И что же все-таки со мной случилось?

Меня тем временем по воздуху торопливо несли на руках эти двое. Я сопротивлялся, едва касаясь земли ногами.

— Подождите, э, товарищи! — наконец, возмутился я. — Отпустите меня! Я сам хочу!

— Не время! — возразил бородатый, продолжая тащить меня. — Выродки где-то недалеко, как бы не нарваться!

— Надо уходить, Никифор Иваныч! — согласился с ним рыжий, который Митька, но все же ослабил хватку и дал знак бородатому. — Отпусти, Поликарп.

— Ладно, — цепкий хват бородатого Поликарпа ослаб, но не отпустил полностью. Он тревожно озирался по сторонам.

Я, все еще не веря своим ощущениям, хотел сделать первый неуверенный шажок, но ноги смело потопали вперед по узкой извилистой тропинке, будто и не были обездвижены больше года. Просто сами взяли и пошли! Как ничего и не было: страха, слез, мучений, отчаяния… Я потрогал ладонями мышцы бедер — крепкие, жилистые, жесткие. Подпрыгнул — они слушались, присел глубоко — им хоть бы хны! Чудо!

Может, мне сделали пересадку? Я был без сознания, а потом очнулся тут? Может тут какая-то народная медицина? И эти люди к ним относятся? Я что-то читал в Интернете о таких лекарях-самородках. Я в какой-то закрытой секте? И теперь, вылеченный, стал у них заложником? И чип в голову какой-то вживили между делом наверняка для контроля? Тогда это точно не самоучки, это высоконаучная, технологичная вещь — чип в мозгах.

Господи, какая-то ерунда получается!

Но почему же я ничего не помню?

— Ну, все, пошли! — сказал бородатый Поликарп и легонько подтолкнул меня вперед по узкой лесной тропке.

Радость вернувшихся ощущений была такой, что непонимание обстановки и легкая, временная, как я надеялся, амнезия ушли на задний план. Я шел по узкой тропке, отодвигая низкие ветки с крупными листьями, и наслаждался каждым шагом, словно первый раз. Мои попутчики не держали, следовали чуть позади, постоянно озираясь по сторонам. Снова сверху закричала птица, уже ближе.

— Едрён-матрён, — тихо выругался бородатый. — Шевелитесь!

Мы зашевелились. Я стал идти так быстро, что мои спутники едва поспевали. Еще бы! На таких-то ногах!

Но радость от исцеления снова уступила место беспокойству: где я, как здесь оказался? И почему меня называют Никифором, если я на самом деле… а кто я?

Я перепрыгивал сочные лопухи, огибал низкие ветки толстых деревьев, искоса поглядывая на этих двоих. Они даже не смотрели на меня, не боялись, что я ускользну от них в густые заросли и не скроюсь в этих джунглях. Значит, доверяли. Значит, хорошо знали меня. И еще знали, что никуда я от них не денусь. Может, потому что чип в голове дает им возможность контролировать и мое местоположение, как датчик джипиэс?

От очередного вскрика странной птицы я вздрогнул. В спину тихо ткнули: мол, не замирай, торопись, Никифор.

Я знал, был абсолютно уверен, что Никифор — это не мое имя, что первый раз в жизни вообще его услышал, не подозревая, что такие имена бывают. Но меня до дрожи пугало то, что свое настоящее имя я, как ни мучился, вспомнить не мог! Это ретроградная амнезия, вспомнилось мне. Когда ничего из прошлого не помнишь, хотя в данный момент чувствуешь себя вполне нормально. Если так дело пойдет, то завтра я не буду помнить, что было сегодня?

Тропинка, виляющая между деревьями, казалась бесконечной. Из-за густой растительности не было видно конца ей.

— А куда мы идем? — задал я очевидный для меня вопрос, остановился и повернулся к ним.

— Домой, куда же еще, — раздраженно произнес Поликарп, наступая мне на ногу. Лапища у него еще та. — Слушай, Митька, что делать-то будем? Ты сам справишься, или к Кондрату его вести?

Митька посмотрел на меня критически, вздохнул, сказал.

— Попробую сам сначала. Не хочу я его сразу к колдуну. Знаешь, ведь, какие у них отношения.

Так, подумал я, значит, у меня тут еще и отношения какие-то существуют. Да еще и с колдунами. И разговаривают эти двое между собой ну так реалистично, будто я на самом деле здесь живу, я часть их секты. Почему же я ничего об этом не знаю?

Здоровяк развернул меня за плечи и толкнул вперед. Мы снова зашагали по тропинке.

Вид у них конечно экстравагантный, как и у меня сейчас. Но угрозы какой-то от них не исходило. По рожам видно — добряки. На похитителей-бандитов уж точно не похожи. Даже наоборот: они спасали меня от каких-то выродков. Кто же они?

И за кого принимают меня?

Становилось все загадочнее, но и… интереснее.

И в этот момент я, шествуя, как пленник, по узкой тропке, решил не сопротивляться, а поиграть в эту игру. Тем более что сопротивляться — себе дороже, видимо. Раз они решили, что я свой, но у меня что-то с головой не так, то пусть так и будет. Будем подыгрывать: шел, упал, очнулся — ничего не помню. Тем более что я шел сейчас — сам, на своих ногах, здоровый, как раньше! Если чудо произошло благодаря этим странным людям в этом странном лесу, то хотя бы из благодарности, я поучаствую в этом квесте. Пока. А там видно будет.

Даже забавно, ведь они меня на полном серьезе принимают за другого человека. Брата-близнеца у меня нет, с двойником — чтоб прямо один в один — ну, это один на миллион, если не больше, и это точно не моя история.

В общем, очень много непонятного, что хотелось бы выяснить. Посмотрим, что будет дальше, будем действовать по обстановке, решил тогда я.

Отодвинув очередную лохматую ветку рукой, я чуть не лбом уперся в неожиданно выросшую огромную стену. Шарахнулся назад, посмотрел наверх — передо мной возвышалось грандиозное сооружение из толстых потемневших бревен, поставленных вертикально, плотно подогнанных друг к другу, заточенных наверху, как карандаши, высотой метров пять. Частокол — вспомнилось. Сверху над этим заборищем выглядывал небольшой козырек, под которым появилось бородатое лицо.

За спиной прогудело, я аж вздрогнул.

— Евдоким, открывай! Мы пришли! — гаркнул Поликарп, и подтолкнул меня в спину.

— Ну, слава богам, нашли пропажу! — прозвучало в ответ.

— Вот мы и дома, Никифор Иваныч, — мягко сказал Митька. — Теперь мы в безопасности.

Меня опять перекосило от этого имени, но среагировал на него почти уже как на свое второе. Что ж, раз в этой игре я Никифор, то пусть будет так.

Послышались глухие, тяжелые стуки, и в цельном заборе, не заметная сразу глазу, отворилась нам навстречу тяжелая большая дверь. Высунулся бородатый Евдоким, улыбнулся, отошел в сторону, вздыхая.

— Чего ж тебя, Никифор Иваныч, в Лес-то понесло? Я ж крикнуть не успел, а ты раз — и только рубаха мелькнула! Кричал потом — бесполезно! Эх!

Первый раз я этого Евдокима видел, но он смотрел на меня радостно, заботливо, терпеливо, словно я сын родной ему. И видно, что доволен моему возвращению.

В спину задышал здоровенный Поликарп:

— Заходи скорей, Никифор Иваныч, не гоже в лесу топтаться!

Я опасливо шагнул в широкий створ. Успел заметить неимоверную толщину бревен, наверное, метр в диаметре. Митрофан и Поликарп заскочили следом, Евдоким быстро притворил тяжеленную дверь, грохнул запор, что-то лязгнуло. А потом снова эта птица в лесу: крикнула, но как-то уже не строго и недовольно, а будто бы удовлетворенно.

— Уф! — выдохнул Митька. — Успели!

— Ну, едрён-матрён, устроил ты нам передрягу! — добавил здоровяк, вытирая пот пятерней. — Меня аж в пот бросило! Ха!

— Слава богам, вернулись все живы и здоровы! — сказал Евдоким, дружески хлопнул меня по плечу и стал забираться обратно на вышку по крутой лестнице.

Я огляделся. Внутри эта крепость выглядела не менее экзотически. Узкая улочка — две машину не разъедутся — была плотно заставлена низкими домиками, сложенными из таких же массивных бревен. Между ними были узкие проемы, но покатые крыши сверху смыкались, образовывая непрерывную изогнутую линию. Окошки маленькие — вдвоем тесно смотреть в такое, но зато рамы мощные, не перешибешь. Улица была метров сто, не больше, и заканчивалась таким же массивным частоколом, слегка возвышавшимся над крышами домов. За массивным частоколом огромной скалой вставал плотный лес. Я бы даже сказал Лес. Как выяснилось позже, это определение было прямо в точку.