— Кира, — в дверь стучит Игорь.

— Да?

— Мы еще кое-что не сказали, — заглядывает в комнату.

— Самое время сказать.

Игорь заходит и плотно закрывает дверь. Молчит минуту и тихо говорит:

— Раз мы женимся, то будет правильно нам с твоей мамой съехаться.

— Это намек, чтобы я искала квартиру?

— Нет! — он испуганно вскидывает руку. — Я хочу, чтобы вы переехали ко мне в дом.

— Это странно, — помахиваю палочкой.

— Почему?

— Мама пусть переезжает, но я-то вам зачем?

— Я буду тебе папой… — неуверенно говорит Игорь и слабо улыбается.

— Я же не маленькая девочка, чтобы с мамой переезжать к ее мужу, — я смеюсь и добавляю, — и можно я не буду называть тебя папой? Пожалуйста.

— И, что, ты тут одна останешься? — Игорь хмурится и на его переносице проявляется глубокая морщина.

— Мне уже много годиков и я буду рада пожить одна. И, давай, ты маме об этом скажешь, ага?

Игорь кивает и оставляет меня в потоках терпкого дыма. Ему стоит быть с мамой потверже и построже, а то она его точно запишет мне в отцы и будет требовать, чтобы я поменяла отчество.

Сижу среди незнакомых людей и пребываю в изумлении. Свадьбой я бы происходящее не назвала. Мы в подвале одного из жилых домов, перед мамой в красном сари и Игорем в белой рубашке стоит таз с тлеющими углями, а над ними гудит вытяжка, которая с шумом всасывает дым.

Тут чисто. На полу — белый кафель, ровные стены окрашены в приятный бежевый, но мы в подвале! И этот подвал все называют храмом Кришны. И люди тут все походят на блаженных безумцев. Игорь сильно выделяется среди них, и я подозреваю, что он в секту вступил ради забавы.

Тощий и морщинистый брахман в балахоне и тюрбане зачитывает мантру. Мама сидит бледная, но счастливая. Глаза сияют, и я удивляюсь тому, как быстро у нее с Игорем всё закрутилось. Мне кажется, что они сразу решили быть вместе и влюбились с первого взгляда. Мама все у меня выспрашивала, а точно ли я не против Игоря и их скорой свадьбы, но так и не получила от меня осуждения. Если Игорь в силах сделать ее счастливой, то я бы не была против свадьбы и на следующий день после их встречи.

Кто-то опускается рядом на коврик. Чую терпкий парфюм, а глаза мамы вспыхивают гневом. Игорь сжимает ее ладонь, и мое ухо обжигает шепот Виктора:

— Здравствуй, Кира.

Я киваю. Сердце подпрыгивает, по шее и позвоночнику бегут мурашки, но я не подаю вида, что я в шаге от обморока. Явился, а я уже выдохнула и расслабилась. Мантра сливается в неразборчивое бормотание, и я не чувствую ладоней, будто они растворились.

Вдох и выдох.

Вдох и выдох.

Чувствую его взгляд на лице и хочу исчезнуть. Больно. В сердце вскрылись трещины. Какая я глупая. Решила, что Виктор не успел исполосовать мою душу, но нет. Ему удалось глубоко вонзить когти. Дышать нечем в облаке его парфюма.

Брахман окропляет руки и головы мамы и Игоря. Спрашивает согласие на брак, и я медленно моргаю. Будет неприятно, если я сейчас грохнусь без чувств. Игорь и мама кивают и обмениваются цветочными гирляндами. Брахман что-то брызжет в тазик с углями, вспыхивает трескучий огонь, и я вздрагиваю. Виктор сжимает мою ладонь, и я ее медленно вытягиваю из теплых пальцев. Сердце готово разорваться. Воздух пахнет горелым маслом.

Мама и Игорь кидают в огонь по горсточке зерна. Темный и едкий дым поднимается к вытяжке. Брахман опять бубнит мантру, после которой молодожены обходят тазик по кругу. Кто-то плачет и с улыбкой вытирает слезы, а мне тяжело сделать вдох. Грудь сдавило раскаленными обручами.

— Благословите своего брата и сестру, — брахман отходит в сторонку.

Присутствующие один за другим встают и одаривают объятиями Игоря и обеспокоенную маму, которая косит на меня и Виктора встревоженные взгляды.

— Торжество любви, — шепчет он, и я молча и медленно поднимаюсь.

Шагаю на ватных ногах к маме. Обнимаю ее и целую в лоб, следуя примеру остальных гостей.

— Кира…

— Поздравляю, ма, — обхватываю ее лицо ладонями, — будь с Игорем самой счастливой.

— Кира, — шепотом повторяет мама.

Я подмигиваю и заключаю широкого Игоря в неловкие объятия.

— Не обижай мою маму.

— Не буду, — горячо заверяет он. — Кира, я ему назвал ненастоящий адрес. Отправил в другой конец Москвы.

— Все в порядке, — чмокаю бледного Игоря в лоб и отхожу к гостям.

Наблюдаю, как Виктор поднимается цветастого коврика, шагает к маме, которая в молчаливой ярости поджимает губы. Одергивает пиджак, заключает ее в объятия и что-то шепчет на ухо. Когда он отстраняется, матушка смотрит на него широко распахнутыми глазами.

— А кто это? — заинтересованно шепчет девица в розовом сари и краснеет. — Какой симпатичный.

— Друг жениха, — глухо отвечаю я.

— Игорю стоило нас предупредить, что у него такие интересные друзья, — хихикает с другой стороны вторая девица. — А он свободный?

— Свободный, — коротко киваю я.

Мама переводит взгляд на меня. Какая-то она испуганная. Слишком испуганная, словно услышала от Виктора очень плохую весть. Мерзавец, решил свадьбу моей мамы расстроить?

Обнимает Игоря, который хмурится и нехотя выслушивает напутствия босса. Пожимает ему руку, разворачивается и плывет с улыбкой в мою сторону. Пячусь, просачиваясь между хихикнувших женщин и девушек бледной тенью.

— Позвольте, — холодно обращается он к ним, пробираясь ко мне, и глаз с моего лица не сводит. — Прошу прощения.

Отступаю к холодной стене, и Виктор встает рядом. Слишком близко. Так близко, что наши мизинцы касаются, отчего по моей руке пробегает волна дрожи.

— Что ты сказал маме?

— Что ты сказал моей маме? — повторяю я вопрос.

Из колонок в углу внезапно льется музыка, и гости начинают кружить вокруг мамы и Игоря, растягивая напевы с “Харе кришна”. Мы с Виктором за ними, потому что будет странно, если мы проигнорируем пляски. Повторяем движения руками, ногами и тоже восхваляем Кришну.

— Что ты… — цежу сквозь зубы и мило улыбаюсь, — Харе Кришна, — и вновь порыкиваю, — сказал моей маме? Харе Кришна… Харе рама…

Песнопения сливаются в единую густую реку. Стены и потолок вибрируют от десятков голосов.

— Что я… — Виктор кружится вокруг своей оси, — Харе Кришна… — хлопает в ладони, — люблю тебя… Харе рама…

Плыву в потоке людей и только через минуты три у меня сердце подскакивает к горлу.

— Харе рама, — натянуто улыбается Виктор, притоптывая ногами, и сдавленно шепчет, — Великий Отец и меня одарил светом любви… Харе Кришна…

— Нет у тебя сердца… — сердито рычу я, — Харе… Харе… Чтобы одаривать тебя светом любви…

Сердце мотыльком трепыхается в груди, но мозг отказывается верить Виктору.

— Велик Кришна… — руками над головой складывает в лодочку и делает волну, — сердце мне вернул… Харе Кришна… И бьется оно надеждой…

— Лжец! — рявкаю я и останавливаюсь, и все гости тоже замирают. Я выдыхаю через нос и скалю зубы. — Отвали от меня!

И убегаю. Пролетаю через подвальные помещения и кидаюсь вверх по лестнице.

— Кира! — летит мне в спину сердитый рев Виктора. — Стой! Кира!

Выскакиваю в летние сумерки, а за мной выныривает Виктор.

— Оставь меня в покое! — взвизгиваю я. — Твои игры делают мне больно! Ты ушел! Думаешь, явишься и солжешь мне, а я растаю?

На улицу гурьбой высыпаются всполошенные кришнаиты во главе с Брахманом. Вперед шагают злая мама и обеспокоенный Игорь.

— Я не играю, Кира, — глаза Виктора недобро вспыхивают, и он делает ко мне шаг. — И не лгу.

— Отвали от меня! Опять эти свои штучки по соблазнению, да?!

— Я люблю тебя, — хрипло и сдавленно отзывает Виктор, будто обещает мне голову свернуть. — Люблю. И я к врачу сходил.

— Надеюсь, к психиатру… — отступаю.

— К хирургу, Кира, — глухо порыкивает, — детей от тебя хочу. И, может, тебя подташнивает по утрам?