состояние я попросту не могу! В груди будто всё сжалось в густой твердый ком, и в этот раз я не дрожала от страха, скорее пыталась обрести убывающую смелость.

Наша женская троица покинула охраняемую комнату на встречу шумному залу. Никто не пытался на нас странно посмотреть, и Илона, схватив меня за руку, бросая рыжую даму на шпильках одну, среди закусок и зеркала, в котором она так внимательно себя рассматривала.

— Я не забыла на чём закончился наш разговор, — заявляет она, уводя в тихий уголок, где поменьше народа, — дело хуже, чем я предполагала.

— Ил, помедленней! — выкрикиваю вслед, но меня по-прежнему сильно тянут, — этот Богачёв… ты видела его раньше? Его лицо… мне показалось…

— Знакомым? Не тебе одной.

Останавливаясь возле балконной части, Солонцова прытко спрятала нас с чужих глаз, прикрывая за собой шторы. Теперь, находясь в полной тишине и покое, с видом на мосты, я ожидала сдержанных ей слов.

— Мне стало жаль, что я втягиваю тебя в это, Анита. После нашей встречи я узнала, что Тагир имеет полный контроль надо мной. И к самому сожалению, я нахожусь в безвыходной ситуаций окончательно.

— Ты сама сказала, что есть выход, — я не понимала куда запропастилась сияние в каждом её слове о надежде выбраться из этого дурдома, а в этот миг Илон заявляет мне полный абсурд, — объясни.

— Тагир конченый ублюдок! Хуже, чем запереть зверя в клетке это одеть на него ошейник! И ему не удосужилось спросить какого мне с этой тянущей болью весь день.

— Ила, я не понимаю, что ты имеешь в виду?

Без слов сразу стало ясно, когда она приподняла подол платья, указывая на небольшой браслет на коленке с сигнально-красным индикатором. Она так и не смогла спокойно выдохнуть, скрипя молча зубами.

— Господи, — касаюсь непонятной штуковины, всматриваясь на застёжку, — её можно снять, но я приблизительно поняла, что в случае снятия он об этом узнает?

— Верно. Он не следит за мной и не контролирует, как тебя Подольский, но этот псих знает каждый мой шаг. Я уже его снимала, и последствия были отвратительны.

Солонцова промычала последний отрывок с резаной болью. Почему-то прямо сейчас я поняла, что в спасений нуждаюсь не столь я, чем она. Эллайна замешена в этом кошмаре дольше меня. И, очевидно, увечья она получает напрямую. Твою же мать, в какое же мы попали дерьмо, что нас контролируют, словно животных.

— Илон — дотрагиваясь до её плеча я волнительно сглатываю твердый ком, — расскажи мне, как ты оказалась у Тагира.

— Как это поможет выкарабкаться? — не признаётся, не желая сказать явную причину, она слишком сильно натирает кожу на горле.

— Поможет, а у нас выбор велик? Мы либо действительно погрязнем в этом дерьме, либо выбираемся всеми способами. Я не могу больше здесь оставаться! Я буду благодарна Подольскому до конца жизни, если он вылечит моего брата, но я не собираюсь быть его ковриком для вытирания! Не знаю, будут ли ему нужны мои деньги, но я отдам квартиру, раз он потребует сумму за свои траты. Что угодно, лишь пусть оставит к чёрту в покое!

— Было бы так всё просто, как ты говоришь, милая, — Илона опасливо оглядывается, обратно возвращаясь болезненный взгляд, — ночью я и глазу не сомкнула, придумывая решение. Знаешь, наверное, что в полицию мы по дурости обратиться не сможем, и заявить о похищений собственном точно не выйдет, но отличным решением станет доказательства их преступной деятельности.

— Планируешь сдать их по нарушению закона? Допустим. А выглядеть каким образом будет такое решение? У нас нет ни единого участника, доказавшего, что они связаны с этим. Если и сдавать с потрохами, то делать это без единой ошибки.

— Второго шанса у нас и нет, Анита. Придётся залезть в пещеру и найти источник света.

— Ты осознаешь, чем это нам обоим грозит? — мой голос затвердел, и пальцы собрались в кулак, — не получится единожды, ко второму и приступить не сможем, так как хлебать воду с мешком на башке будем.

— Я всю ночь осознавала и не вижу разницы, как умереть, либо я выживу и смогу рискнуть. Или умру по воле Тагира с любой финальной концовкой.

— Подольскому моя смерть не нужна, — говорю не то, что думаю, наблюдая за набережной, — он посмеет, но выгоду не получит.

— Без понятия для чего тебя намертво держит при себе Подольский. До этого с ним вился улей эскортных подружек, подобие той самой рыжей побрякушкой.

— Мне и самой отчаянно хочется узнать, Илон. Я сижу днями и ночами в огромном доме, ничего не делая. Моё единственное занятие это ходить из комнаты во двор и на эти мероприятия! У него есть причины, однако после всех его объяснений я начинаю путаться куда сильнее. Целый клубок неясных событий, с которым я ни каким образом не имею связи, — замолчав, понимаю, что трачу время в пустую, намекая на нашу изначальную версию побега, — как нам удастся сбагрить целую шайку за решётку, не имея и связей?

— Хранилище. Я понаблюдала за каждым членом его группировки и выяснила, что есть хранилище неузаконенного оружия с приличным количество заграничного товара. А ты ведь в курсе, что поставки с ситуаций в стране сейчас эксклюзивная редкость. Я в точности не знаю, где хранилище находится, но мы можем найти хромого волчару среди свирепой стаи.

Солонцова настроена серьёзно. Может, со стороны это слышится глупо, но она действительно хочет найти крысеныша, сдавшего нам место нахождение убийственной бандуры. Я не вижу ничего, что может остановить меня и запретить согласиться.

— Идёт! — я стукаюсь с ней лбом, разглаживая щеки, — каковы наши первые действия?

— Найти сегодня среди тварей слабое звено и подтолкнуть к безвыходности, припереть к углу. Стянем чужими руками информацию, своими мы сильно рискуем, — она словно ждала очень долго, чтобы высказать эти речи тому, кто будет на её стороне. Эллайна подхватила меня под руку, уводя обратно в люди. Не вижу толку вместе с ней лишний раз задерживаться здесь. — Почему бы не поступить с этими сволочами точно так же, как они с нами!?

Хочу узнать секрет смелости Солонцовой. Идти на поперёк своим страхам и омуту неизвестности, которые нас подстерегают. Когда мы окончили весь разговор, в наших позициях осталась единственная цель: «найти крайнего». Того, кто ради своей жизни будет готов разболтаться, не выдав нас. Мы с Эллианой слишком далеко зашли, но самый рациональный выход из ситуации никогда не будет легким.