Она крутит головой, по началу отрицая. Я тянусь к тумбочке, доставая первый попавший листок и ручку, написав пару строк, даю ей прочесть.

— Напиши мне ответ, готова быть твоей должницей. Я верю тебе, Мира, верю потому как, верить мне некому совершенно.

Совунья смотрит в сторону, отводя большие очи с явным недоумением. Но вскоре самодовольная радость на губах дала мне повод надеяться на некое чудо. Она указывает мне на стены, и пальцем крутит возле моего носа. Я не додумалась понять, что это значило, и красавица изобразила быстрым почерком на листке краткое содержимое: «если я скажу тебе меня здесь, и нигде, больше не станет. Он поймёт, и избавится, не пожалеет».

Я обомлела. Подольский на самом деле, подговорив её, зашил рот. Причиной стал тот наш разговор на кухне утром? Некто из телохранителей услышал и доложил? Версий предостаточно и каждая бесполезна. Начну выпытывать у Миры правду — лишусь её. Придётся действовать в одиночку, не вмешивая в это её. Спаси себя, затем примись за других. Двусмысленно и правдиво. Мне отозвалась помочь Солонцова, на ней и остановлюсь, скоро мы увидимся.

— Завтра мне требуется помочь подготовить тебя к мероприятию, — намекает Мира указывая на гардероб, — новое платье прибудет по доставке вместе с содержимым. Постарайся уснуть, не получится — зови. Приготовлю тебе двойную дозу какао!

— Да, слушаюсь! — заражаюсь улыбкой совуньи, провожаю её одобрением. Пусть она не способна мне помочь, но честно это признала. Её поддержка не отвернулась, — Спасибо… За каждое твоё слово.

— Отучись вечно благодарить! В неловкость загнать меня мечтаешь? — покидая комнату, выключает свет, — доброй ночи.

— И тебе, — ложусь смирно обратно, накрываюсь одеялом, ещё не остывшим от тепла тела моего. Начинаю засыпать на спине, не страдая угрызениями совести за всю неловкую сегодняшнюю ночь. Кажется, лёд событий тронулся. Становится интересен смысл своего существования, смогу ли я его найти непонятно, но я снова получаю тот же урок, что и прежде. Будь сама за себя. Не принимайся верить каждому. Придётся попахать, чтоб убедиться кому стоит доверять, а с кем рискнуть, чтоб снова свободно дышать. Завтра меня снова ждёт тяжелый день, и на этот раз Миру я не потяну за собой. Раз заползла на гору, теперь следует спускаться. Аккуратно и внимательно. И всё-таки я сглупила своей паникой, повелась на провокацию Рената, он ведь мог воспользоваться случаем и оценить реакцию, а насчёт мужчины в кабинете… Я бы так не спешила верить. Не верится мне, что это один из его людей. Необъяснимо, но до жути не верится!

Накрывшись с головой в тёплое пространство, я окунаюсь в сон.

Проснувшись, не осознаю день это или ночь, шторки плотно скрывали вылезающие лучи, и это значит можно просыпаться.

Границы стёрты, как и вся моя вчерашняя слезливая наивность в прах. Побыстрей бы вечер…

Я встала, умылась и сходила переоделась. Когда спускалась, живот завязывался густым узлом, либо от голода, либо от смущения. За вчерашнее мне было стыдно за будующий сей день.

Приближаясь к холодильнику, вижу недовольное выражение аккуратного личика Миры, которая захлопнула перед носом дверцу.

— Что ищем? — цитирует, готовясь отругать.

— Поесть, — я за вчерашний вечер с трудом проглотила кусок курицы из Цезаря. Вот ответ почему чувствую такую вялось по телу.

— Садись! Готово уже всё! — усаживает она меня на стул, прижав плечи, — кушаешь за день три корочки, скоро в воздух превратишься! Вот, держи.

Мира налила мне наваристый ароматный бульон со всплывшыми на поверхность густыми каплями жира. Такой апетитный на аромат, не смогу удержаться. Я берусь за ложку и смотрю на неё, убегавшую во двор.

— Мир! Ты куда? — кричу я, откинувшись на спинку стула, остановив её.

— Забыла вчера заняться уличным освещением! Договаривалась долго с местным управляющим посёлка и позабыла о звонке!

— Оу, давай скорей!

— Да-да! И помни, ближе к пяти вечера начнём примерку. Приятного тебе!

Она выбежала на улицу с телефоном в руке. Мне ничего не осталось, как скучно продолжать черпать ложкой бульон, наблюдая своё отражение.

Приятно насытившись, я помыла тарелку вместе с остальным. Решила потратить хоть каким-нибудь образом скучное время. Решила протереть кухню, и заняться отвлекающей уборкой. Беру пример с Миры! Что тут ещё сказать.

Я побегала с тряпкой по верхним полкам, у ободка у телевизора, умыла барную стойку. За моей активностью наблюдали и скорее оценивали. Я не заметила, как у парадной стоял неподвижно Амир, не разнимая руки держащиеся вместе перед собой.

Он вглядывается в моё лицо, пытаясь выяснить, что я вытворяю.

— В твои обязанности это не входит, — отвердит грубо, будто отчитывая ребёнка.

— Мне нечем заняться. Как видишь, единственное развлечение ты заброкавал.

— Вчера на тебе лица не было, побелела как звёздочка, — Амир растопил свою непокорность, ошиваясь у стенки, — дельный совет, забудь обо всём вчерашнем. Такое повторится ещё не раз.

— Повторится? — не понимая его намёка, я кидаю тряпку в раковину, вслушиваясь в томный голос, — Амир…

— Я заранее говорю тебе: ты — практически жена известного депутата. На дом будут не по разу покушаться. Твоя первая реакция на опасность оказалась весьма, на удивление, гибкой.

Первой… Будь на самом деле это впервой, я провалилась бы в эмоцианальную в тряску, не покидая кровать! Амир, разумеется, не в курсе, откуда ему знать? Я пережила бедность, предательство, безвыходность. Переживу и опасность за жизнь.

— Спасибо большое, — благодарю его, произнося не любимое слово Миры, — почему ты здесь? А не с Подольским.

— Есть и другая охрана, с которой мы делим обязанности. Сегодня моей задачей является присмотр за тобой, и отвезти на мероприятие.

— Я еду без него? — не веря услышанному, навострила уши, — в прошлый раз кончилось последствиями.

— У тебя примерно два часа на сборку. Буду ждать приблизительно у двора, — Амир проигнорировал мой ответ, задавая свой, — Ренат объявит дату свадьбы для прессы, и ты получишь ценный урок, после которого вернуться к брату тебе не возжелается.

— Ты говоришь о моём последнем родном человеке не в том русле. Не он будет рядом со мной. Я найду его и буду! Все грехи сквозь огонь воду пройду, но брата не брошу.

— Глупая преданность, — Амир мне не давал надежду оправдать его мнение, — до тебя скоро дойдет.

— Глупо любить своего брата? — я настаивала, упёрто желая поспорить. Если бы не появившееся Мира, я запылала бы ярким огнём. Вдруг Амир и хотел довести меня до предела? Так что успокойся и снова дыши.

— Он запретил тебе о разговаривать с ним, — сдаёт правду-красавицу, дурашливо моргнув.

Тигр против нашего общение с его телохранителем? В чём предъявление отказа? Амир и так перекидывается парочкой строк, не имея мотива. О решении принятых правил Рената, мне лично не понять.

— Тебя долго не было, вот и заобщались чуток, — ведь так и есть.

— Анита, ты время видела? Через двадцать минут пять! Ты чем три часа занималась?

У меня тот же вопрос и к тебе, дорогуша, где пропадала? Три часа телефон вряд ли грела. Однако я на самом деле не заметила, как на настенных часах с львами стрелочка подвинулась без всякого тика. Амир опустил к рукам глаза, сдвинув густые чёрные брови, сузив и так вытянутые глаза, которые прошлись по моим волосам, следя за моим уходом с Мирой на второй этаж.

Сложно догадаться, на что намекнул мне защитник в конце. До тебя скоро дойдёт. Что должно дойти? Почему никогда нельзя сказать прямо? Что сложного? Раздражает до невыносимости! Сплошная нервотрёпка.

***

— Прошлый раз я заказывала тот же размер, этой же фирмы. Но разница огромная… Ты как колбаска завёрнутая в сеточку, Ань.

— По-другому и не опишешь, — я оглядывала своё преображение в зеркале, поражаясь с какой силой ткань обтягивала мою фигуру, не оставив и лишнего процента на сантиметр. Платье сначала казалось обычным, ну, подумаешь облегающее яркой фуксии, подчеркивающая узоры на рёбрах, и спине. А теперь с удивлением рассматриваю себя, не узнавая в точности. Оно с трудом прятало моё нижние белье, и, слава богу, скрывало целиком верхнее. Придётся оттягивать вниз, как в подростковом возрасте юбку.