Поток брани в адрес девушки заставил ее устало вздохнуть. Прикрыв левой ладонью правое ухо, Шайль выстрелила раньше, чем парни успели осознать происходящее. Неприятный звон в ушах рассеивался, донося теперь уже истеричный крик, но — только от одного. Второй лежал на земле, потеряв большую часть черепа. Дуло «Левиафана» дымилось, голова убитого протекала. Шайль перевела ствол на кричавшего волколюда.

— Проясню: я задаю вопрос, а ты отвечаешь. Что вы знаете о вирусе?

Ублюдок заикается. Ответ все еще прячется в перепуганном нутре. Девушка понимает его. Прекрасно понимает. Она сама последние дни была перепуганной. Но теперь страх достиг высшей точки, обратившись злобой.

Нахрен всех. Уволили, бросили многомиллионное население в хаос… Что дальше? Квартиру сожгут? Пф-ф! Как будто есть смысл жить в квартале-призраке.

Шайль хватает парня за глотку. Тычет теплым дулом револьвера в глаз.

— Говори. Что вы знаете о вирусе? Я знаю, что вы что-то знаете. Говори, пока не сдох.

— Тебя все равно убьют за это! Зря ты пришила Гоги.

Интересно, почему он такой смелый? Шайль переводит дуло с глаза на плечо. Фейерверк кровавых брызг, осколков кости и ошметков мяса сопровождается грохотом, звоном в ушах, истошным воплем боли. Револьвер опускается ниже, к локтевому сгибу. Выстрел. Еще ниже, к запястью. Выстрел. Шайль не хочет калечить. Она хочет сжечь. Каждый. Пучок. Нервов. И пусть в ушах пищит, а допрашиваемый теряет сознание от боли! Это все — скромная цена за правду.

Шайль отпускает обмякшего парня. Сует револьвер в кобуру. Ремнем волколюда перетягивает его же изуродованную конечность. Хватает за ногу и тащит, оставляя кровавый след. С открытого места в переулок — чтобы можно было успеть смыться, оставшись незамеченной, если нагрянут патрульные.

***

Благодаря врожденной крепости волколюд очнулся после того, как детектив докурила вторую сигарету. Между ними Шайль делала перерыв. Значит, прошло не так уж мало времени, за которое на шум так и не пришли патрульные. Только какой-то мужик решился обобрать мертвого волколюда. Сбежал сразу, как заметил взгляд из переулка, в который ведет кровавый след.

Шайль покосилась на стонущего. Сплюнув, ослабила затяжку ремня. Кровь полилась с новой силой. Пальцы с едва угадывающимся черным лаком пошлепали раненого по щеке.

— Приходи в себя, ты сейчас сдохнешь.

Растекшаяся по земле сопля не особо поняла смысл сказанного.

— Эй! Слышишь? — Шайль насильно оттянула веко, проверяя зрачок. — Давай, поговори со мной, если хочешь жить.

Кажется, в ответ девушку послали туда, где она была прошлой ночью. Покачав головой, Шайль запустила пальцы в одну из кровоточащих ран. Волколюд взбодрился.

— Вирус. Вы сказали, что люди больны уже несколько дней. Откуда вы знаете, если симптомы только ночью появились?

— Болячку распространили три дня назад! — захрипел волколюд.

Щелчок в голове. Три дня назад — тогда Шайль впервые встретила Зельду и обезвредила ее вместе с ёрком. Четыре дня назад открыли сейф.

— С какой целью?

— Без понятия, — хнычет парень. — Отпусти, хватит…

Пальцы выбираются из раны. Шайль брезгливо стряхивает кровь. Нельзя.

— Кто разработал вирус? Человек? Фармацевт?

— Нет, это что-то из другого мира… Но я не уверен!

— Кто уверен?

— Босс наш точно знает больше, но тебя там порвут нахер…

Его голос становится тише и тише. Надо заканчивать.

— Значит, твой босс? Это он все устроил?

— Не-не! Вообще все… Все мы виноваты… И ты тоже.

Удар рукояти револьвера стирает ухмылку с лица волколюда. Шайль смотрит на дуло. Патроны тратить нельзя. Каждый выстрел — на вес золота. Девушка поняла это только сейчас.

«Левиафан М-3» укрывается в кобуре. Раненый подтягивает расстрелянную конечность, с ужасом и болью укладывая ее себе на живот. Хнычет, глядя, как быстро утекает кровь. Волколюд становится все слабее.

Но детектив не сомневается: если оставить этого урода тут, то он, скорее всего, выживет. Нужны ли Шайль «хвосты»? Нет.

Перед тем как девушка показывается из переулка… кажется, раздается хруст. Характерный. Но едва ли его слышит кто-то кроме самой Шайль.

Зато вся улица слышит разъяренную матерную речь. Девушка забыла о сумке, брошенной перед схваткой, и теперь сумки след простыл.

— Сраные извращенцы! — вопит Шайль, показывая средний палец безликим окнам. — Подавитесь, ублюдки!

Ну и похрен. Шайль и так справится: в стареньких кроссовках, спортивках и футболке с молодежной надписью. А потом заработает столько денег, что оденется в платье из бриллиантов и рублевых купюр. И все охренеют от зависти и безвкусицы. Но это неважно. Шайль обязательно принарядится.

***

Остаток пути до дома прошел без «приключений». Вышел рваным. Странным. Будто выдранным из чьего-то кошмара.

Шайль было больно. Несколько долей назад она видела труповозки — теперь она видела только трупы. Брошенные, ненужные. Люди отчаянно не хотят подыхать в своих домах. Чем ближе девушка подбиралась к своему дому, тем больше мертвецов находила. Полиция не добиралась до окраины О-3.

Шайль была зла. Она ненавидела это идиотское дело. Ей казалось, что изначально занималась не тем. Как расследование убийства могло помешать намечающемуся? «Кто убил Бибика?» — этот вопрос не имел никакой связи со случившимся. И теперь девушка просто злилась. Потому что не понимала, что ей делать.

Она ведь полицейский. Она должна защищать город. Но защищать стало нечего — все просто кануло в пучину. Не сегодня так завтра начнется мародерство, открытый разбой, намеренные убийства. Полицейских меньше, чем обычного населения. Что случится с Освобождением? Оно вымрет? Или сюда отправят войска?

И почему именно сейчас? На южных ледниках ведется война. Цена — Всемирье. Все расы хотят уничтожить, превратив в подножный корм, и какой-то урод решил, что самое время устроить геноцид? Для чего, ну для чего?! Будто мало проблем было…

Дом встречает Шайль тишиной. В подъезде ни звука. Ни одного трупа. Ни одной дорожки рвоты. Пахнет как обычно. Это могло бы успокоить, но почему-то напрягает только сильнее. Девушка поднимается на свой этаж. Вытаскивает из щели между дверью и косяком бумажку. Заходит в тихую, темную квартиру. Запирается. Опускается на пол, прижимаясь спиной к двери.

— Блядь… — шепчет, жмурясь и скрежеща клыками.

Сколько всего она потеряла в этот день? Можно даже сосчитать: четыре патрона, сумку с вещами… общей стоимостью десять рублей. Работу. Источник мяса. Огромный кусок нервов.

Все, что у нее осталось, это четырнадцать выстрелов из «Левиафана». Целая шкура. Старенький комплект спортивной одежды. Квартира. Четверть банки кофе. И шмат злости.

Достаточно ли этого, чтобы пережить кризис в Освобождении? Может быть. Чтобы надрать задницу ответственным? Нет, этого мало. Или… может, это будет изящным самоубийством? Шайль представила себя, ворвавшуюся в гнездо волколюдов. Скольких она успеет отметелить, прежде чем умрет? Ну, если стрелять очень метко, то десяток трупов оставит после себя.

— Нет-нет, мисс Шайль, сегодня вы адекватны и спокойны, — шепчет девушка, поднимаясь с пола.

Первым делом кофе. В пачке еще есть немного сигарет, так что традиционный вечер на балконе устроить получится.

***

Теперь Гириом не стоит на соседнем балконе. Гириом стоит рядом. Его мощное плечо прижимается к Шайль.

— Полный пиздец, — вздыхает волколюд, глядя на небо.

Девушке не пришлось рассказывать много: парень и так знает о случившемся. Что-то из газеты, которую читает на работе. Что-то подслушал у лавки мясника, которая ранним днем еще была открыта. Что-то рассказал тот хрыщ — Хойк. Продавцы часто собирают в голове набор сплетней. Даже продавцы музыки в дебрях О-3.