***

— Кеннет, ты слышишь меня? Приходи уже в себя. — Сквозь вату, которой набили уши? до меня доносился смутно знакомый голос. В теле болела, казалось, каждая клеточка, все же такого физического ущерба я никогда еще не получал. Хотелось снова погрузиться в ту спасительную и лечебную дремоту, из которой меня пытались зачем-то вытащить, но мои желания почему-то никто в расчет сегодня явно не берет. Меня снова окатили не просто холодной, а ледяной водой, поэтому пришлось резко открывать глаза, чтобы элементарно отплеваться и прочистить нос.

Я находился все в том же подвале, только не подвешенным к потолку, а лежащим на полу в центре комнаты рядом с тем единственным пустым столом, предназначение которого я так до конца и не понял. Руки связаны не были, но алые полосы на запястьях, словно с них сняли кожу в том месте, где они соприкасались с веревкой, и затекшие кисти после длительного нахождения в вынужденном положении не давали ощущения свободы в этих самых руках, судя по ощущениям, их просто не было. И это далеко не обнадеживало, потому что следующим этапом должна будет прийти боль, которой мне и так с лихвой хватало. Обведя комнату мутным взглядом, пытаясь сфокусироваться на расплывчатых очертаниях, я увидел Эриксона, который протягивал мне полотенце. Меня трясло мелкой дрожью, а многострадальное тело отказывалось слушаться, поэтому вытянуть руку вперед и ухватиться за спасительную тряпку я так и не смог. Райс, глядя на мои потуги, быстро подошел и грубо вытер голову и плечи, потом практически сразу накинул на меня тяжелое, колючее одеяло. Спустя несколько долгих минут, в течение которых я пытался громко не стучать зубами, эта пытка тряской начала, наконец, уходить, и я задал единственный вопрос, который хотел задать с момента моего носильного пробуждения.

— И что это ты вдруг стал таким добреньким? Не все выяснил, что хотел? Решили метод пряника попробовать? Не получится. Лучше уж убей сразу, как ты поступил с собственным братом. — Волна горечи и опустошенности от потери единственных дорогих мне людей на фоне моральной и физической пытки начала захлестывать меня с головой. Единственное, о чем я мог думать, это как умереть не просто так, а затащить как минимум этого урода с собой. Самое главное я понятия не имею, откуда ко мне пришло знание того, что Эриксон сотворил, ведь, когда меня зашвырнули в портал, и Лорен и Иельна были живы. Но откуда-то я знал, как знал о том, что это правда.

— Кеннет, послушай меня и слушай внимательно, — тихо на грани слышимости проговорил он, практически мне в ухо. Я уже более осмысленно обвел глазами комнату, но никого кроме Эриксона там не увидел. Ручной Тени видно не было, но это не значит, что его не было поблизости. Я ничего ему не ответил, только хмыкнул. В моем нынешнем положении я только и могу делать, что сидеть и слушать, потому что тело до сих пор меня слушаться не желало. — Кеннет, что-то произошло, и я не знаю что, но постараюсь выяснить. Последнее, что я четко помню — это как закрыл за тобой вход в туннель. Потом какая-та череда неярких и затуманенный образов, с которыми мне стоит разобраться, благо мне это сделать проще, чем обычному человеку. Я не снимаю с себя ответственность за смерти Лорена и Иельны, но я это сделал не по собственной воле. Я постараюсь тебя вытащить, слышишь? Не смей предаваться апатии, ты меня понял?

Он резко отстранился от меня, под все тот же противный звук несмазанных петель. В комнату вошел мужик, который так и не представился, но довольно вяло, что уж тут говорить, хотя и вполне ощутимо пытался добыть из меня информацию, в сопровождении мужчины средних лет с легкой проседью в черных волосах. Одет он был в деловой строгий костюм черного цвета, а серые глаза, наполненные мудростью и превосходством над окружающими, моментально напомнили мне, кто передо мной стоит, хотя я видел этого человека мельком все два раза в своей жизни.

Вошедший господин смотрел на Эриксона с непередаваемой смесью высокомерия и какой-то брезгливости, словно нахождение рядом с ним, и то, что они дышат одним и тем же воздухом, задевают его прямо за живое, но он вынужден терпеть, потому что это его долг. Когда-то он и на меня смотрел примерно так же, если не хуже, но в то время я списывал подобное отношение на свой статус практически раба и некоторое презрение к моей персоне не считал чем-то их ряда вон выходящим. Но сейчас, перед ним находится не раб в ошейнике, а глава так называемого Синдиката, который как я понял в настоящее время выполнял не последнюю роль в реорганизации силовых и преступных структур, а значит имел реальную власть и мог доставить Совету большую кучу неприятностей, если бы, конечно, захотел. Хотя, может быть, я не понимаю некоторых нюансов общения с людьми более низкого происхождения, когда перед ним находится герцог, ну, чисто теоретически конечно, и не все с эти согласны, но равного пэру, и все же это чванство, ярко выраженное самолюбование и чрезмерная гордыня, как минимум, слегка обескураживали.

— Ты узнал, где находится информация? — говорил он сквозь губу, словно обращался к своему слуге и интересовался, куда тот засунул его любимый плащ. Может Райс все же говорил правду, про то, что действовал не по собственной воле. Потому что я не могу представить себе гордого Эриксона, который всю дорогу будет терпеть подобное обращение. Он все-таки Райс, а значит мог в один далеко не прекрасный момент вскипеть и тогда всем бы стало весело. Вспомнить хотя бы ту же Иельну, которую неплохо так окрутили, правда, та совсем ничего не могла вспомнить. Похоже, кто бы не влиял на мозги этой непростой семейки, действовал он по стандартному плану без какой-то изюминки, и напрочь выбросил из головы, что конкретно этот Райс — телепат, и с ним подобные штуки могут не сработать, как, впрочем, в итоге и получилось.

— Не совсем, но я очень близко. — Райс наклонил голову, словно сожалея о том, что не сделал все вовремя. Прямо послушная вышколенная горничная, а не глава Синдиката. Что бы там с ним не сделали, но это уже перебор. Надо бы намекнуть Эриксону, чтобы тот не переигрывал. Хотя, с нашим посетителем невозможно переиграть в подобострастии, он все примет за чистую монету и будет только ярче светиться от самодовольства.

— Ты слишком долго копаешься, Эриксон. Совет не доволен. И лучше бы тебе поторопиться, потому как недовольство Совета никому не советуется испытывать на своей шкуре. Он что-то сказал?

— Да. Артефакта у него нет. Он его передал третьему лицу, о котором до сих пор упорно молчит и закрывается от меня. Но он на пределе. Дайте мне еще час и все будет кончено.

— Эриксон, не заставляй меня ждать, через час я навещу тебя снова.

— Спасибо за оказание доверие, пэр Харьер. — И Эриксон поклонился, чуть ли не распластался на полу перед Харьером. Нет, все-таки переигрывает. Тот мед, которым был насыщен его голос, неплохо бы склеил чью-нибудь высокопоставленную задницу, начни Райс сейчас ее лизать. Смерив Эриксона очередным пренебрежительным взглядом, Харьер не спеша направился к выходу из комнаты. За все это время он ни разу не посмотрел на меня, словно я был невидимым, и он меня попросту не заметил. Тень, имени которого я до сих пор так и не узнал, открыл перед ним дверь, но выйти они не успели.

В комнату ураганом влетело несколько человек, двое из которых взяли под контроль Тень, заблокировав возможность совершить им малейшее движение, один довольно жестко блокировал пэра Харьера, который от неожиданности и испуга несколько раз открыл и закрыл рот, видимо, пытаясь что-то сказать или позвать на помощь, но из его горла так и не вырвалось ни единого звука. Он только выпучивал глаза и раздувал щеки, но не мог ничего произнести. Эриксона в то же самое время вихрем снесло к стене, буквально впечатав спиной в необработанные камни. Наверное, это было больно, но я даже злорадно улыбнулся, пусть хоть немного почувствует, что чувствовал я совсем недавно. Я не мог поверить своим глазам, таращась изо всех сил, молясь только об одном, чтобы это не была игра моего сломленного сознания. Морган и Эвард довольно спокойно удерживали своего собратья по культу Доргона, который в свою очередь внешне совсем никак не реагировал на происходящее, просто смотря в одну точку перед собой, однако по первому же резкому требованию кинжал в ножны он вложил, не пререкаясь и не делая лишних телодвижений, которые могли повлечь за собой телесные повреждения различной степени тяжести. Элойд физически никак не влиял на пэра, стоящего перед собой и выпучившего глаза так, что они, казалось, вот-вот вылезут из орбит, только приказал молчать, приложив палец к его губам. Лорен же пристально смотрел на своего брата, с каждой секундой сильнее надавливая на кинжал, приставленный к горлу Эриксона.