Я прикусываю губу, чтобы подавить улыбку.

— Серьезно, да?

Он хватает мою руку и кладет ее себе на грудь.

— Как сердечный приступ.

Его кожа под моей ладонью горячая на ощупь. В тихой части меня, я знаю, что он опасен. Но остальное, громкий, кричащий голос в моих ушах, говорит мне провести руками по его груди. Расстегнуть молнию на его джинсах, залезть в его боксеры и обхватить пальцами его толстую, пульсирующую эрекцию.

Эван втягивает воздух, когда я глажу его. Он смотрит вниз, наблюдает за мной, его живот сжимается.

— Хороший выбор.

Без предупреждения он отводит мою руку и разворачивает меня. Я хватаюсь за край стола, чтобы не упасть, когда он поспешно стягивает с меня шорты, обнажая мою голую задницу. Он сжимает мою теплую плоть одной рукой, мурлыкая благодарный звук. Я слышу, как открывается и закрывается ящик стола, а затем раздается треск обертки от презерватива. Его пальцы скользят между моих ног, находя меня влажной, а затем я чувствую, как он трется о мою разгоряченную кожу, когда наклоняется, чтобы прошептать мне на ухо.

— Я не возражаю, если ты хочешь быть громкой.

Меня пронзает трепет.

Он оставляет поцелуй на моем плече, пока тащит свою эрекцию вперед моего ноющего ядра, прежде чем медленно проникнуть внутрь меня. Положив одну руку мне на бедро, а другой запутавшись в моих волосах, оттягивая голову назад и выгибая спину, Эван заполняет меня полностью. Мои ногти впиваются в потертый стол, когда я отталкиваюсь, принимая его. Изысканная боль затуманивает мое зрение и учащает пульс.

— Черт возьми, Жен. — Он выдавливает из себя слова. Дает мне еще один поцелуй. Я выдыхаю его имя, потому что не могу больше выносить неподвижное ожидание ни на мгновение. Я просто уже хочу его. Мне нужно, чтобы он избавил меня от страданий.

Эван скользит рукой вверх по моей спине, под рубашку, расстегивает лифчик и позволяет ему соскользнуть вниз по моим рукам. Я хватаю его руку, направляю ее к своей груди. Тем не менее, он упрямо отказывается двигаться.

— Почему ты дразнишь меня? — спрашиваю я.

— Потому что я никогда не хочу, чтобы это заканчивалось. — Его большой палец касается моего соска в самой легкой из ласк.

Я стону от отчаяния и сопротивляюсь ему, терзаясь о его член.

Тихо посмеиваясь, он поднимает другую руку и сжимает обе груди.

— Лучше?

— Нет, — бормочу я. — Ты все еще не двигаешься. — И ощущение всей его длины, находящейся внутри меня, совершенно неподвижной, — это новая форма мучения. Кислород не поступает в мои легкие. Моя кожа в огне, и я близка к самовозгоранию.

— Дыши. — Его голос мягок в моем ухе, его пальцы играют с моими сосками. — Сделай вдох, детка.

Я делаю прерывистый вдох, и как только воздух наполняет мои легкие, Эван медленно выходит. Я на середине выдоха, когда он скользит обратно, посылая волну ощущений по моему телу.

Моя голова откидывается на его плечо, ощущая каждый дюйм его тела. Удовольствие покалывает в моих сосках и сжимает мою сердцевину, когда он двигается внутри меня, медленно и обдуманно. Когда я не могу подавить потребность в одиночку, я перемещаю его правую руку себе между ног.

— Я близко, — шепчу я.

— Уже?

— Слишком хорошо. — Вырывается прерывистое дыхание. — Скучала по тебе внутри меня.

Это вызывает у него удовлетворенное рычание. Он проводит пальцем по моему клитору. Сначала нежно, затем более настойчиво, когда я стону для него. Вскоре я начинаю дрожать, прислоняясь к нему для поддержки, когда оргазм захлестывает меня.

— Ты великолепна, когда кончаешь, — шепчет он мне в шею.

Пока крошечные вспышки удовольствия продолжают танцевать внутри меня, Эван наклоняет меня над столом. Он берет мои бедра обеими руками и входит в меня сильными, сильными толчками. Только правильная интенсивность. Относится ко мне так, словно это его последняя ночь на Земле.

Я поворачиваю голову, чтобы посмотреть на него, пораженная необузданной потребностью, темнеющей в его глазах, блаженной дымкой. Когда наши взгляды встречаются, он замирает, постанывая во время оргазма. Он проводит руками по моей спине, успокаивая мои мышцы, покрывая поцелуями мою чувствительную плоть. Я насытилась и выдохлась, тяжело дыша, когда он отходит, чтобы выбросить презерватив.

— Я собираюсь взять Gatorade[8], — говорит он, закусывая губу и пристально глядя на меня. — Тогда мы делаем это снова.

Эван

— Итак, я должна тебе кое-что сказать, — говорит Шелли после того, как наш официант усаживает нас за столик с видом на воду. Это был ее выбор поужинать в этом высококлассном ресторане, и, когда я беру меню и смотрю на цены, я уже предполагаю, что я буду тем, кто оплачивает счет.

Более того, я теперь чертовски подозрительный, потому что каждый раз, когда моя мать начинает предложение со слов “мне нужно тебе кое-что сказать”, за этим обычно следует признание, что она снова уедет из города или что она на мели и ей нужны деньги. Это всего лишь второй раз, когда я вижу ее с тех пор, как согласился дать ей еще один шанс; на прошлой неделе мы обедали недалеко от бюджетного отеля, где она работает уборщицей.

Она не просила у меня денег во время той встречи, но я не должен был предполагать, что это будет длительной тенденцией.

Заметив мое настороженное выражение лица, она быстро машет рукой, отметая мои опасения.

— Нет, нет, ничего плохого. Я обещаю. — Но она не уточняет. Ее щеки слегка розовеют.

— Что такое? — Я настаиваю, только чтобы быть прерванным нашим официантом, который возвращается, чтобы принять наши заказы на напитки.

Шелли просит газированную воду. Я прошу светлый эль, что может оказаться рискованным шагом, в зависимости от новостей Шелли. Однако на прошлой неделе я проверял себя, смогу ли я жить под тем дурацким девизом, который я дал Жен на вечеринке на прошлой неделе: учись соблюдать умеренность. Я бы никогда не стал навязывать Женевьеве алкоголь, когда она помешана на трезвости, но лично я хотел бы иметь возможность выпить пару кружек пива за покерным вечером, не беспокоясь о том, что это зайдет слишком далеко.

— Ты знаешь, как я всегда любила делать прическу, макияж и тому подобное? — Шелли неловко ерзает на стуле, одной рукой теребя стакан с водой. — Довольно хороша в этом тоже.

— Да?.. — Я не знаю, к чему она клонит.

— Итак, ну, я разговаривала с Раей… ты знаешь, та коллега, о которой я рассказывала тебе на прошлой неделе.

Я киваю.

— Правильно. Цыпочка с психованным малышом, которая убила их золотую рыбку.

Шелли брызжет слюной от смеха.

— Эван! Я же говорила тебе, детка, это был несчастный случай. Кэссиди всего три года. Она не знала, что рыба не может дышать в воде.

— Звучит так, как сказал бы психопат.

Моя мама громко фыркает, что заставляет пару за соседним столиком смотреть на нас с глубокими хмурыми взглядами. На женщине нитка жемчуга и шелковая блузка с высоким воротом, в то время как мужчина раскачивает аскот в горошек. Я удивлен, что они не делают все возможное, чтобы заставить нас замолчать. Они выглядят как шушары[9].

Мы с Шелли обмениваемся взглядами, закатывая глаза, момент общего юмора, который заставляет меня на мгновение запнуться. Для нас это совершенно новый опыт общения матери и сына. Я имею в виду, ужинать на набережной, обмениваясь заговорщическими взглядами по поводу встревоженных посетителей рядом с нами.

Смеяться вместе. Это нереально.

И все же я не совсем ненавижу это.

— В любом случае, — говорит Шелли, поднимая свой стакан. — Не уверена, упоминала ли я об этом раньше, но у Раи есть вторая работа. По выходным работает в парикмахерской. И вчера она сказала мне, что ее салон открывает еще один и собирается арендовать кучу кресел.