Я, правда, верила, что выдержу что угодно. Но если он продолжит, если скажет это…
— Брось. Ты что, не узнаёшь меня?
— Молчи!
— Ты пьяная? До сих пор утешаешься вином? Я польщён.
— Молчи! Молчи!
Калека прошёл к треснутому зеркалу в раме, в которое я смотрелась во время примерок.
— Я не настолько изменился, чтобы ты поняла это только сейчас. Сущность — да, но не внешность. — Он долго изучал своё отражение. Потом снял верх одежды, обнажая мускулистый торс, покрытый белёсыми рубцами, аккуратными и симметричными — ритуальные узоры, а не боевые шрамы. — Разве раньше я выглядел иначе? Волосы были длиннее, только и всего. — Калека посмотрел на меня. — Я знаю, тебе нравились мои волосы. Они быстро отрастут, не плачь так.
— Ты врёшь! — повторяла я настойчиво, мой протестующий крик скатился в бормотание. — Ты можешь отобрать у меня что угодно, только не это. Это святое, не касайся этого! Чили не имеет к тебе никакого отношения. Она лучшая из нас, ей было уготовлено место Метрессы. Она — моя единая, я бы её узнала с первого взгляда…
Наблюдая за мной, Калека тихо проговорил:
— Да, я что-то такое припоминаю. — Он взглянул на своё отражение. — Ты всегда идеализировала меня, это восхищало и раздражало одновременно. Когда ты смотрела на меня с обожанием, я готов был пойти ради тебя на всё. Никто больше не смотрел на меня так. Но, в то же время, никто и не унижал меня так часто, как ты. Только тебе это сходило с рук, кстати. Я ни с кем больше не церемонился и никому ничего не доказывал, а просто убивал любого, кто сомневался в моей силе и моём превосходстве. Так что в итоге даже Калеки склонились предо мной. Они признали меня своим лидером, но ты… Даже после того, что я наговорил тебе, ты лишь укрепишься в мысли, что я «лучшая из вас»? А время только усугубило твоё состояние, очевидно.
Слова «усугубить состояние» от него прозвучали подобно шутке.
— Моя несчастная, верная, прекрасная пара… — прошептал он. — Никто из этих ласковых женщин не смог утешить тебя. Никто не оказывал тебе того почёта, который ты заслуживаешь. В этом «великом» мире тебя ждало бы лишь забвение, одиночество и смерть. — Он сказал так, будто сам по себе не являлся олицетворением забвения, одиночества и смерти. — Не бойся, Ива. Я мог измениться как угодно внешне, но не по отношению к тебе. Всю жестокость, на которую я был способен, ты уже увидела, я не обижу тебя больше.
— Не подходи! — оскалилась я.
— В каком-то смысле, я даже рад такой твоей реакции, — рассудил Калека, и это стало ещё более очевидным, когда он разделся полностью. Он был рад, это точно. — Раз ты не узнала меня, значит, я достиг желаемого результата. Я стал отшельником, каким всегда хотел стать, а ты — Ясноликой Девой, как и мечтала. Мы оба получили то, к чему стремились, и оба выжили. — Он медленно выпрямился и расправил плечи, словно предлагая себя. — Ну как тебе?
Мужчина.
Я отвела взгляд, оскорблённая этим зрелищем.
— А теперь, если мы во всём разобрались, можешь исправиться и встретить меня, как положено единой.
Я исправилась. Когда он сделал шаг в мою сторону, я резанула по воздуху оружием, запрещая подходить.
— Обойдёмся без игрушек, Ива. В следующий раз — сколько угодно. Если тебя возбудит вид моей крови? Ради тебя я готов проливать её в любых количествах. — Он отобрал у меня стрелу, и тогда я пустила в ход зубы и ногти. — Ты зла, я знаю. Я поступил с тобой жестоко, но я уже достаточно наказан, поверь. Даже ненавидя, ты не сможешь причинить мне большую боль, чем причинила разлука с тобой. Прекрати сопротивляться, ты ведь тосковала по мне не меньше. Вот так… Так я достаточно близко?
Снова опрокинув меня на спину, он потратил намного меньше времени, чтобы заполучить меня, чем в прошлый раз.
Настоящее единство, о котором я мечтала всю юность и которым была одержима каждое полнолуние, превратилось в унизительную, изнуряющую пытку. Самым же мучительным в ней было осознание, что всё это делает Чили — кто в первую очередь должен был защищать меня от подобного. От Калек. От насилия. Обвиняя меня в том, что я не узнала в нём свою пару, Чили сам обращался со мной как с чужой, игнорируя слёзы и мольбы. Я была его добычей, это был пир истосковавшейся по женщине плоти, месть, а не «настоящее единство».
Он терзал меня, шепча о том, как меня любит, и тут же опровергая это.
Закончив, мужчина долго не поднимался, замерев глубоко внутри меня, будто ожидая чего-то ещё. Или же получая это «ещё», которое было ему приятнее, чем неистовое совокупление: чувство обладания, торжество победы, чисто мужское удовлетворение. Он познал женщину. Я уже не тешила себя надеждой, что это последний раз. Чили явно наслаждался тем, что сделал это и что может делать это теперь как угодно и когда угодно. Его никто не осудит — ни клан Дев, ни клан Калек. Первых он перебил, чтобы преподать урок вторым.
Погладив мои бёдра, Чили со вздохом отстранился.
— Дай мне посмотреть на тебя. — Он остановил меня, когда я попыталась отползти. Его руки заскользили по моему телу. — Мои глаза жаждали тебя увидеть. Я чувствую себя прозревшим, потому что не видел самого главного всё это время. Просто смотреть на тебя — уже больше, чем я мечтал. И я даже не представлял, что смогу снова прикоснуться к тебе так… — Он наклонился для поцелуя, удерживая меня за волосы, и эта хватка совсем не вязалась с нерешительностью его движений. Его рот был искорёжен грубыми шрамами. Он чуть задевал меня губами и сразу отстранялся. — Знаю, я растерял навык… но я отлично помню, как тебе больше нравится.
С этими словами он сместился ниже, к моей груди. Когда-то Чили с презрением обозвал её «регалиями» Дев, а теперь, даже став предводителем наших врагов, он поклонялся ей, медленно и увлечённо, и это было издевательством уже только потому, что моих сестёр убивали по его приказу в этот самый момент.
— Раздвинь ноги, — прошептал Чили, спускаясь поцелуями по моему животу. — Что такое? Стыдишься меня? Опять хочешь вытереться? Очень мило, что ты использовала выращенные для меня маки, чтобы избавиться от моего семени. Я так возбудился, глядя на это… И возбуждаюсь сейчас, даже просто вспоминая, так что, похоже, ты напрасно так старалась. — Он погладил меня внизу, после чего проник пальцами, и я вздрогнула. — Ты течёшь. Но я вытру всё, раз тебя это так смущает.
Разместившись между моих ног, он разглядывал меня, а я закрыла лицо руками. Я чувствовала, как он облизывает мои бёдра, целует «лепестки», языком проникает внутрь. Его дыхание вновь стало тяжёлым, пальцы впивались в ягодицы, он притягивал меня к своему лицу, возбуждаясь от того, как ласкал меня.
Он насытился мной лишь к восходу. В окна заползал розовый свет, озаряя комнату, которая стала выглядеть ещё хуже, чем после первого погрома. И самой разбитой вещью здесь была я. Я лежала на полу, а Чили вытянулся рядом, положив ладонь мне на живот.
Сейчас это казалось невероятным, но ещё вчера, купаясь в озере, я верила, что приму мою пару в любом виде, если Чили одумается и вернётся домой. Но Чили не одумалась и не вернулась. Чили усугубила свою вину передо мной и уничтожила наш дом.
Говоря, что все наши легенды — ложь, и вражда между нашими кланами ничем не обоснована, Чили всё равно пришёл с войной как Калека, хотя мог бы опровергнуть их мирно.
— Моя мать пыталась опровергнуть их мирно, — ответил Чили, и я поняла, что сказала это вслух. — Путем рождения, который должен быть понятен женщинам, но Девы не приняли этого. Тогда я показал им разницу, объявив другую войну. Как мужчина. — Он утомлённо вздохнул. — К чему это удивление? Тем более, от тебя. Ты прекрасно знала меня. Знала, что я никогда не оставил бы это так. Даже простых унижений бы не оставил, но они посягнули на святое.
Но ведь он тоже посягнул. Девы убили его мать, но свою пару он уничтожил сам.
— Моё время Скорби прошло более плодотворно. Ты выращивала цветы, а я — свою собственную армию, — произнёс Чили, но с такой улыбкой, будто всё равно говорил о цветах. — Я воспитал их в ненависти к Девам, так же, как Девы воспитали тебя в ненависти к мужчинам. Я знал, как это сделать, ведь у меня были такие хорошие наставницы. Это особое поколение — выдрессированное, покорное и беспощадное. И сегодня их собственное «последнее испытание». Моё, я думал, тоже… — Очевидно, он его провалил, хотя должен был подать пример. — Я давно планировал вторжение, ждал этот день. Я знал, что справлюсь, но в то же время боялся, что после этого потеряю волю к жизни. Месть была моим смыслом… Я даже не представлял, что обрету тут новую цель.
