Митька ничуть не заподозрил моего тонко выстроенного хитрого диалога. Сказал, ткнув на печку пальцем.
— Так вон же у тебя картошка в чугунке стоит на плите. И с мясом, наверное, если ты вчера не съел. Ты же при мне вчера варил!
Он замолк, перевел на меня вопросительно-подозрительный взгляд, сдвинул брови.
— Или ты не помнишь?
Я отмахнулся, хохотнул неумело:
— Да помню я! Чего ты, шуток не понимаешь! Конечно, варил! Вчера!
Я пошел к печке, чтобы еще и уйти от пристального Митькиного взгляда, поднял крышку, глянул внутрь. Из чугунка на меня смотрели три репы и одна квадратная темно-серая штука. Пригляделся: квадратная — это шмат мяса. Я взял его рукой, понюхал — похоже свинина — откусил. Сочная, хоть и холодная, мякоть таяла во рту, жир потек по губе, я быстро подхватил его языком.
— Вкуфно, зафаза! — прошамкал я полным ртом. — А фетьку я фе фублю!
— Какую редьку? — удивился Митька, подошел, заглянул в котелок. — Ха, Никифор Иваныч, опять шутить изволит! Картошку редькой называет!
Я остановил жевание, строго посмотрел на Митьку.
— Мы же договорились, что между собой — Ник!
— Ой, да, Никиф… Ник! — пробормотал Митька, покраснев. — Просто шутка такая, я и…
— Да какая шутка-то! Что это за картошка такая?
— Да обычная картошка, чего Вы! Редька-то — во! — Митька изобразил руками примерно арбуз.
Я перестал жевать на секунду, потом взял себя в руки, заулыбался как можно шире.
— Так конечно! — хлопнул Митьку по плечу. — А удалась шутка-то? А?
Митька скромно улыбнулся, махнул рукой.
— Да ну Вас… тебя, Ник! Шутки у тебя… Раньше так не шутил!
— Да? — спросил я серьезно. — А что, грустный был, потому что умный? — и кивнул на стеллажи с книгами.
— Да нет, конечно. Просто не так часто и не так, э, весело что ли…
— А как? — спросил я, непринужденно откусывая снова. Очень интересно стало узнать об этом Никифоре как можно больше.
— Ну, — Митька задумался, почесал подбородок, глядя в потолок. — Ну, как-то не так смешно, и не про еду или там про отнявшиеся ноги.
— Понятно, — сказал я, загребая из котелка не умещающуюся в ладони «картошку». — Это пройдет, уверен.
Я понюхал, лизнул, откусил — и правда картошка. Ароматная, рассыпчатая, крепкая какая-то, плотная. Одним словом — не городская. А какая, тут же подумал, деревенская? ГМО что ли? Пестициды? А, плевать, жрать охота, а эта простая еда будто создана для простого, незамысловатого поглощения. Именно не для гурманства, а элементарного и быстрого насыщения тела необходимыми для жизнедеятельности калориями.
Блин, во я загнул! Никифор что, на самом деле умный такой?
Уж точно не я…
Стоя так, держа в одной руке шмат мяса, в другой картофелищу, откусывая по очереди и не без удовольствия жуя, спросил.
— Так ты мне про лес не ответил, Митька! — потом подумал секунду, добавил, кивнув на книги. — Что мы там по ботанике изучали?
— Да Вы что, Никифор Иваныч, я ж это в каком году-то проходил!
Я строго посмотрел на него, пропустив мимо ушей, что он опять меня по этому дурацкому имени-отчеству прозвал. Ну, думаю, молча прощу, я ж сейчас учителя включил, вот он и отвечает, как ученик.
— Ну, что помню, — промямлил он. — Ну, мы живем в средней полосе, климат обычный.
Он посмотрел на меня. Я кивнул, мол, продолжай, правильно пока.
— Э, ну что еще. Много лет назад была Большая Вспышка, почти все погибли. Зато Лес стал развиваться и стал главным на Земле, поглотив всё, что создало Человечество — города, заводы. Вот.
Я перестал жевать, медленно кивнул: дальше?
— Ну, и сейчас кроме Леса ничего больше нет! Людей почти не осталось. Много погибло сразу, многие изменились. Но вот такие, как мы — остались чистыми, потому что Лес нас спас. Он нас охранил от заразы, и мы ему благодарны за это!
Я положил остатки еды обратно в котелок, вытер руки о рубаху, опустился на стул. Прижал трясущиеся ладони к коленям. Чтобы Митька не видел моего испуганного, ошеломленного взгляда, опустил взор в пол. Между ног пробежало мелкое насекомое, отдаленно напоминающее таракана.
— Что-то не так, Ник? — спросил Митька, присаживаясь напротив.
— Все так, правильно, Митька. Садись — пять.
Кашлянул в кулак и, не поднимая глаз, задал второй вопрос.
— А почему все такое большое, а, Митрофан?
— Так, это, — невозмутимо продолжил мой ученик. — Цивилизация когда вся погибла, то через сколько-то там, не помню, сотен лет кислорода стало больше, ну и, поэтому все стало лучше расти. Но, это только предположение, научно, само собой, не доказано. Вот.
Я молча поднял на него взгляд. Митька улыбался. Потом задумался и добавил.
— А еще, я вспомнил, есть мнение, тоже научно не доказанное, а только подтвержденное на практике, что после Вспышки произошли сильные мутации, как среди животных, так и среди растений, и поэтому тоже все стало быстро расти, меняться. Мне, честно говоря, эта гипотеза нравится больше.
— Это почему?
— Потому что на самом деле много новых форм и видов появилось. Животных, растений, в общем-то, всего живого. И даже неживого. И до сих пор появляется. Многие виды обрели новые способности. Например, зайцы еще в позапрошлом годе на деревья не прыгали, а теперь — нате! Думаю, они из Черного леса сбежали. Ну, как-то так. Вроде.
Етитское мясо, подумал я, это ж куда меня, к чертовой бабушке занесло? Вспышки, кислород, мутации, зайцы древесные. Вот почему деревья большие! Кислород и мутации! Твою ж дивизию!
Но как? Как я-то сюда попал? Я же из этого, как его, двадцатого? Или уже из двадцать первого века? А сейчас тогда какой, если Вспышка была сотни лет назад?
— Молодец, Митька, — проговорил я как можно спокойнее. — А какой сейчас год? Это, так сказать, уточняющий вопрос.
Митька покраснел. Ответа не знал, что ли? Смотрел на меня странно, но, не заметив подвоха, отчеканил с серьезным видом.
— Триста семнадцатый год от Нового Сотворения!
Я просто упал лицом в ладони. Чтобы не показывать улыбки.
Что это за год!?
Не-е-ет! Из нас двоих кто-то точно сошел с ума, и я подозреваю, что все-таки не я! Как я этого боялся, но теперь точно уверен — это секта!
Придумали конец света, ушли эти отшельники в лес, надели на себя тряпье какое-то, придумали себе новые летоисчисление, веру, правила!
Все сходится! Точно!
И меня сюда притащили! Сволочи!
Но зачем же я им тут нужен?
Странно. Загадочно.
И тревожно.
Еще и вылечили меня. Я же точно помню, что ходить не мог!
Хотя, с одной стороны, деревья-то на самом деле какие-то нереально большие. С другой стороны, я что в тайге сибирской был? Нет. А там эти кедры только так растут, наверное, в глуши где-нибудь, где не ступала еще нога нормального человека. Ясно, что эти сектанты забрались в непролазную глушь — тут к гадалке не ходи. В уме всплыла карта России, где «цивилизованно» заселена только пятая часть до Урала, а дальше — этот самый бесконечный Лес! У нас Россия-матушка бескрайняя! Наверняка еще много где никто не был, и между городами сотни, а то и тысячи километров! И экология, кстати, там тоже нетронутая выхлопными газами!
Но какие-то сомнения все же одолевали меня. Были нестыковки в этой логике.
Я же точно знал, что жил не в тайге, в глуши.
Как же я здесь оказался?
Но такой конкретно провоцирующий и компрометирующий вопрос я задать улыбающемуся Митьке не решился. Когда нормальный человек серьезным голосом, в интеллектуальной беседе задает настолько глупый вопрос — это как-то сразу прямая дорога к психиатрам в палату к Наполеону…
Митька тронул меня за руку.
— Ник, тебе надо на собрание идти. Время!
И кивнул за окно.
Я проследил за его взглядом. Через мутное стекло ничего, кроме очертаний соседнего дома не увидел. Спросил.
— Какое собрание? Что-то я задумался…
— Так это, как же, собрание Совета Общины!
— А! — сделал я вид, что вспомнил. — Точно! Сегодня же это, как его? — я пощелкал пальцами, будто вспоминая.
