– Какими вы видите свои персонажи и что вы о них думаете? – спросил Филипп. К его удивлению, первым заговорил Саад.

– Трудно сказать сразу… Лично я много думал о Меркуцио и Кормилице. Под впечатлением от услышанного был, перечитал всю пьесу вечером. Я, если не ошибаюсь, даже в одном месте нашел имя кормилицы. Мы все кормилица да кормилица, а у нее ведь, скорее всего, и имя есть… – Говоря это, он вытащил из кармана маленький томик в мягкой обложке и начал его быстро листать, пробегая глазами по страницам. – Вот, нашел: Анжелика. Скорее всего к ней по имени обратился отец Джульетты, когда они утром начинали готовиться к свадьбе. Причем так игриво, как будто он летает от счастья. Или может быть даже он с ней заигрывал? Правда, может быть, это было обращением к матери Джульетты – леди Капулетти, ведь они обе…

– Хорошо рассуждаешь. Смело, – подбодрил его Филипп. – Это вполне возможно. А свою роль пересмотрел? Ты у нас кто?

– Сеньор Монтекки, отец Ромео.

– Отец, значит, Ромео? – интригующе заговорил Филипп, скрестив пальцы рук. – И сколько же лет твоему сыну? И как зовут тебя, Сеньор Монтекки, отец Ромео?

– Лет ему шестнадцать-семнадцать, еще тинейджер, а как меня зовут… – говоривший все медленнее Саад вконец замолк.

– Свою роль значит не пересмотрел, – произнес Филипп с деланой печалью в голосе. – Никто по ходу не пересмотрел роль Монтекки?

Все молчали. Ох как хотелось Филиппу, чтобы они увидели то, что он обнаружил, читая тексты Шекспира, чтобы разделили его восхищение и изумление новым миром, открывателем которого он когда-то явился. Но он сам провел годы в поисках, а детям, только и думающим о том, как бы сдать свой спектакль, нужно было помочь все это разглядеть, заражая их одновременно любовью к театру как таковому.

– Давайте для начала разберемся в том, сколько действующих лиц в пьесе. Я не спрашиваю точной цифры, потому как там есть слуги, музыканты и просто горожане, но главных, ключевых действующих лиц все равно несколько больше, чем вы думаете. Их два десятка с небольшим, из которых у нас в распоряжении всего шестнадцать. И число это мы увеличить не можем… Сцены со слугами есть?

– Их нам предложили убрать, мол, таким будет наш новаторский подход, – сказал Артур.

– Убрать слуг, убрать музыкантов, убрать того, этого – так в конце концов можно и Шекспира убрать! Но ведь у него каждый персонаж что-то делает, что-то доводит до нас. Слуги со своими грязными языками – это наш холст, наш быт, на который мы должны были бы посадить всю пьесу. Без них результат получится скорее всего стерильным. Но давайте все-таки попробуем спасти ситуацию. Мы перенесем основную массу на наших новых персонажей, которых мы с вами и создадим.

Он достал из внутреннего кармана блокнот с ручкой и тот самый томик, который решил взять с собой. Блокнот он отложил, а книжку раскрыл. То была немного потрепанная книжка с щетиной из разноцветных закладок, с помощью которых он быстро нашел искомую страницу.

– Кто такой Кузен Капулетти? – спросил Филипп, глубоко вздохнув.

Пренебрежительно поморщившись от услышанного им неуверенного «какой-то родственник», он добавил:

– В некоторых редакциях его называют Второй Капулетти.

Больше версий не поступало. Все притихли и ждали разъяснения.

– Нет, это честно неудивительно, вы упустили этот и, явно, многие другие моменты, и, мне кажется, Шекспир этого и добивался. Будучи читаемы как самые обычные книги, его пьесы могут показаться нам необычайно унылыми и плоскими. Однако, как я уже отмечал, Шекспир был искусным практиком. Он верил в то, что писал, и нам нужно хорошо поработать, если мы хотим почувствовать его значимость. Это нам поможет переосмыслить всю нашу работу. Это должно нас заразить желанием. Кто знает, может быть, это кому-то и откроет дорогу в жизнь.

Так вот, Кузен Капулетти, или второй Капулетти, это некий родственник отца семейства, который появляется всего один раз за всю пьесу. Он появляется лишь однажды, чтобы сообщить какие-то цифры, произнести какое-то имя и напомнить о каких-то событиях. Запомните на всю жизнь: если у Шекспира появляется некий персонаж, который дает нам такую информацию – хватайтесь за него, потому что он – наш ключ к загадкам, которые мы, к сожалению, даже и не замечаем.

Увы, у нас очень мало времени, поэтому я не буду просить вас дома самостоятельно разбирать ту или иную сцену, а просто быстро открою вам глаза на суть вещей. Спойлеров здесь быть не может – трагедии уже несколько сотен лет, – но вот открытия будут литься на вас одно за другим.

Мне нравится, что режиссер доверил роль Ромео Мартину. Мне нравится то, что он выглядит взрослым, мне нравится, что он о чем-то думает, но мне не нравится, о чем именно он думает. Из милого спора двух родственников – Кузена Капулетти и самого Капулетти – мы узнаем, что двадцать с лишним лет назад глава семьи принимал участие в некоем действе в масках, – Филипп своим тоном и взглядом дал понять, что он имел в виду, – произошедшем в дни свадьбы некоего Люченцо. Во время этого действия случилось нечто неприятное, о чем оба семейства не хотят говорить и из-за чего не скрывают ненависти по отношению друг к другу. И возраст ребенка, родившегося в том семействе, Капулетти оспаривает у своего старшего родственника со словами: «Это ты мне будешь говорить сколько лет его сыну?!». У нас был персонаж без имени, теперь у нас есть имя. Щелк!

Филипп щелкнул пальцами и игриво взглянул Сааду в глаза.

В зале стояла гробовая тишина. Шестнадцать пар глаз и ушей внимательно следили за происходящим. Даже те двое за барной стойкой, с удовольствием слушали речь Филиппа, благо были свободны. А он, довольный, созерцал момент раскрытия этих коконов, в которых ожидали своего рождения прекрасные души, которым предназначено было летать и делать мир прекраснее.

– Маленький персонажик с цифрами, именами, событиями. Если находите такого у Шекспира – цепляйтесь за него. Что это нам дает?

– Если все так, о чем мы думаем, – начала Я'эль, – то выходит, что Ромео – сын…

– Давай-давай, смелее, договаривай!

– Сын Капулетти?!

– И не поэтому ли он вхож в дом Капулетти, всячески опекаем, и даже на возражения Тибальта последний был пристыжен, а?

– Но тогда их свадьба…

– Умница… Яэль тебя зовут, верно?

– Правильнее говорить Я'эль, с двумя ударениями, – уточнила она и закончила: – тогда их свадьба будет означать кровосмешение? Вы это имели в виду?

– Как же нам не хочется, чтобы все было именно так, верно? Я думаю, что Шекспиру тоже этого не хотелось, и он дал нам еще один набор из имени, цифр и событий.

Он пролистал страницы книжки ближе к началу, еще немного, и стал читать третью сцену первого акта, в которой появляются Джульетта, ее мать и ее кормилица, которая, вспоминая возраст Джульетты, упоминает о землетрясении, произошедшим одиннадцать лед назад, во время которого ее дочь Сюзанна, ровесница Джульетты, погибла под обломками. Родители же ее были на тот момент в отлучке. Филипп читал, будто пытаясь прожить за каждого героя. Вот наивная Джульетта что-то лопочет, пытаясь не перечить матушке, которая, в свою очередь, держится сдержанно, даже как-то холодно. Кормилица же словно курица кудахчет – говорит, говорит, смеется, спорит сама с собой…

Филипп дочитал сцену до конца и закрыл книгу. Двое за барной стойкой задвигались и тихо начали о чем-то друг с другом говорить. Они никоим образом не мешали работе группы. Все происходило в головах юных актеров, и уже начинало отдаваться в их сердца.

Филипп ждал. Они тоже. И когда их взгляды встретились, улыбки озарили их лица. Улыбались их сущности, и Филипп видел это.

– Шекспир никоим образом не утверждает, что Джульетта не является дочерью Капулетти. Нет. Но он все же дает нам маленькую надежду на то, что та любовь, которая появится на краю могилы, будет чистой любовью, любовью законной и оправданной. С этой надеждой мы и сделаем ваш спектакль.