— Звучит заманчиво, — говорю я.

Мы прогуливаемся по дощатому настилу в сторону Two Scoops, где он покупает нам пару рожков мороженого. Мы продолжаем идти, проходя мимо семей и других пар. Подростки бегают вокруг, целуются в тени. Это приятная ночь с теплым бризом соленого воздуха, который дает малейшее облегчение от жары. Харрисон держит меня за руку, и хотя я позволяю ему, это кажется неправильным. Противоестественно. Ничто не сравнится с чувством предвкушения и тоски, которое возникает при прикосновении к человеку, которого не терпится поцеловать, к тому, кто заставляет нервничать, возбуждает кончики пальцев.

В конце концов, мы оказываемся перед старым отелем. В последний раз, когда я видела это место, оно было зияющим, стены рухнули, мебель и мусор вывалились наружу. Во время урагана Маяк был практически уничтожен. Теперь, как будто этого никогда не было. Практически новый, со сверкающим белым фасадом и зеленой отделкой, блестящими новыми окнами и крышей без каких-либо отверстий. Теперь, когда девушка Купера владеет этим местом, я, вероятно, никогда не буду допущена внутрь.

— Удивительно, что им удалось сделать с этим местом, — говорит Харрисон, восхищаясь ремонтом. — Я слышал, что он должен открыться осенью.

— Я любила это место, когда была ребенком. На мой шестнадцатый день рождения мой папа пригласил меня и моих друзей на спа-день. Нам сделали маникюр, сделали уход за лицом и все такое. — Я улыбаюсь при воспоминании. — Они дали нам халаты и тапочки, воду с огурцами. Все эти модные штучки. Возможно, это звучит глупо, но я помню, как думала, что это самое красивое место. Все это темное дерево и латунь, картины на стенах, антикварная мебель. Именно так, по моему представлению, должны выглядеть дворцы внутри. Но, знаешь, дети такие глупые, так что… — Я пожимаю плечами.

— Нет, это не глупо, — уверяет меня Харрисон. — У нас был юбилейный ужин моих бабушки и дедушки здесь много лет назад. Они подавали всю эту действительно красивую еду для настоящих богачей, потому что моя семья хотела устроить для них особую вечеринку и мой дедушка так разозлился, что продолжал кричать на официанта, чтобы тот просто принес ему мясной рулет. Клянусь, — смеется Харрисон, — он ушел с той вечеринки, как будто это была худшая ночь в его жизни. Между тем, семья потратила немалое состояние, чтобы удовлетворить его.

Мы обмениваемся еще несколькими историями, и в конце концов он провожает меня обратно к моей машине, припаркованной у ресторана. Хотя большая часть моего раздражения из-за неприятного момента рассеялась, ничто не делает эту часть ночи менее неловкой.

— Спасибо, — говорю я. — За ужин, но на самом деле за то, что был таким милым. Ты не должен был быть.

— Хочешь верь, хочешь нет, но я отлично провел время. — Его серьезное выражение лица говорит мне, что он на самом деле имеет в виду именно это.

— Как ты вообще можешь оставаться в таком состоянии? — Я требую, сбитая с толку им. — Ты такой позитивный и оптимистичный все время. Я никогда не встречала никого, похожего на тебя.

Харрисон пожимает плечами.

— Кажется, что для того, чтобы быть другим нужно прикладывать много усилий. — Как истинный джентльмен, он открывает мне дверь. Затем, неуверенным жестом, он хочет меня обнять. Честно говоря, это облегчение — не танцевать весь этот танец вокруг поцелуя. — Я бы хотел позвонить тебе, если ты не против.

У меня нет возможности подумать о возможности второго свидания.

— Отойди от машины, — кричит голос.

Нахмурившись, я оборачиваюсь как раз вовремя, чтобы заметить помощника шерифа Рэндалла, пересекающего улицу. В нем есть что-то подлое. Взгляд, который намеревается причинить вред.

— Положи ключи на землю, — командует он.

Ради всего святого. Я прикрываю глаза, когда он приближается с фонариком и светит мне в лицо.

— Это моя машина. Я не собираюсь ее красть.

— Я не могу позволить тебе водить машину, — говорит Рэндалл, положив руку на его служебный ремень.

— Что? — Я смотрю на Харрисона, ища подтверждения, что это не галлюцинации. Потому что Рэндалл не может быть серьезным. — О чем ты говоришь?

— Расти, — робко говорит Харрисон, — я думаю, ты совершаешь ошибку.

— Я ясно видел молодую леди, стоящую в нетвердой манере и опирающуюся на дверь для поддержки.

— Чушь собачья, — плюю я в него. — Я едва притронулась к бокалу вина час назад. Это притеснение.

— Я должен сказать, Расти, я был с ней всю ночь. — Харрисон мягок и вежлив, представляя собой неопасное противоречие бессмысленным утверждениям Рэндалла. — Она говорит правду.

— Я тебе уже говорил, малыш, — говорит Рэндалл с почти злорадной жестокой усмешкой. — Это не то, на что ты хочешь тратить свое время. Если она не спит, то либо накачана наркотиками, либо пьяна, выставляя себя на посмешище на весь город. — Он издает саркастический смешок. — Если бы пьянство и беспорядки были милями для часто летающих пассажиров, она могла бы заказать кругосветное путешествие. Не так ли, Женевьева?

— Пошел ты. Мудак. — Я знаю, что пожалею о словах, даже когда они слетят с моих губ, но я не утруждаю себя тем, чтобы сжать губы.

Приятно выпустить это наружу, каким бы безрезультатным оно ни было. Короткая фантазия о том, чтобы завладеть его перцовым баллончиком, мелькает в моей голове.

Едва заметное подобие ухмылки приподнимает уголок рта Рэндалла. Затем, наморщив лоб, он приказывает мне встать за машиной и пройти полевой тест на трезвость.

Моя челюсть открывается от шока.

— Ты это не серьезно, — протестует Харрисон, который явно начинает понимать, какой полный придурок Рэндалл.

— Нет. — Я скрещиваю руки на груди и подумываю о том, чтобы просто уехать. Бросая вызов Рэндаллу, чтобы он остановил меня. Эти старые инстинкты разрушения и неповиновения возвращаются с удвоенной силой. — Это нелепо. Мы оба знаем, что я не

пьяна.

— Если ты не выполнишь законный приказ, ты будешь арестована, — сообщает он мне. Рэндалл практически пускает слюни от перспективы надеть на меня наручники.

Я поворачиваюсь к Харрисону, который, хотя и явно встревожен, пожимая плечами, признает, что он ничего не может с этим поделать. Серьезно? Какой, черт возьми, смысл встречаться с полицейским, если он не может вытащить тебя из сфабрикованной передряги с недовольным эгоистом?

Что меня действительно бесит, так это то, что Рэндалл получает удовольствие от этого. Он любит использовать свою власть, чтобы унизить меня. Не желая устраивать сцену, я подхожу к заднему бамперу и оцениваю Рэндалла холодным взглядом.

— Что бы вы хотели, чтобы я сделала? Офицер.

Улыбка растягивается на его лице.

— Ты можешь начать с чтения алфавита. Наоборот.

Если он думает, что это ослабляет меня, он жестоко ошибается.

То, что не убивает меня, делает мой гнев сильнее.

Эван

По какой-то причине, в моей голове эта встреча проходила лучше. Я подумал, что это будет очаровательно, в нашем безумном стиле. По крайней мере, заставит ее смеяться. Потому что, как бы она ни доставляла мне неприятности в свое время, она всегда уводила это на второй план, заставляя меня ревновать и раздражаться, пока я не срывался и не врывался, чтобы бросить ее через плечо. Потом мы трахались и снова были крутыми.

На этот раз не так.

Я запускаю обе руки в волосы и смотрю на темную воду за длинным пирсом. После того, как Жен вылетела из ресторана, а ее придурковатый кавалер дал мне несколько неубедительных советов оставить ее в покое, я вышел сюда, чтобы подышать свежим воздухом и привести голову в порядок. Но пока все, что мне удалось сделать, — это сокрушаться о том, как сильно я скучаю по Жен.

С усталым выдохом я засовываю руки в карманы и покидаю пирс. Поднимаясь по ступенькам на тротуар, где мой байк припаркован вдоль бордюра, я не совсем уверен, на что смотрю, пока не слышу голос Жен через дорогу, говорящей полицейскому с направленным на нее фонариком отсосать.