В назначенное время Даниель был на седьмой палубе в кают компании. Посередине стоял стол с той же самой едой, что была в столовой, только здесь она была разложена не по контейнерам, а по тарелкам. Донг стоял у стола с видом гостеприимного хозяина, рядом вилась Яника, выхватывая трофеи и складывая их в свою тарелку, при этом энергично поддевая то Донга, то Стивена, который смотрел на стол, не решаясь что-нибудь выбрать, поскольку на столе не было ничего из того, что ему ещё не надоело.

Яника отнесла тарелку Ивану, который сидел в кресле, запрокинув голову, улыбаясь, вслушиваясь в чужие разговоры. Четверых Даниель узнал не сразу. Это была бригада Григора без своей спецодежды. Те стояли у стены с руками за спиной, оперевшись на стену ладонями и время от времени заражали друг друга смехом, комментируя что-то, понятное только им.

Даниель подошёл к Кимберли. Та сидела на полу в дальнем углу. Сел рядом. Он ещё не придумал, о чём заговорить, как вошла Марина в своём белом кителе и попросила всех встать. Кимберли неохотно подчинилась.

Вошёл Григор, держа перед собой ящик виски так, будто тот ничего не весил, и поставил в центр стола. Бригада заметно оживилась. Даниель узнал ящик – один из тех, что привёз человек на катере. За Григором вошёл Амир и поднял руку. Разговоры стихли. Марина встала с одной стороны от Амира, Донг с другой. Амир дождался полной тишины.

– Сегодня мы счастливы. К нам присоединился Донг Кван. Так? Тем более радостно, что Донг предпочёл нас нашим соседям, которые возомнили себя лучшими странами на Земле.

– И на воде, – тихонько пробубнила Кимберли.

– Мы создавали государство Вакаруру таким, каким видим его мы. Так? Приятно, что кто-то ещё разделяет наше видение. Этот праздник в честь вас, граждане и гости нашей страны.

Амир нашёл глазами Даниеля. Даниель кивнул. Из гостей здесь был только он один, при этом удостоился обращения во множественном числе.

– Помимо всего прочего, Донг будет нам здесь полезен. Так? Расскажи, чем ты раньше занимался.

– Работал на производстве, затем в ремонтном бизнесе оператором ремонтных роботов.

Григор перевёл взгляд на Амира, тот медленно кивнул.

– Об остальном, – завершил Амир, – вы сами расспросите Донга. Так? И последнее, что я хотел сказать. Виски сам себя не выпьет!

Со стороны бригады Григора раздалось негромкое «ура».

Амир с Григором удалились. Марина осталась у стола разливать выпивку. Стол исчез за спинами. Кимберли тяжело вздохнула: «Какая пошлятина», – прихватила из ящика бутылку и, удаляясь, поманила Марину за собой. Та ответила одними губами: «Иди, я скоро приду». Кимберли пожала плечами и ушла.

Стивен попытался было стащить бутылку тем же манером, но получил от Марины по рукам. Сделав вид, что не очень-то и хотелось, Стивен прибился к компании рабочих, оставшихся без присмотра бригадира, молчал, отхлёбывал виски и одними глазами посмеивался над чужими шутками, сам в разговорах не участвовал.

Даниель дождался, когда Яника отлипнет от Донга и с обречённой пьяной улыбочкой вернётся к Ивану, и решил, что теперь его очередь общаться с новеньким. Он подошёл к Донгу. Марина предложила им налить. Оба отказались.

– Мне интересно, почему всё-таки Вакаруру? Почему было не попросить убежища от идиотского преследования на соседнем стейленде, если каждый из них независим?

– Они независимы в том плане, что у каждого своё правительство, но при этом, поскольку они организованы схожим образом, плотно друг с другом взаимодействуют. Трудно представить себе беженца на стейленде, при том, что сами их жители в каком-то смысле беженцы.

– В каком смысле?

Заслышав интересный разговор, к ним приблизились Яника с Иваном.

– Это состоятельные люди, которые считали, что их страна с её законами и порядками устроена не лучшим для них образом, поэтому они предпочли купить себе место и гражданство на либертарианском стейленде. Это беженцы, которые в складчину купили себе страну. Поселиться на самом дешёвом, Хайве дороже, чем в Беверли Хиллс.

– Вы тоже такой состоятельный? – спросила Яника.

– Нет. Я шёл прицепом к дурной бабе, из-за которой я здесь. И не просто дороже. Если соседи будут против, вам просто не дадут заселиться. Живут там компактно, поэтому стараются минимизировать дискомфорт. Так что, хотя они и декларируют превосходство свободы, но на деле более зарегулированное сообщество ещё поискать.

– Смотря, как понимать свободу, – заметил Иван.

– В первую очередь они ценят свободу личности. Это сборище индивидуалистов, которые вынуждены взаимодействовать друг с другом и стараются, по крайней мере на словах, не наползать на свободу друг друга. По мне, получается у них так себе. Отсюда армия юристов, а демагогия – национальный вид спорта. Не удивлюсь, если скоро начнут строить стейленды для тех, кто захочет сбежать со стейлендов. Вот умора! Останутся одни юристы, будут судиться друг с другом от нечего делать.

– Я бы пообщался с кем-нибудь из них, – сказал Даниель.

– Зачем? – Яника обожгла горло глотком виски. Вышло хрипло.

– Это интересно. Как люди, сбежавшие к свободе, стали так несвободны? Хотелось бы узнать подробности, детали.

– Я не юрист, деталей не знаю. Да и общаться с ними у меня лично нет никакого желания.

Донг начал заметно утомляться от разговоров и расспросов. Казалось, ещё немного, и он схватит стакан, лишь бы занять чем-нибудь рот. Даниель решил, что на сегодня ему тоже хватит общения и насыщенного алкогольными парами воздуха и поднялся на девятую палубу. Подобранный Мариной костюм прекрасно сопротивлялся прохладному вечернему бризу. Даниель сунул руки в карманы и, чуть раскачиваясь и привставая на носках, чтобы укрепить связь с твёрдой поверхностью, вглядывался в освещённые холодным светом снаружи и тёплым изнутри грани на обитаемых кристаллах соседних государств.

Похожее чувство свободы уже было у него однажды, когда он вышел на улицу после защиты диссертации много лет назад. Но, если тогда он ощущал себя в некоторой нулевой точке, из которой мог выбрать направление движения, то сейчас ноль был абсолютным. Если свобода – это чувство возможностей, которые открывают различные пути, из которых можно выбрать наиболее привлекательный, то сейчас ему казалось, что выбирает он не свой путь, а направление, в которое лучше сдвинуть весь этот мир вокруг, оставаясь самому неподвижным. Существует ли свобода? Его, Даниеля свобода в форме иной, нежели чувства? Как выглядит та модель, та часть его реальности, которая называется свободой? Если представить собственный запас времени жизни в виде пространства, сколь угодно большого, но всё же конечного, ограниченного со всех сторон, то свобода – это пустота внутри него. И ценит свободу тот, кому есть, чем её заполнить. А кому нечем, тот отдаёт свою свободу в пользование, как сдают лишние комнаты в обмен на плату. Незаполненное пространство ноет, тревожит. Иногда его заполняют всяким хламом, лишь бы не оставлять пустым. Способный распорядиться свободой заполняет пространство с выгодой для себя. Свободный жених ищет подходящую невесту, чтобы перестать быть свободным. После реализации свобода исчезает, пространство заполнено, человек больше не свободен. Каждый выбирает себе рамки, строит себе такую тюрьму, в которой ему, как он надеется, будет хорошо. Но рано или поздно в ней становится тесно, а инерция, тяжесть выстроенных прежде рамок и выставленных, пусть и добровольно, ограничений сопротивляются переменам. Можно их разрушить и начать заполнять пространство заново, при этом неизбежно, скорее всего, будет разрушено то, что ещё не потеряло ценность, но слишком плотно вписалось в старую планировку. И следующий вариант заполнения пустоты ждёт со временем та же участь.

Можно внушить себе, что теснота и неудобства – это плата за то, что тебе даёт то, чем пространство заполнено. Надоела работа? Ну, что ж? Не считать же годы учёбы ради неё выброшенными зря. Зато за неё платят деньги. Надоела страна своими налогами, бюрократией или ещё чем? Так сменить её может быть себе дороже, а другая так же может испортиться со временем. И начинаются мечты о свободе.